Россия и Америка в XXI веке
Россия и Америка в XXI веке На главную О журнале Свежий выпуск Архив Контакты Поиск
Подписаться на рассылку наших анонсов

E-mail:
?2, 2009
ВОЕННАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ
ПОСЛЕ КАВКАЗСКОГО КРИЗИСА 2008 ГОДА[1]
 
Сизов В.Ю., канд. воен. наук, доцент,
руководитель Центра военно-стратегических исследований ИСКРАН, 
e-mail:[email protected]
 
Аннотация. Статья посвящена рассмотрению сущности военной политики России после завершения операции по принуждению агрессора к миру, проведенной вооруженными силами РФ в Южной Осетии в августе 2008 г. Автор полагает, что итоги и уроки военной операции не внесли кардинальных изменений в приоритеты внешней и внутренней военной политики государства, однако они стимулировали некоторые изменения в строительстве вооруженных сил России, которые носят, скорее, субъективный характер и вряд ли повысят общий уровень обороноспособности страны.
Ключевые слова:военная политика РФ, военная реформа, вооруженные силы РФ.
 
Russian Defense Policy after 2008 Crisis in the Caucasus
Vladimir U. Sizov
PhD, Director, Center for Military-Strategic Studies
 
Annotation.The article examines the essence of the Russian defense policy after the peace enforcement operation in South Ossetia conducted be the Russian armed forces in August 2008. The author supposes that the results and lessons of the military operation didn’t bring into life fundamental changes of the Russian external and internal defense policy’s priorities. Nevertheless they caused some changes of the armed forces’ structure that can be viewed as artificial and would not promote the overall raise of the country’s defense capabilities.
Key words: Russian defense policy, military reform, Russian armed forces.
 
Военная политика Российской Федерации после короткого, но ожесточенного[2] вооруженного конфликта между Грузией и Россией в августе 2008 г. находится в центре внимания руководителей и специалистов всех субъектов международных отношений, занимающихся обеспечением безопасности не только в евро-атлантическом регионе, но и в мире в целом.
Это связано с рядом причин. Во-первых, вооруженное столкновение в Южной Осетии стало свидетельством того, что потенциал войны в Европе не исчерпан.
Россия впервые в своей новейшей истории применила военную силу для разрешения межгосударственного конфликта против своего соседа – бывшей республики СССР.
Более того, Россия ясно дала понять, что этот случай может стать не последним, если ее вновь спровоцируют на такой шаг. Выступая 5 сентября 2008 г. на пресс-конференции по итогам заседания Совета коллективной безопасности ОДКБ, президент РФ Д.А. Медведев заявил: «Россия выступала и выступает за политико-дипломатическое урегулирование спорных проблем, но при необходимости мы готовы и впредь жестко отстаивать свои интересы – это основной урок того, что произошло…»[3]. Последущее заверение («Вновь хотел бы подчеркнуть, конфронтация – это не наш выбор. Этим все сказано»[4]) вряд ли было буквально воспринято лидерами непризнанных национально-государственных образований на территории бывшего Советского Союза и в других странах. Если в Косово и Южной Осетии применение военной силы привело к достижению политической цели – самоопределению, то чем это не пример достойный подражания.
Во-вторых, применение военной силы Россией было расценено Западом как намерение «восстановить советскую империю» военным путем и, соответственно, дало еще один импульс резко ускорившейся в начале XXI в. гонке вооружений, в том числе и на Кавказе.
Следствием конфликта стало резкое ухудшение военно-политических отношений между Россией и НАТО, что сыграло на руку представителям военно-промышленного комплекса обеих сторон.
Россия вновь практически стала потенциальным противником Запада.
Российская же оценка причин и возможных путей выхода из закавказского тупика диаметрально противоположна взглядам из Вашингтона и Брюсселя. Москва полагает, что существовавшая на 8 августа 2008 г. система обеспечения европейской безопасности с опорой на НАТО доказала свою неэффективность и требует кардинального, если не полного, обновления. Обращаясь 5 ноября 2008 г. с Посланием к Федеральному Собранию, президент России подчеркнул, что локальная авантюра тбилисского режима поставила под сомнение эффективность международных институтов обеспечения безопасности, дестабилизировала основы глобального порядка. «Фактически зафиксировано формирование качественно новой геополитической ситуации. Августовский кризис лишь форсировал наступление “момента истины”»[5].
Однако инициатива Москвы по созданию новой архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе была проигнорирована Западом. Декларация юбилейного саммита НАТО в апреле 2009 г. прямо определила перечень институтов, которые будут обеспечивать безопасность в Европе – НАТО, ЕС, ОБСЕ и Совет Европы[6]. Другой документ саммита – «Заявление о безопасности Североатлантического союза»[7] – добавил к ним ООН и Африканский Союз, но не заметил соседние СНГ и ОДКБ. Подобное идеологическое противостояние никак не способствует формированию общих подходов к разрешению потенциальных конфликтов не только на Кавказе, но и в других регионах.
В-третьих, причина вооруженного конфликта не была ликвидирована, более того, она обострилась. Признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии стимулируют реваншистские настроения в Грузии. Следующая военная операция по восстановлению территориальной целостности Грузии, если она начнется, может привести к развязыванию локальной войны на Кавказе. И Россия не может на это не реагировать, она вынуждена повышать боеспособность группировки своих войск на Северном Кавказе.
В-четвертых, результаты и уроки вооруженного конфликта вынудили руководство России опять обратиться к решению проблемы реформирования вооруженных сил страны, повышения их боеготовности и боеспособности, активизировали внутреннюю военную политику государства, а также военную политику России на постсоветском пространстве. Прошедший после вооруженного конфликта на Кавказе год показал, что военная политика России в этот период была подвержена влиянию различных факторов военно-политического, но главным образом, экономического характера как внешней, так и внутренней направленности.
Намеченные российским руководством цели очередной реформы вооруженных сил, избранные способы их достижения и первые результаты ее осуществления требуют научного обобщения для повышения качества и эффективности текущей военной политики государства. Этому и посвящена настоящая статья.
 
О причинах «возвращения» военной реформы
Причин начала очередной военно-реформаторской кампании две:
  • реальной военной реформы в России не было (были планы, но не было результатов);
  • итоги применения вооруженных сил России в операции по принуждению Грузии к миру заставили руководство страны наконец-то увидеть истинное состояние вооруженных сил (и признать, что это общенациональная проблема, но опять вне контекста военной организации государства) и осознать, что России действительно и очень срочно нужны вооруженные силы, способные обеспечить оборону страны и защиту национальных интересов на международной арене.
С момента распада Советского Союза вооруженные силы России, образованные на базе доставшейся ей части советской армии и военно-морского флота, подвергались постоянным реформам. Причем несколько раз мероприятия по совершенствованию вооруженных сил России, главным образом через сокращение численности личного состава, якобы осуществлялись в рамках военной реформы государства. В 1993 г. численность сооруженных сил составляла 2 млн. 750 тыс. человек, а уже к концу 2003 г. она была чуть больше 1 млн. человек. Но под военной реформой в Российской Федерации принято понимать комплекс экономических, социально-политических, организационно-технических, собственно военных и других мероприятий военного строительства по коренному преобразованию военной организации государства[8].
Таких реформ в государстве не было. Итог ельцинскому периоду военных реформ подвел 11 августа 2000 г. президент России В.В. Путин. На заседании Совета Безопасности РФ, посвященному рассмотрению стратегии военного строительства в России на длительную перспективу до 2015 г. он прямо заявил, что «не выполнялись планы военной реформы в последние десять лет». В послании Федеральному Собранию 2003 г. президент подчеркнул, что в военной реформе ключевыми вопросами являются существенное перевооружение, совершенствование принципов комплектования и улучшение самой структуры вооруженных сил. В том году расходы на военную реформу выделялись отдельной строкой в военном бюджете страны.
28 июня 2005 г. Совет безопасности РФ под руководством президента вновь рассмотрел вопрос «О перспективах развития военной организации России до 2015 г.». В тот день, по-видимому, в последний раз на столь высоком уровне была официально упомянута военная реформа. Во вступительном слове В.В. Путин сказал: «У нас есть соответствующие планы, выработанные и принятые, но ход развития в стране, ход развития военной реформы, перспективы развития экономики диктуют нам необходимость постоянно возвращаться к этой теме и так или иначе корректировать эту программу»[9].
Насколько удачными были эти корректировки с обезоруживающей гражданской откровенностью поведал 12 мая 2009 г. министр обороны А.Э. Сердюков. В интервью «Российской газете» он заявил, что в последние 30–40 лет над вооруженными силами проводили эксперименты, а вопрос о реформировании армии прямо не ставили. Но, тем не менее, по словам министра, его реформа – «это не совсем реформа, а все-таки, как мы говорим, новый облик Вооруженных сил»[10]. Разговор об «облике» мы поведем в третьей части статьи, но для начала следует заметить, что еще 31 мая 2002 г., задолго до «новации» нынешнего министра обороны, Президент В.В. Путин употребил термин «облик» применительно не к внешнему виду, как того требуют толковые и другие словари русского языка[11], а в контексте структурной и функциональной характеристики военной организации. В своем выступлении на заседании СБ РФ он сказал: « Проведены серьезные организационно-штатные мероприятия. Преобразованы в род войск ракетные войска стратегического назначения, созданы Космические войска. На базе ВДВ уже начат эксперимент по комплектованию войск по контракту. Между тем, для формирования качественно нового облика военной организации нам еще предстоит принять и реализовать ряд серьезных политических и организационных решений». С тех пор этот «новояз» ждал своего часа. Но это не самое страшное.
Важнее то, что в период, отнесенный министром обороны к периоду экспериментов (в частности, в 2004 г.), разрабатывались важнейшие государственные документы:
Концепция строительства Вооруженных Сил Российской Федерации на период до 2021 год;
Замысел строительства и развития Вооруженных Сил Российской Федерации на период до 2016 года;
Государственная программа вооружения на период до 2015 года;
Федеральная государственная программа оперативного оборудования территории Российской Федерации в целях обороны страны на период до 2025 года[12].
Если все эти программы так и остались экспериментом, то понятно, почему и в каком состоянии вооруженные силы России находились к августу 2008 г. Более подробно это состояние могут охарактеризовать следующие факты и цифры.
Сошлемся опять на уже упомянутое недавнее интервью министра обороны А.Э. Сердюкова «Российской Газете»: «Из недавнего опыта: чтобы набрать необходимое количество специалистов в ходе конфликта в Южной Осетии, приходилось буквально перетряхивать все виды Вооруженных сил. Мы не могли взять конкретную часть и отправить ее на выполнение задачи – ее просто не было. Это полный нонсенс. Потому и летчиков собирали по всей стране, причем, как правило, не в строевых частях, а в учебных центрах среди преподавателей»[13]. Но другого и быть не могло, если средний годовой налет летчиков истребительной авиации составил в 2008 г. всего 60 часов, а необходимо минимум в два раза больше[14].
Но это вдвойне нонсенс, если вспомнить слова президента В.В. Путина из Послания Федеральному Собранию в 2006 г.: «В 1999 г., когда возникла необходимость противостоять масштабной агрессии международного терроризма на Северном Кавказе, проблемы армии обнажились до боли. … Для эффективного ответа террористам нужно было собрать группировку численностью не менее 65 тыс. человек, а во всех Сухопутных войсках в боеготовых подразделениях – 55 тысяч, и те разбросаны по всей стране. Армия 1 млн. 400 тыс. человек, а воевать некому». То есть в течение десяти прошедших лет эффективность мероприятий по повышению боеготовности и боеспособности российских войск и сил была очень низкой.
И, как следствие, колонны 19-й и 42-й мотострелковых дивизий еще по пути к Цхинвалу потеряли значительное количество техники (в 19-й – более половины). Выручили подразделения ВДВ, имеющие не менее старую технику, но значительно более высокий уровень боевой подготовки[15]. Хорошо, что общая численность вооруженных сил Грузии в августе 2008 г. была чуть больше 20 тыс. человек, а грузинская диаспора в России во время военных действий соблюдала спокойствие.
Сегодня в Северо-Кавказском округе почти не осталось командиров рот и батальонов с боевым опытом. Большинство командиров рот и взводов – офицеры, призванные на два года. Такая же картина во многих других местах: половина офицеров окружного учебного центра Московского военного округа – двухгодичники. Это конечно лучше, чем во время чеченских кампаний, когда две трети командиров взводов воюющей группировки составляли призванные по окончании гражданских ВУЗов офицеры-двухгодичники[16], но все-таки не очень большой за 10 лет прогресс на пути к созданию высокопрофессиональной армии.
Общую картину состояния российских вооруженных сил невозможно оценить без учета уровня их оснащенности основными видами вооружения и военной техники, который на начало 2009 г. составлял от 60 до 100%, доля современных образцов вооружения и военной техники при этом составляла всего 10%[17]. Именно по этой причине в ходе военных действий на Кавказе российским военнослужащим остро не хватало современных приборов разведки, целеуказания, связи и навигиции. Особенно остро чувствовалось отсутствие единой системы обмена информацией, работающей в масштабе времени, близком к реальному.
Очевидно, что трезвая оценка итогов грузино-российского вооруженного конфликта, военно-политической, стратегической и экономической обстановки, в которой в начале осени 2008 г. оказалась Россия, а главное, реального состояния армии и флота, не могла вызвать иной реакции, кроме как «даешь настоящую реформу вооруженных сил», причем срочно и без дополнительных расходов.
Чтобы понять особенности текущей военной политики России, целесообразно проанализировать главные целевые установки, которые государство наметило для нового этапа реформирования вооруженных сил России, и то, как они реализуются на практике.
 
Приоритеты прежние
Первые военно-политические шаги российского руководства после завершения активной фазы операции по принуждению Грузии к миру были обусловлены двумя факторами: поддержкой, в том числе конструктивной критикой, действий армии со стороны российского общества и крайним неприятием действий России со стороны Запада. Видимо, поэтому первые отечественные публичные оценки состояния вооруженных сил на тот период были достаточно оптимистичными и не предвещали «очередной революции» в строительстве вооруженных сил.
18 августа 2008 г., всего через несколько дней после окончания боевых действий, президент России Д.А. Медведев на встрече с военнослужащими ВС РФ, отличившимися в боях в зоне грузино-южноосетинского конфликта, заявил: «Наши Вооруженные Силы преодолели кризис 90-х годов и в настоящий момент являются боеспособными, могут выполнять любые миротворческие операции, защищать жизнь и достоинство наших граждан»[18]. Президент акцентировал внимание на проблемах закупок вооружений и перехода на контрактную систему службы в увязке с решением жилищного вопроса военнослужащих.
30 сентября 2008 г. он объявил, что «утвердил уточненные параметры боевого состава Вооруженных Сил нашей страны до 2020 года»[19]. Президент поставил перед Вооруженными Силами пять главных задач:
1. совершенствование организационно-штатной структуры и системы базирования войск с переводом всех боевых соединений и частей в категорию постоянной готовности;
2. повышение эффективности системы управления Вооруженными Силами;
3. совершенствование системы подготовки кадров, военного образования и военной науки;
4. оснащение Вооруженных Сил современным оружием;
5. решение социальных проблем военнослужащих (денежное содержание, жилищные условия и др.).
Кроме того, президент поставил задачу подготовить к декабрю 2008 г. «четкий план действий на предстоящую перспективу».
Ничего необычного и, тем более, кардинально меняющего военную политику государства в этих задачах не было. Они четко укладывались в приоритеты реформирования и укрепления вооруженных сил, определенные еще в 2003 году «Актуальными задачами развития Вооруженных Сил Российской Федерации»[20]. Тогда к ним были отнесены:
  • сохранение потенциала Стратегических сил сдерживания;
  • наращивание количества соединений и частей постоянной готовности и формирование на их основе группировок войск;
  • совершенствование оперативной (боевой) подготовки войск (сил);
  • совершенствование системы комплектования Вооруженных Сил;
  • выполнение программы модернизации вооружения, военной и специальной техники и поддержание их в состоянии боеготовности;
  • совершенствование военной науки и военного образования;
  • совершенствование систем социального обеспечения военнослужащих, воспитания и морально-психологической подготовки.
Все эти задачи типичны, наверное, для вооруженных сил основных государств мира уже не один десяток лет, за исключением, быть может, задачи, связанной с развитием ядерных сил сдерживания. Так почему же тогда военная политика России с осени 2008 г. стала предметом ожесточенных споров политиков и специалистов и опять расколола российское общественной мнение по «армейскому вопросу»?
Ответ на этот вопрос связан с пониманием причин избранного способа «перехода на новый облик Вооруженных Сил» и возможных последствий нынешней реформы для поддержания потенциала сил общего назначения на уровне, обеспечивающем оборону государства и защиту национальных интересов, как по периметру государственной границы России, так и за ее пределами. Кроме того, необходимо разобраться, на кого возложено финансовое бремя реформы и какими могут быть ее социальные последствия.
 
Имиджмейкерство или военное строительство государства
Способом проведения новой реформы вооруженных сил избрана оптимизация организационно-штатной структуры Вооруженных Сил при максимальной экономии финансовых средств государства. Иными словами, планируется провести сокращение количества соединений и частей в видах и родах войск (ликвидировать дивизионную структуру), сократить численность офицерского состава (при одновременном увеличении доли младших офицеров), ликвидировать институт прапорщиков/мичманов, создать институт профессиональных сержантов. Большую часть необходимых для этого финансовых средств государство, по-видимому, собирается изыскать за счет уменьшения количества соединений и частей и сокращения выплат денежного содержания офицерам и прапорщикам.
При этом приводятся следующие цифры. Количество соединений и частей в Сухопутных войсках уменьшится с 1890 до 172 (сокращение в 11 раз), в ВВС – с 340 до 180, в ВМФ – с 240 до 123, в РВСН – с 12 до 8. В Космических и Воздушно-десантных войсках также были запланированы сокращения, которые сегодня корректируются. Общая численность Вооруженных Сил должна будет составить 1 млн. человек.
Одновременно в три раза уменьшится количество полигонов, используемых для боевой подготовки войск. В Сухопутных войсках их останется 12, в ВДВ – один.
Офицерский корпус предложено сократить на 205 тыс. человек, с 355 до 150 тыс. человек. Первоначально планировалось полностью уволить 140-тысячный корпус прапорщиков и мичманов, причем уже в этом, 2009 году.
Для повышения боеготовности и управляемости группировок войск на стратегических направлениях было предложено сократить количество элементов в системе управления войсками, то есть звено дивизия-полк заменить одним элементом – бригадой. Помимо этого, планируется заменить армии/армейские корпуса оперативными командованиями.
По плану министра обороны, который он обнародовал в начале октября 2008 г., всю эту работу надлежало завершить до 2012 года, хотя предыдущие концептуальные документы по строительству Вооруженных Сил оперировали другими сроками очередного этапа реформирования – до 2016 г.
Однако уже в марте 2009 г. президент РФ был вынужден подкорректировать намеченные за полгода до этого приоритетные задачи «качественной модернизации наших Вооруженных Сил, обретения ими нового, перспективного облика» и уточнить сроки начала некоторых мероприятий. Президент сохранил количество главных задач (их осталось пять), заменив задачу повышения эффективности системы управления Вооруженными Силами на «повышение боеготовности войск, причем не обычное повышение, а качественное повышение, прежде всего за счет стратегических ядерных сил. …, в повестке дня перевод всех боевых частей и соединений в категорию постоянной готовности», поставив эту задачу первой[21].
Краткий анализ уточненных в марте приоритетных задач модернизации Вооруженных Сил РФ позволит нам приблизиться к ответу на вопрос, ведет ли постановка и реализация данных задач к повышению общего уровня обороноспособности и безопасности страны.
Безусловно, первая задача – повышение боевой готовности Вооруженных Сил – первая не только по номеру, но и по значимости для сдерживания потенциальной агрессии против России. Стратегическими ядерными силами можно сдержать развязывание крупномасштабной войны, но будет ли достаточно 172 соединений и частей Сухопутных войск для парирования любых угроз на всех стратегических направлениях, особенно если вдруг возникнет угроза развязывания конфликта на двух или, еще хуже, на трех направлениях.
Может быть и прав новый командующий ВДВ генерал-лейтенант В. Шаманов, когда заявляет: «Если говорить о силах общего назначения, под которыми понимаются воюющие на земле Сухопутные войска, ВДВ и морская пехота, то нам необходимо создать ядро относительно компактной, численностью не более 200 тысяч, но обладающей высочайшим боевым потенциалом группировки быстрого реагирования. То есть мобильные, великолепно обученные и постоянно готовые к боевому применению на любом театре военных действий войска»[22].
Вот только как быть с мобильностью при наличии одного железнодорожного и одного автомобильного пути от Забайкалья до Хабаровска. Как быть с переброской сохраненных (видимо, не малой кровью) соединений и частей ВДВ, если только на переброску одной дивизии ВДВ с материально-техническими запасами требуется до пяти вылетов дивизий военно-транспортной авиации (ВТА), которых просто нет. Правда, министр обороны и тут видит выход из положения. Он полагает, что опыт использования батальонов ВДВ во время августовских событий, когда они «с оперативной переброской прекрасно справлялись»[23], может быть применен и на других ТВД, например на Западном.
Тогда зачем учения «Запад-2009» и «Ладога-2009», почему не ограничиться учениями «Кавказ-2009»? И как бы выглядели подразделения ВДВ в Южной Осетии, не будь за их спиной двух мотострелковых дивизий, которые дислоцировались рядом, а не совершали многосуточный марш и не участвовали в межтеатровых перегруппировках войск?
Ему вторит командующий ВДВ, который считает, что, хотя в ВДВ решено оставить полки и дивизии, десантировать крылатую пехоту целыми соединениями будут редко[24]. Полк ВДВ – не соединение, но в состоянии ли десантировать его сегодня ВТА, никто не берется сказать. По расчетам командующего, наиболее эффективно в конфликтах последних десятилетий десантники воевали небольшими подразделениями (от взвода до батальона). Но в каком конфликте и против кого будут действовать подразделения ВДВ на Западном или Северо-Западном стратегических направлениях – еще один вопрос без ответа. В НАТО на этих направлениях не входят только наши соседи по ближнему зарубежью (без стран Балтии) и нейтральные государства: Финляндия и Швеция.
Налицо противоречия между действительной потребностью вооруженных сил в широкомасштабных комплексных мероприятиях оперативной и боевой подготовке и их соответствием реальной и потенциальной военно-политической обстановке, между задачами группировок сил общего назначения на стратегических направлениях и их маневренными возможностями.
Вряд ли будет способствовать устранению этих противоречий избранный подход к решению второй задачи «оптимизации структуры и численности армии».
Сокращение численности офицеров и прапорщиков планируется без учета предыдущего опыта подобных мероприятий. С 2001 по 2006 г. ВС РФ были сокращены на 200 тыс. человек, а все сокращения с 2006 по 2011 г. по ранее утвержденным планам должны были составить всего 35 тыс. человек. Главным тормозом был социальный фактор: очередь на получение жилья превышала 100 тыс. семей. Теперь, видимо, этим социальным фактором решено пожертвовать. И увольнение за год ста с лишним тысяч офицеров и прапорщиков для нынешних реформаторов не представляет никакой опасности: ведь проводится реформа не военной организации государства (ФСБ и МВД никто публично не трогает), а, как обычно, только одного из ее элементов – вооруженных сил. Полбеды, если бы сокращали только центральный аппарат министерства обороны, основным критерием отбора в который последние 15 лет было наличие московской прописки. Большая проблема в том, как будут решать свои жилищные вопросы более 50 тыс. достаточно молодых офицеров, еще не выслуживших установленные сроки, чтобы претендовать на получение жилья и пенсии. Эти последствия, по-видимому, никто не просчитывал.
Не успев начаться, «оптимизация» структуры ВС, уже подвергается правке: вопрос об институте мичманов, видимо, в стадии уточнения, так как 20 тыс. мичманов должны остаться в строю, а ликвидацию тульской дивизии ВДВ и вовсе отменили. Более того, решено создать еще одну бригаду и полк ВДВ.
Непоследовательность действий по оптимизации структуры видов и родов войск свидетельствует об отсутствии предварительных расчетов по ее проведению даже на краткосрочную перспективу (в сентябре 2008 г. на нашем дворе был уже финансовый кризис).
Об этом же, видимо, свидетельствуют «круглые» цифры новой численности офицеров: 10 тысяч генералов и полковников, 25 тысяч майоров, 40 тысяч капитанов, 60 тысяч лейтенантов и 8 с половиной тысяч человек в центральном аппарате, а численность офицерского корпуса – 15% от общей численности вооруженных сил.
Интересно, где можно ознакомиться с численностью генералов в МВД, ФСБ (или хотя бы ФПС), МЧС и других ведомствах, чтобы сопоставить эти цифры с общемировыми стандартами, как это сделано в отношении ВС РФ.
Выбор «управленческой неуклюжести» дивизий в качестве предлога для перехода Сухопутных войск на бригадную структуру не имеет под собой реальных оснований. Достаточно чуть оглянуться назад: в последние годы дивизии и бригады нормально сосуществовали в составе Сухопутных войск и ни у кого это не вызывало сомнений. Причина в другом – в оптимизации, точнее экономии, финансовых ресурсов. Численность офицерского состава в бригаде в разы меньше.
Что касается боевых действий, то со времен 2-й мировой войны, когда некоторые стрелковые дивизии (численностью в 3–4 тыс. человек) воевали как единый элемент группировки войск, дивизии всех стран мира воевали бригадными или усиленными полковыми группами. В мотострелковой дивизии ВС СССР было 14 тыс. человек, и она создавала группировку в составе трех усиленных мотострелковых полков (3–5 тыс. человек каждая). Мотопехотная дивизия США (около 20 тыс. человек) делила свои 10 мотопехотных/танковых батальонов и подразделения боевого и технического обеспечения между штабами трех бригад, каждой из которых могло достаться от 2 до 5 батальонов.
Сегодня американцы воюют в Ираке и Афганистане боевыми бригадными группами. Но это не потому, что они ликвидировали дивизии, а потому, что так легче осуществлять ротацию войск. Одна треть бригад воюет, одна треть готовится (на территории США), одна треть отдыхает (там же). И еще одно обстоятельство: большую часть огневой поддержки американские бригады получают с воздуха от армейской, тактической и палубной авиации. С этим легче в южном Ираке, но значительно тяжелее в Афганистане. А где сейчас армейская авиация Сухопутных войск ВС РФ? Там же, где и была в августе прошлого года.
Этот вопрос невозможно решить, не выполнив третью задачу модернизации ВС РФ – «оснащение войск новейшими видами вооружений». Скорее всего, это наиболее трудновыполнимая задача, так как начало ее выполнения президент отложил на 2011 г.[25] Выступавший на коллегии МО вслед за президентом министр обороны добавил, что военное ведомство было вынуждено перенести сроки реализации ряда научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.
Невзирая на острый финансовый кризис, бюджет министерства обороны 2009 г. официально практически не подвергся сокращению. Но даже это событие не помогло оборонно-промышленному комплексу страны работать стабильно и эффективно. В начале июня президент был вынужден публично потребовать от руководителей правительства довести до предприятий денежные суммы, полагающиеся им за выполнение работ по госзаказу. И это при том, что с 2010 г. подразделения ВДВ –  наряду с морской пехотой основа будущей мобильной компоненты ВС РФ – должны получать новые модернизированные боевые машины десанта БМД-4М, а количество современной техники в Вооруженных Силах к 2016 г. по планам должно быть не меньше 50%.
В прямой зависимости от поступления новых вооружений находится и главный инструмент обеспечения национальной безопасности России в военной сфере – стратегические ядерные силы. До сих пор не решен вопрос об оснащении ядерных ракетоносцев нового поколения баллистическими ракетами. Испытания «Булавы» продлены. Медленно идет замена старых комплексов межконтинентальных баллистических ракет в РВСН. Ничего не слышно о возможности их переоснащения головными частями в обычном снаряжении (то, что делают сегодня в США).
Медленно идет перевооружение частей ВВС и ВМФ, а ведь только они могут быстро защитить национальные интересы страны за пределами континентальной части России – в эпоху резкого обострения борьбы за доступ к энергоресурсам это особенно актуально. До 2015 г. компания «Сухой» поставит в ВВС всего 60 боевых самолетов, то есть, в среднем, по 10 самолетов в год.
Но сама по себе современная техника без обученных людей, способных ее умело эксплуатировать, ничего не решает. Более того, обученные экипажи без грамотного и волевого руководства со стороны командиров всех степеней мало что дадут для общего успеха сражения или операции. Поэтому четвертая задача – «совершенствовать структуру военного образования», которую в марте 2009 г. президент поставил перед Вооруженными Силами, чрезвычайно актуальна.
Однако обращает на себя внимание детализация этой задачи: привести сеть военно-учебных заведений в соответствие с реальными потребностями в офицерских кадрах. А так как их теперь надо в три раза меньше, то, соответственно, и количество военных училищ, институтов и академий должно быть сокращено с 65 до 10 учебно-научных центров.
Приводятся цифры: ежегодная потребность в молодых офицерах около 7 тыс. человек, а в офицерах с высшим военным или военно-специальным образованием – 1 тыс. человек. Если взять средний срок службы офицера в 20 лет, то видна логика реформаторов: каждый год заменять по 5% (от 150 тыс. человек) офицерского корпуса, то есть по 7500 человек. Непонятно другое: почему офицеров с высшим военным образованием должно быть 12–14% от общего числа офицеров (один из каждых 7–8). Если считать только генералов и полковников (10 тыс. человек, к которым, видимо, отнесли и подполковников), то их должно быть 6–7%. Если к ним приплюсовать майоров (25 тыс. человек), то 15–20%. Может быть, у министра уже есть расписание офицерских должностей, которые должны замещаться выпускниками военных академий, но в это верится с большим трудом – опять погоня за красивыми цифрами.
Крайне непрофессионально выглядят ссылки на якобы значительно меньшие по объему выпускников системы военного образования в других странах. В США каждый вид вооруженных сил (а их, включая береговую охрану, пять) имеет свою академию (базовое военное училище, как, например, Вест-Пойнт, выпускающий ежегодно до 1000 офицеров), офицерские школы родов войск, командно-штабной колледж, военный колледж соответствующего вида вооруженных сил. Но большая часть офицеров приходит в ВС США после учебы в гражданских университетах. О серьезном отношении военного ведомства США к привлечению выпускников гражданских вузов на военную службу может свидетельствовать такой факт: 13 июня с.г. министр обороны США поздравил с окончанием учебы выпускников Вашингтонского университета и изложил им свое представление о том, как они могут найти свое место на государственной службе.
Помимо этого, Университет национальной обороны США (по некоторым показателям его можно сравнивать с нашей Военной академией Генерального штаба, ВАГШ) имеет пять колледжей, в которых готовится будущая военно-политическая элита страны. В университете совместно обучаются представители всех видов вооруженных сил, силовых министерств и ведомств, военно-промышленного комплекса США, а также старшие офицеры других стран. Срок обучения с отрывом от службы/работы – 1 год. Все важнейшие идеологические и программные заявления по военной политике руководство США (президент, министр обороны, председатель ОКНШ) делают, как правило, с трибуны этого университета.
В ВАГШ ВС РФ все обучаются раздельно и по разным программам. Офицеры учатся до двух лет. Представители других министерств (которых в последние годы единицы) – около трех месяцев. В России условий для формирования у будущих государственных руководителей общих взглядов на обеспечение национальной, в том числе военной, безопасности страны, оптимальное распределение государственных ресурсов между министерствами и ведомствами не создано. Стоит ли после этого удивляться содержанию военной доктрины государства, а главное, результатам ее воплощения в жизнь. В духе текущей модернизации военного образования набор офицеров ВС РФ в ВАГШ в 2009 г. практически приостановлен.
Для полноты картины следует учесть также отсутствие на сегодняшний день опыта подготовки профессиональных сержантов – основы боевой слаженности низовых подразделений, а также нынешнее состояние военной науки, которая вынуждена «научно обосновывать» последние модернизационные начинания и готовить новые руководящие документы по подготовке и применению вооруженных сил без официально объявленной военной доктрины государства.
Пятая задача или, по словам президента РФ, высший приоритет работы – решение социальных проблем военнослужащих – может стать или ключом к решению проблемы модернизации Вооруженных Сил или в очередной раз похоронит очередную реформу.
Главное в вооруженных силах – это люди, посвятившие свою жизнь служению Отечеству. А для этих людей главное – вера в то, что если с ними что-то случится, то государство позаботится об их семьях. Пока этого в полной мере нет. Сегодня пенсия офицера, выслужившего максимальный срок, составляет не более 40% от денежного содержания при мировых стандартах до 80%.
В том же выступлении на коллегии МО РФ 17 марта 2009 г. президент с гордостью привел цифру офицерами в 2008 г. квартир – 22,5 тыс. Но еще 30 сентября предыдущего года он объявил, «что по итогам 2008 г. Министерство обороны планирует получить более 28 тыс. квартир[26]. Если также будут корректироваться дальнейшие планы обеспечения военнослужащих жильем, то вряд ли будет выполнена задача обеспечения до 2010 г. офицеров постоянным жильем, а до 2012 г. служебным жильем. Тем более что только в Сухопутных войсках в начале 2009 г. было не обеспечено служебным и постоянным жильем 60 тыс. семей военнослужащих.
Рост потребительских цен и инфляции в стране не способствует улучшению социального климата в военной среде. Необходимо увеличивать денежное содержание военнослужащих, но плановые прибавки к зарплатам в 2009 г. могут и не состояться. Выступая 25 мая 2009 г. с Бюджетным посланием, президент РФ заявил, что «параметры увеличения денежного довольствия военнослужащих и пенсий военных пенсионеров целесообразно определить по итогам исполнения бюджета за шесть месяцев текущего года»[27].
Как уже было замечено, наибольшую проблему в социальных вопросах, видимо, составят вопросы обеспечения выходными пособиями и жильем увольняемых с военной службы в течение трех лет сотен тысяч офицеров и прапорщиков.
Вопросы внутренней военной политики РФ, при всей их безусловной важности, тем не менее, не могут решаться без учета внешнеполитической составляющей общей военной политики государства. По крайней мере, важнейшая задача обеспечения высокой боевой готовности Вооруженных Сил напрямую зависит от состояния военно-политической и стратегической обстановки на глобальном и региональном уровне.
В рассматриваемый период внешняя военная политика России была сосредоточена на двух направлениях: ослаблении негативного восприятия военной политики России со стороны США и НАТО, а также на укреплении союзнических отношений со странами ближнего зарубежья.
Для возобновления военно-политического диалога с США не требовалось изобретать новой повестки дня. Администрация президента Б. Обамы не меньше российского руководства заинтересована в сохранении режима контроля за стратегическими наступательными вооружениями, в борьбе с распространением оружия массового уничтожении (ОМУ) и международным терроризмом. Однако это не мешает США продвигать в жизнь идею создания европейской подсистемы национальной противоракетной обороны.
Более того, США публично поддерживают пронатовские амбиции президентов Грузии и Украины. Видимо, учения ВС РФ «Запад-2009» – это результат трезвой оценки возможной динамики развития военно-политической обстановки в Европе. Планируется, что в военных учениях на территории России в 2009 г. примут участие около 60 тыс. человек. В ходе учений «Запад-2009» предусматривается ввод на территорию Республики Беларусь двух общевойсковых армий (о территориальных командованиях пока ничего не слышно).
Россия пытается минимизировать потенциальные военные риски и угрозы за счет укрепления Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). 4 февраля с.г. было объявлено о решении создать Коллективные силы оперативного развертывания (КСОР) ОДКБ, в которые должны войти воздушно-десантная дивизия и десантно-штурмовая бригада ВДВ РФ (около 8 тыс. человек), десантно-штурмовая бригада ВС Казахстана и подразделения других стран. Будет ли воплощено в жизнь это решение, покажет время. Решение о создании КСОР должны были подписать 14 июня с.г. президенты государств-членов ОДКБ. Президент Беларуси на подписание этого документа в Москву не прибыл. Состоятся ли после этого в августе-сентябре учения ОДКБ на территории России, Казахстана и Беларуси, пока не ясно.
Участники заседания министров иностранных дел ОДКБ в Москве (14 июня с.г., без Беларуси) выделили в качестве приоритета для координации действий государств-членов ОДКБ на международной арене российскую инициативу по разработке Договора о Европейской безопасности. Можно ли решать такие вопросы без единственного союзника России на Западном стратегическом направлении, рассчитывая на успех собственных военно-интеграционных усилий, пока не ясно.
В целом, можно констатировать, что внешнеполитические аспекты военной политики России пока не дают требуемого эффекта для успешной реализации приоритетных задач текущей реформы Вооруженных Сил.
 
Некоторые выводы
1. Августовская «пятидневная война» стала отражением реального состояния большинства видов и родов войск Вооруженных Сил РФ и поставила вопрос о начале еще одной реформы вооруженных сил (независимо от ее наименования руководителями государства) во главу угла военной политики государства. В очередной раз отдельной публичной реформе подвергается лишь один из институтов военной организации государства, что не позволяет именовать эту кампанию военной реформой.
2. После кавказского кризиса приоритеты и главные задачи внешней и внутренней военной политики РФ, в целом, остались без изменений. Однако возведение в абсолют одного из принципов военной политики – «решения военно-политических и стратегических задач с минимальными издержками» – может быть оправдано только в краткосрочной перспективе.
Совершенствование элементов военной организации государства по частям вряд ли будет способствовать повышению общего уровня обороноспособности и национальной безопасности России и экономии государственных ресурсов в среднесрочной и долгосрочной перспективе.
Иными словами, ход текущей реформы вооруженных сил (она же модернизация, трансформация, переход на «новый облик») будет зависеть не только от состояния дел в военной сфере, но и от возможности переноса государственных усилий на совершенствование других частей военной организации в случае возникновения экстренной необходимости.
3. Факторы, определяющие главные направления и текущие задачи военной политики государства, носят скорее экономический, чем военно-стратегический характер, поэтому содержание, этапы модернизации вооруженных сил и их продолжительность будут зависеть от экономических и финансовых возможностей государства. Нельзя сбрасывать со счетов и субъективные факторы: желание и волю военно-политического руководства выполнить намеченные задачи, отношение общества к результатам начатых преобразований и морально-политическое состояние личного состава вооруженных сил.
4. Успех начатых организационных преобразований невозможен без их поддержки со стороны армейской общественности. Молчаливое равнодушие – свидетельство низкого морально-политического состояния офицерского корпуса, безразличия к судьбе не только Вооруженных Сил, но и Отечества.
 


[1] Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта "Военная политика ведущих государств мира в начале XXI века как инструмент формирования многополярного мира", проект 09-03-00812 а/р.
[2] По заявлению статс-секретаря-заместителя министра обороны генерала-армии Н. Панкова потери в личном составе ВС РФ с 8 по 24 августа 2008 г. составили 64 погибших и 283 раненых. – http://www.mil.ru/info/53270/53783/59086/index.shtml.
[3] http://president.kremlin.ru/text/appears/2008/09/206175.shtml.
[4] Там же.
[5] Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию. Москва, Кремль. 5 ноября 2008 г. – http://president.kremlin.ru/text/appears/2008/11/05/1349.type63372.shtml.
[6] См. ст. 7 и 8 Заявления по итогам встречи в верхах в Страсбурге/Келе. Обнародовано главами государств и правительств, участвовавшими в заседании Североатлантического совета в Страсбурге/Келе 4 апреля 2009 года. – http://www.nato.int/cps/ru/natolive/news_52837.htm.
[7] Заявление о безопасности Североатлантического союза. Обнародовано главами государств и правительств, участвовавшими в заседании Североатлантического совета в Страсбурге/Келе 4 апреля 2009 г. – http://www.nato.int/cps/ru/natolive/news_52838.htm.
[8] Актуальные задачи развития Вооруженных Сил Российской Федерации // Красная Звезда. 11 октября 2003.
[9] Вступительное слово Президента РФ В.В. Путина на заседании Совета Безопасности «О перспективах развития военной организации России до 2015 года» 28 июня 2005 г. –http://president.kremlin.ru/text/appears/2005/06/28/1821_types63378type82634_90445.shtml
[10] Наступление на штаты. Интервью министра обороны РФ А.Э. Сердюкова «Российской газете» 12 мая 2009 года. – http://www.rg.ru/2009/05/12/serdyukov.html.
[11] Облик – внешний вид, очертание, наружность. См.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992; Энциклопедия Кирилла и Мефодия (www.km.ru); Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. М., 2000.
[12] Выступление Министра обороны РФ С.Б. Иванова на совещании руководящего состава Вооруженных Сил Российской Федерации «Основные итоги подготовки Вооруженных Сил РФ в 2004 учебном году, перспективы их строительства и развития на период до 2016 года». Москва, Министерство обороны. 17 ноября 2004 года.
[13] Наступление на штаты. – http://www.rg.ru/2009/05/12/serdyukov.html.
[14] Выступление заместителя начальника Генерального штаба ВС РФ генерал-полковника А. Ноговицина в программе «Военный совет» на радио «Эхо Москвы». –http://www.mil.ru/info/53270/53783/60706/index.shtml.
[15] Из статьи генерал-лейтенанта В. Шаманова, начальника Главного управления боевой подготовки и службы войск ВС РФ (с мая 2009 г. командующего ВДВ) из сборника статей «О новом облике ВС РФ» с сайта МО РФ. – http://www.mil.ru/info/53270/53288/index.shtml.
[16] Там же.
[17] Об итогах деятельности Министерства обороны Российской Федерации в 2008 году с учетом результатов финансово-экономической работы и задачах на 2009 год. Доклад министра обороны РФ на расширенном заседании коллегии Министерства обороны Российской Федерации 17 марта 2009 г. – http://www.mil.ru/847/851/1291/12671/index.shtml?id=60047.
[18] Выступление президента РФ Д.А. Медведева 18 августа 2008 г. на встрече с военнослужащими ВС РФ, отличившимися в боях в зоне грузино-южноосетинского конфликта. – http://www.mil.ru/848/19267/19295/19294/index.shtml?id=49787.
[19] Вступительное слово президента РФ Д.А. Медведева на встрече с командующими военными округами 30 сентября 2008 г. – http://www.mil.ru/848/19267/19295/19294/index.shtml?id=51857. Дату утверждения уточненных параметров боевого состава ВС (15 сентября) президент объявил позднее – 3 октября 2008 г.
[20] Актуальные задачи развития Вооруженных Сил Российской Федерации // Красная Звезда. 11 октября 2003.
[21] Выступление президента РФ Д.А.Медведева на расширенном заседании коллегии Министерства обороны 17 марта 2009 г. –http://www.mil.ru/848/19267/19295/19294/index.shtml?id=60059.
[22] Из статьи генерал-лейтенанта В. Шаманова. – http://www.mil.ru/info/53270/53288/index.shtml.
[23] Наступление на штаты.  – http://www.rg.ru/2009/05/12/serdyukov.html.
[24] Десант по первому требованию // Российская Газета. 28 мая 2009. –http://www.rg.ru/2009/05/182/vdv.html.
[25] Выступление президента РФ Д.А. Медведева… 17 марта 2009 г. –http://www.mil.ru/848/19267/19295/19294/index.shtml?id=60059.
[26] Вступительное слово президента РФ Д.А.Медведева … 30 сентября 2008 г. –http://www.mil.ru/848/19267/19295/19294/index.shtml?id=51857.
[27] Бюджетное послание Президента Российской Федерации о бюджетной политике в 2010–2012 гг. – http://president.kremlin.ru/text/appears/2009/05/216772.shtml.


Назад
Наш партнёр:
Copyright © 2006 - 2008 интернет-издание 'Россия-Америка в XXI веке'. Все права защищены.
Разработка сайта - Alezar Design Studio