МЕЖДУНАРОДНЫЙ РЕЖИМ НЕРАСПРОСТРАНЕНИЯ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ
(теоретико-методологические аспекты)
Т.Б. Аничкина, младший научный сотрудник
Центра военно-стратегических исследований
Института США и Канады РАН
e-mail:
Аннотация. В статье рассматриваются теоретико-методологические аспекты изучения международного режима нераспространения ядерного оружия; предлагается его авторское определение на основе положений теории международных режимов и системного подхода; устанавливаются ключевые элементы режима и выявляются связи между ними.
Ключевые слова: нераспространение ядерного оружия, международные режимы, системный подход.
International Nuclear Non-Proliferation Regime: Theory and Methodology
Tatiana Anichkina,
Junior Research Fellow,
Center for Military-Political Studies,
Institute for the U.S. and Canadian Studies,
Russian Academy of Sciences
e-mail:
Annotation. The article covers some theoretical and methodological aspects of international nuclear non-proliferation regime. The author suggests a new definition for the regime based on the international regime theory and system approach. Also key regime elements and their interrelations are examined.
Keywords: nuclear non-proliferation, international regimes, system approach.
Понятие международного режима
Современная архитектура системы международных отношений опирается на разветвленную систему норм, принципов и процедур. Практически любой вид внешнеполитической активности государственных и негосударственных деятелей регулируется формальными либо неформальными правилами. Они оказывают существенное влияние на поведение международных акторов и привносят определенный порядок в анархическую природу мировой политики, раскрытую в работах сторонников политического реализма Кеннета Уолца и Хедли Булла. Совокупность вышеупомянутых правил, норм, принципов и процедур принятия решений в отдельных сферах человеческой деятельности реализуется в системе международных отношений в виде международных режимов.
Теория режимов (в рамках теории международных отношений), освещающая проблематику международных режимов, берет свое начало в либеральной традиции исследования международных отношений. Последователи этой теории на примере международных режимов и институтов доказывают возможность сотрудничества государств, руководствующихся узкокорыстными национальными интересами. В то время как школа политического реализма утверждает, что по причине столкновения этих интересов конфликт является нормой международных отношений, теория режимов доказывает приоритет сотрудничества и компромисса между игроками на мировой арене, несмотря на отсутствие наднациональной регулирующей силы.
Теория международных режимов, которая скорее представляет собой концепт, в той или иной мере воспринятый всеми основными школами теории международных отношений, зародилась в 1970-е гг. Толчком к тому послужили исследования либеральным направлением политической мысли многосторонних организаций как субъектов политико-экономических отношений на мировой арене. В результате этих исследований было замечено, что функциональное описание не раскрывает в полной мере сущностное содержание международно-правовых институтов, так как за его пределами остаются неформальные аспекты последних, такие как нормы, правила, процессы и даже представления о них, складывающиеся в сознании людей[1].
В 1975 г. видный американский политолог Джон Ругги впервые использовал термин «международные режимы», под которыми он подразумевал «набор взаимных ожиданий, правил, планов, организационных и финансовых установлений, принятых группой государств»[2]. Однако начало широкой научной дискуссии по вопросу о сущности этого понятия было положено специальным выпуском журнала «Международные организации» (“InternationalOrganizations”) в 1982 г., где Стивен Краснер, профессор Стэнфордского университета и известный ученый-международник, предложил ставшее ныне классическим определение международных режимов как «явных или подразумеваемых принципов, норм, правил и процедур принятия решений, вокруг которых вращаются ожидания акторов в определенной области международных отношений»[3]. В современной западной научной литературе международный режим трактуется как совокупность согласованных норм, правил и процедур для регулирования какой-либо сферы или же как способ регулирования надгосударственных и межгосударственных отношений посредством принятия правил и процедур, а также создания определенных институтов[4]. Среди других зарубежных сторонников концепции международных режимов следует также упомянуть Р. Аксельрода, Р. Кохейна, Ф. Краточвила, Дж. Миршаймера, Дж. Ная, А. Стейна, Э. Хааса и О. Янга. Как видно из этого списка, по меньшей мере некоторые из числа упомянутых исследователей принадлежат школе политического реализма. Неореалисты, действительно, приняли активное участие в дискуссии по вопросу о сущности международных режимов: они указывали на то, что баланс сил – одно из ключевых понятий реализма – определяет содержание и эффективность норм и правил международных режимов.
Либеральная традиция рассматривает международные режимы как социальные институты, которые появляются вследствие установления взаимодействия между акторами на мировой арене в процессе согласования интересов и целей и совместной выработки решений. Например, Д. Ругги рассматривает международный режим как социальный институт, в котором происходит конвергенция устремлений государств в различных спорных областях[5]. По мнению О. Янга, признанного американского эксперта в области глобального управления и развития, международный режим perse устанавливает образцы поведения и общепринятые практики, тем самым направляя действия заинтересованных сторон[6].
В современной отечественной научной литературе также существует ряд оригинальных дефиниций международных режимов. Так, авторский коллектив Московского государственного университета определяет международные режимы как «порядок, составленный из определенных и закрепленных в международном праве норм и процедур, регулирующих поведение государств по отношению к объекту установленного режима»[7].
Российский исследователь В.Е. Петровский определяет международные режимы как «набор сформулированных или подразумеваемых принципов, норм, правил и процедур принятия решений, воплощающих согласованную точку зрения акторов применительно к той или иной сфере международных отношений»[8].
Другой отечественный ученый, П.А. Цыганков, напротив, подчеркивает неформальную сторону международных режимов: «это совокупность институтов, характеристик и механизмов, не имеющих соответствующего юридического оформления, но способных выполнить возложенные на них задачи»[9]. Эту позицию разделяет доктор исторических наук В.И. Батюк, исследовавший двусторонние режимы и институты в российско-американских отношениях: «только в том случае, когда правила и нормы действительно влияют на поведение субъектов международных отношений, можно говорить о наличии международного режима»[10].
По замечанию П.А. Цыганкова, теория международных отношений сформулировала определение международного режима по своему содержанию сходное с определением политического (т.е. внутриполитического) режима: в числе прочего, оба они конкретизируют понятие «система», наполняя последнюю реальным содержанием и раскрывая динамику ее функционирования и развития.[11]. Это сопоставление важно тем, что утверждение принадлежности международных режимов к категории «системы» посредством их соотнесенности с политическими режимами станет, как будет показано ниже, одной из основных теоретических предпосылок вывода нового определения предмета исследования настоящей статьи – международного режима нераспространения ядерного оружия (МРНЯО).
Понятийный аппарат теории международных режимов окончательно еще не сформирован. В соответствии с наиболее распространенной интерпретацией, международный режим не предполагает создания международной организации или иного учреждения (например, постоянного секретариата, официальной штаб-квартиры) и фиксированных правил взаимоотношений участников. Однако в научных кругах до сих пор идут дискуссии о разграничении и соотношении понятий «режим», «институт» и «организация» применительно к формам взаимодействия государств на мировой арене. Международные организации и режимы противопоставляются друг другу по признаку формальности/неформальности норм и правил, на основе которых они функционируют (С. Краснер[12]), режимы включаются в более широкую категорию институтов (Э.Я. Баталов[13]), либо, напротив, институт приравнивается к организации и охватывается понятием режима (К. Холсти[14]). Д. Ругги в одной из последних работ рассматривает международные организации в качестве наиболее развитой формы международного режима[15].
Очевидно, что международные режимы характеризуются меньшей централизацией, чем международные институты и, тем более, организации. При этом «децентрализация означает не отсутствие механизма санкций за нарушение правил и норм режима, а необходимость одобрения таких санкций каждым из участников, а также менее жесткое и обязательное… применение санкций»[16]. Отсюда следует вывод, что международные режимы в меньшей степени ориентированы на реализацию совместных решений и в большей – на создание и поддержание атмосферы транспарентности и предсказуемости среди международных акторов. Благодаря международным режимам государства осуществляют процесс сближения, выражающийся в экономической и политической интеграции мирового сообщества, что способствует дальнейшему развитию сотрудничества и продвижению национальных интересов с учетом интересов других участников системы международных отношений[17].
Дж. Ругги назвал международный режим языком государственного действия. По его мнению, посредством возникновения и преобразования международных режимов происходит интернационализация политической власти. Присоединяясь к конкретному режиму, государство жертвует своими определенными национальными интересами ради создания условий для более долговременного сотрудничества. Тем самым международный режим устанавливает нормативные основы и стандарты поведения на мировом или региональном уровне[18], предоставляет дискуссионную площадку для обсуждения проблем и способствует информационному обмену между участниками.
Что касается структуры международного режима, то большинство ученых рассматривает нормы и принципы как его основу: в них заключена его сущность и характер, и их изменение ведет к исчезновению прежнего и созданию нового режима. Договоры и процедуры принятия решений, то есть юридическое оформление международного режима, могут меняться в рамках одного и того же режима.
Типология международных режимов достаточно разнообразна. Они делятся по территориальному охвату на глобальные, региональные и субрегиональные; различаются по количеству участников и сфере применения. В рамках конкретной области международных отношений режимы могут отличаться основными целями: например, режим, сложившийся в области ядерного разоружения, отличен от режима ядерного нераспространения. Многосторонние режимы бывают двух типов: режимы юридически обязательные и режимы, основанные исключительно на политических обязательствах, от которых государство может отказаться простым уведомлением других участников.
В целях дальнейшего исследования можно выделить следующие ключевые характеристики понятия международного режима: он создается на основе отношений сотрудничества, в его становлении и развитии большое значение имеет категория силы, он эффективен только тогда, когда выгоды от участия в режиме перевешивают издержки от достижения компромисса.
Особенности режимов безопасности и международного режима
нераспространения ядерного оружия
Среди многочисленных видов международных режимов принято выделять два основных типа – экономические режимы и режимы безопасности.
Последние являются менее распространенными и менее устойчивыми по сравнению со всеми прочими, чему американский политолог Роберт Джэрвис находит четыре причины.
Во-первых, модель игры с ненулевой суммой в международных отношениях наиболее полно реализуется в виде дилеммы безопасности: любая активность государства в сфере оборонной политики воспринимается другими государствами в качестве потенциальной угрозы и вызывает с их стороны ответную реакцию, что приводит к эскалации напряженности в мире. Военная сила, в отличие от других составляющих национальной мощи, фактор не абсолютный, а относительный, так как проходит испытание сравнением непосредственно в ходе военного конфликта, который имплицитно заложен в дилемме безопасности, что и приводит к трудности достижения компромисса в этой области.
Во-вторых, в отличие от экономики, оборонительные и наступательные (агрессивные) стратегии в сфере безопасности тесно связаны и зачастую трудно различимы: государство вооружается как в случае намерения сохранить статус-кво, так и при желании изменить его насильственным путем.
В-третьих, ставки в вопросах национальной безопасности выше, чем в других сферах, и не только потому, что суверенитет и безопасность являются необходимым условием существования государства и его развития, но также потому, что даже незначительные просчеты в этой сфере в состоянии привести к значительным негативным последствиям. Поэтому цена соблюдения норм и правил многостороннего режима в ситуации, когда действия других международных игроков ими не ограничены, может оказаться чрезмерно высокой.
В-четвертых, фактор неопределенности играет здесь решающую роль: чрезвычайно сложно оценить реальные силы оппонентов и степень собственной готовности к конфликту. Государственная политика в сфере обороны и безопасности наименее открыта для сторонних наблюдателей, отдельные ее аспекты вовсе засекречены. Часто государство не знает своих потенциальных врагов и союзников, а если знает, то не берется предсказать исход противостояния. И так как политик знает, что может ошибиться в своих военных расчетах, он, естественно, склоняется к выбору в сторону бoльшей свободы действий на мировой арене, а не ее ограничению[19].
Многосторонние режимы безопасности особенно чувствительны к фактору силы, о котором говорилось выше. Именно в характере международных режимов в военно-политической сфере наиболее отчетливо проявляется двойственная природа феномена международного режима: «несмотря на поверхностно консенсусный характер международных режимов безопасности, в них проявляется иерархическая структура взаимоотношений между участниками»[20]. И тем не менее, сущностной характеристикой режимов безопасности является не исключительная опора на силовые отношения, а дополнение существующих силовых линий в современной системе международных отношений. Как следствие, «неравное распределение между государствами комплексной мощи обуславливает асимметричный характер многосторонних механизмов обеспечения безопасности»[21]. Соответственно различаются цели участников таких режимов: более слабые государства ищут гарантий обеспечения своей безопасности со стороны более сильных держав, тогда как последние обеспечивают себе бoльшую свободу действий на международной арене за счет включения в орбиту своего влияния менее сильных игроков.
Среди режимов безопасности выделяют два типа: режимы транспарентности и ограничительные режимы[22].
К задачам первых относится минимизация эффекта дилеммы безопасности посредством реализации комплекса мер по созданию и укреплению доверия (в первую очередь в военной сфере) между участниками режима. К таким мерам относятся любые усилия по достижению транспарентности военного потенциала и намерений сторон, а также предсказуемости поведения при использовании силы и политических инструментов. Режимы транспарентности в области национальных оборонных бюджетов, структуры и состава вооруженных сил и вооружений являются наиболее развитыми, так как они тесно связаны с международными режимами по ограничению вооруженных сил и вооружений и контролю над ними.
Ко второй категории, включающей ограничительные режимы, или режимы нераспространения, относятся международные режимы, направленные на ликвидацию оружия массового уничтожения (ОМУ), являющиеся юридически обязательными и всеобщими. Эти режимы были созданы на базе Договора о нераспространении ядерного оружия, Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении (1993 г.) и Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (1971 г.). К этой же категории относятся наименее обязательные с юридической точки зрения и наиболее ограниченные по числу участников режимы, которые имеют дело исключительно с нераспространением оружия, такие как режимы экспортного контроля, созданные Группой ядерных поставщиков и Австралийской группой, а также Режим контроля за ракетной технологией.
Из всех видов угроз, представляемых разными видами ОМУ, наиболее разрушительными по своим последствиям и широкими по своему охвату являются угрозы, связанные с ядерным оружием, так как даже ограниченное применение такого оружия в любом месте земного шара будет иметь серьезные социальные, экономические и экологические последствия в мировом масштабе. Для устранения такой опасности необходим многосторонний подход. Именно это обстоятельство предопределило, что по своему характеру международный режим нераспространения ядерного оружия (МРНЯО) стал глобальным и близким к универсальному по числу участников.
Что касается решения в рамках режима ядерного нераспространения проблемы баланса консенсусной модели принятия решений и иерархической структуры режима, то в этом отношении оппоненты и адвокаты концепции мультилатерализма в международных отношениях рассматривают характер режима ядерного нераспространения с противоположных позиций. Взгляды первых опираются на теорию и практику Вестфальской системы взаимодействия суверенных государств, каждое из которых стремилось либо к выживанию, либо к максимизации своей мощи в мире, где в межгосударственных отношениях царила анархия. Нераспространение ядерного оружия, с этой точки зрения, представляет собой сугубо национальную политику, преследующую собственные цели, в том числе разоруженческие. МРНЯО, следовательно, является не более чем суммой политических курсов и обязательств национальных правительств, направленных на предотвращение или препятствование возможности получения ядерных вооружений другими государствами. Глобальный характер угрозы ядерного распространения, однако, заставляет противников концепции мультилатерализма признать необходимость ограниченного сотрудничества между государствами, преимущественно в рамках юридически не обязывающих соглашений, которые лишь частично обуславливают национальную политику и, как правило, не имеют положений о коллективных мерах принуждения. Таким образом, с точки зрения оппонентов концепции мультилатерализма, МРНЯО является инструментом продвижения национальных интересов. Такой подход наглядно демонстрировала администрация президента США Джорджа Буша-младшего в 2001–2008 гг., проводя политику ядерного контрраспространения и создания глобальной системы противоракетной обороны.
Сторонники концепции мультилатерализма, опирающейся на работы заложившего основы международного права голландского юриста и философа Гуго Гроция, отстаивают многосторонний и коллективный подход. Участие в формальной или неформальной межгосударственной организации оказывает влияние на национальную политику, также как нормы, принципы, обычаи и юридические обязательства в значительной степени определяют характер действий государства на мировой арене. Это влияние носит особенно позитивный характер в эпоху глобализации, так как продвижение национальных интересов в этот период наиболее эффективно осуществляется посредством международного сотрудничества и распространения общечеловеческих ценностей и норм. Для сторонников концепции мультилатерализма МРНЯО является средством достижения одного из глобальных общих благ в сфере безопасности путем контроля над ядерными вооружениями и их последующего физического уничтожения. В последнее время этот подход все больше поддерживается мировой общественностью, что, в частности, проявилось в политическом курсе в области ядерного нераспространения и разоружения, заявленном администрацией президента США Барака Обамы.
Профессор международных отношений и бывший советник по разоружению и нераспространению ядерного оружия при ООН и МАГАТЭ Харальд Мюллер, применив поэлементный анализ определения международных режимов, данного С. Краснером, выделил компонентную структуру МРНЯО, включающую четыре основных принципа:
- принцип, связывающий распространение ядерного оружия с повышением вероятности ядерного конфликта;
- принцип, признающий совместимость многосторонней политики ядерного нераспространения с продолжением и даже распространением использования ядерной энергии в мирных целях;
- принцип, утверждающий связь между горизонтальным и вертикальным распространением ядерного оружия;
- принцип верификации, –
и девять норм, основные из которых:
- обязательство государств, не обладающих ядерным оружием (НЯОГ), не стремиться к его приобретению;
- обязательство всех участников режима не способствовать НЯОГ в приобретении ядерного оружия;
- обязательство официальных ядерных государств стремиться к полному ядерному разоружению.
Другие нормы носят прескриптивный характер и потому принимают форму правил. Таковы, например, нормы, регулирующие экспорт ядерных материалов и оборудования и порядок верификации. В рамках МРНЯО существуют также нормы, недостаточно развитые для перехода в разряд правил, в основном по причине того, что участники режима не могут прийти по их поводу к консенсусу (например, нормы, касающиеся сроков и графика достижения полного ядерного разоружения). Наконец, МРНЯО насчитывает несколько типов процедур, например процедуры, определяющие процесс рассмотрения действия ДНЯО[23].
Знание особенностей и характера режима ядерного нераспространения позволяет перейти к его определению. Коллектив российских исследователей, возглавляемый президентом ПИР-Центра В.А. Орловым, в двухтомной монографии «Ядерное нераспространение» (2002 г.) предлагает следующую дефиницию: режим ядерного нераспространения – это «совокупность международных договоренностей и организаций с участием как ядерных, так и неядерных государств, а также внутренних законодательств стран-участников, целью которых является предотвращение приобретения ядерного статуса государствами, которые не имели его к 1967 г.»[24].
Этому определению, как представляется, присущи два существенных недостатка. Во-первых, в нем отсутствует неформальный элемент норм и правил, являющийся ключевым с точки зрения теории международных режимов. Во-вторых, положений одной теории международных режимов недостаточно для выявления сущности и особенностей функционирования МРНЯО. Однобокость такого подхода наиболее заметно проявляется в государствоцентричной трактовке природы режима, что нетрудно заметить в вышеприведенном определении. Нельзя не согласиться с утверждением немецкого политолога Михаэля Бжоска, директора Института исследований мира и политики безопасности Университета Гамбурга, что «этот недостаток сказывается на исследовании значимости элементов международного режима ядерного нераспространения. А практические рекомендации, основанные исключительно на анализе с точки зрения международных режимов, заведомо ложны»[25].
Как уже отмечалось выше, МРНЯО обладает всеми признаками системности. Он представляет собой не просто ограничительный режим на основе ДНЯО, но иерархическую структуру элементов, каждый из которых образует свой режим более низкого уровня, объединенных между собой в единую систему сложными многомерными связями. Известный практик в области нераспространения ядерного оружия Джаянта Данапала утверждает даже, что международный режим на основе ДНЯО представляет собой «систему систем»[26].
Системный анализ, чью теоретико-философскую базу составляет общая теория систем, зародившаяся после Второй мировой войны, а методологическую основу – системный подход, развитие которого пришлось на 1940–1960 гг., представляет собой «совокупность методов и средств, используемых при исследовании и конструировании сложных и сверхсложных объектов, прежде всего методов выработки, принятия и обоснования решений при проектировании, создании и управлении социальными, экономическими, человеко-машинными и техническими системами»[27].
Общая теория систем оперирует такими понятиями как «система», «организм», «взаимодействие», «целостность», «целое», «элементы» и др. По мысли одного из основоположников[28] системного подхода австрийского биолога Л. фон Берталанфи, любой организм, в том числе социальный, является сложным комплексом, состоящим из отдельных частей, связи между которыми образуют систему. Свойства системы определяются не простым сложением свойств отдельных структурных единиц, а представляют собой результат взаимоотношений элементов. Таким образом, делает вывод Берталанфи, для понимания системы необходимо исследовать не только отдельные ее составляющие, но и отношения между ними, возникшие как результат динамического взаимодействия и проявляющиеся в нетождественности поведения единичных элементов и поведения системы[29].
Основополагающий принцип системного анализа о том, что любая сложная проблема может быть рассмотрена как некая целостность, система во взаимосвязи и взаимодействии ее элементов, с успехом применяется не только к изучению социальных систем вообще, но и конкретно к изучению международных отношений (в России этой тематикой занимались Э.А. Поздняков, А.Д. Богатуров, М.А. Хрусталев, А.А. Кокошин и др., на Западе – М. Каплан, Ч. Макклеланд, Р. Роузкранс, Дж. Френкел, Д. Истон и др.). Для этих исследований особую важность имеет положение теории систем о наличии двух типов систем – открытых и закрытых. Оно вводит понятие взаимодействия структурных единиц не только между собой, но и с окружающей средой: система называется открытой, если существуют другие, связанные с ней системы, которые оказывают на нее воздействие и на которые она тоже влияет. Согласно классификации Кеннета Боулдинга, одного из авторов общей теории систем, все социальные системы и организации принадлежат категории «живых», следовательно открытых, систем[30]. Этот вывод позволяет «познать механизм жизнедеятельности системы в ее основных проявлениях, а именно: условия сохранения и поддержания динамического равновесия, условия стабильности системы, механизм структурных кризисов, интеграционные и дезинтеграционные процессы, соотношение сил в системе»[31].
Исходя из общих положений теории международных режимов и принципов системного анализа, а также результатов исследования специфики многосторонних режимов безопасности и конкретно международного режима ядерного нераспространения, предлагается следующее его определение: «МРНЯО – это система сформулированных или подразумеваемых принципов, норм, правил и процедур, а также внутренних законодательств, международных договоренностей и институтов с участием ядерных и неядерных государств и негосударственных акторов, чьей целью является предотвращение горизонтального и вертикального распространения ЯО, а также содействие обмену мирными ядерными технологиями, уменьшающими риск ядерного распространения».
Система международного режима нераспространения ядерного оружия
Вышеприведенное определение международного режима нераспространения ядерного оружия позволяет вычленить основные элементы данного режима для последующего анализа. К числу наиболее значимых из них следует отнести следующие пять.
1. Договор о нераспространении ядерного оружия составляет фундамент международного режима ядерного нераспространения. Это единственный многосторонний договор, который запрещает распространение ЯО и юридически обязывает пять официальных ядерных государств (ЯОГ)[32] стремиться к ядерному разоружению.
ДНЯО, к которому ныне присоединилось 190 стран, является одним из наиболее широко поддерживаемых договоров в мировой практике. Вне договора остаются Израиль, Индия и Пакистан; в 2003 г. КНДР стала первой страной, воспользовавшейся правом согласно статье X.1 выйти из ДНЯО.
ДНЯО имеет три основных направления деятельности: нераспространение ядерного оружия, разоружение и мирное использование ядерной энергии. Эти три направления в равной степени важны, взаимосвязаны и усиливают друг друга.
Нераспространение ядерного оружия. Государства, не обладающие ядерным оружием, (НЯОГ) обязались не импортировать, не создавать или приобретать иным образом ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства (ЯВУ). Ядерные государства обязались не передавать ядерное оружие или иные ЯВУ странам, ими не располагающим; любая группа государств имеет право создать зону, свободную от ядерного оружия (ЗСЯО), в пределах соответствующей территории.
Ядерное разоружение. Статья VI ДНЯО обязывает всех участников договора «в духе доброй воли вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем будущем и ядерному разоружению, а также о договоре о всеобщем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем»[33]. Это единственный в мире юридически обязательный документ, согласно которому ЯОГ должны сокращать и, в конечном счете, ликвидировать все свои запасы ядерного оружия.
Использование ядерной энергии в мирных целях. Все участники ДНЯО обязались способствовать самому полному обмену оборудованием, материалами и научно-технической информацией, необходимыми для мирного использования ядерной энергии, и имеют право участвовать в таком обмене. При этом НЯОГ должны принять и соблюдать нормы МАГАТЭ в качестве условия для мирного ядерного сотрудничества.
Согласно статье VIII.3 ДНЯО через каждые пять лет предусматривается созыв конференции участников договора для рассмотрения того, «как действует договор, чтобы иметь уверенность в том, что цели, изложенные в преамбуле, и положения договора осуществляются»[34]. Перед каждой конференцией проходят три встречи Подготовительного комитета, на которых рассматриваются принципы, цели и пути содействия реализации и расширению ДНЯО, а также принимаются рекомендации по процедуре и существу предстоящей конференции.
2. МАГАТЭ является независимой межправительственной организацией, входящей в систему ООН. Полномочия Агентства по созданию и обеспечению системы гарантий определяются собственным уставом организации, ДНЯО, региональными договорами о нераспространении ядерного оружия (договорами о создании ЗСЯО), двусторонними договоренностями между государствами и соглашениями между Агентством и отдельными государствами. Гарантии МАГАТЭ представляют собой форму осуществления контроля над ядерной деятельностью государств, не обладающих ядерным оружием, с целью не допустить переключения ядерной энергии с мирного применения на создание ядерного оружия, ядерных взрывных устройств или на другие военные цели.
Статья III ДНЯО обязывает всех участников договора, не разработавших и не испытавших ядерное взрывное устройство до 1 января 1967 г. (определенных Договором как НЯОГ), заключить соглашение с МАГАТЭ, согласно которому все источники и наличные ядерные материалы[35], также как и вся мирная ядерная деятельность государства на его территории или вне ее, но под его юрисдикцией либо контролем, подпадает под гарантии Агентства. Ядерные государства не обязаны, по условиям ДНЯО, заключать с МАГАТЭ соглашение о гарантиях. Тем не менее, все пять официально признанных ЯОГ добровольно поставили определенную часть своих ядерных материалов и ядерных установок под гарантии Агентства, дабы продемонстрировать НЯОГ свою готовность разделить с ними административные и экономические издержки в этой области. Непризнанные ядерные государства, как известно, никогда не были подписантами ДНЯО, и потому их ядерная деятельность находится вне контроля МАГАТЭ. Единственным исключением является КНДР, которая на короткий период 1992–1993 гг. согласилась поставить свои ядерные объекты и материалы под гарантии МАГАТЭ. Однако в марте 1993 г. Пхеньян выслал инспекторов Агентства из страны и пригрозил выходом из ДНЯО, после того как в ходе инспекций были обнаружены свидетельства незаконного производства плутония. С выходом КНДР из ДНЯО в 2003 г. прекратилось и действие ее соглашения о гарантиях с МАГАТЭ.
Задача Соглашения о всеобъемлющих гарантиях между МАГАТЭ и отдельными государствами состоит в том, чтобы последние отчитывались о количестве находящихся в их распоряжении специальных расщепляющихся материалов и чтобы эти и иные материалы, услуги, оборудование, технические средства и сведения, представляемые Агентством или по его требованию, или под его наблюдением или контролем, не были использованы таким образом, чтобы способствовать какой-либо военной цели. Для удостоверения представляемых данных в распоряжении МАГАТЭ имеется ряд инструментов: от регулярных инспекций на местах до количественного учета материалов и оборудования; от контроля доступа к материалам и оборудованию и их перемещения до установки систем наблюдения на ядерных объектах.
За время своего существования МАГАТЭ несколько раз вводило дополнения к своей системе гарантий для обеспечения более эффективного режима верификации и контроля ядерной деятельности государств. Первые шаги в этом направлении были предприняты в начале 1990-х гг., когда в рамках Соглашения о всеобъемлющих гарантиях Агентство ввело практику: а) проведения инспекций с уведомлением за короткий срок или вовсе без предупреждения; б) сбора и лабораторного анализа проб окружающей среды на предмет обнаружения следов ядерных материалов; в) использования измерительных комплексов и систем мониторинга, управляемых дистанционно и передающих информацию о состоянии ядерных объектов напрямую в центральный офис Агентства.
Начало второму этапу модернизации системы гарантий положил утвержденный Советом директоров МАГАТЭ типовой Дополнительный протокол (INFCIRC/540) к соглашению(ям) между государством(ами) и МАГАТЭ о применении гарантий (INFCIRC/153). В соответствии с положениями последнего, Агентство среди прочего приобретало право а) требовать более подробную информацию о ядерной деятельности государства, в том числе о его научно-исследовательских разработках в ядерной сфере; б) использовать так называемый «дополнительный доступ» (“complementary access”), расширяющий возможности инспекторов Агентства. Поскольку Дополнительный протокол наделял МАГАТЭ правами сверх тех, что признавались за ним Соглашением о гарантиях, и, соответственно, предъявлял к государствам-подписантам новые требования, процедура его вступления в силу в отношении каждого из таких государств требовала от них ратификации подписанного протокола.
Вышеперечисленные меры укрепления режима гарантий МАГАТЭ позволили Агентству обнаружить незаявленную ядерную деятельность в Республике Южная Корея (2004 г.), Египте (2004 г.) и Иране (2005 г.).
Таким образом, в рамках международного режима нераспространения ядерного оружия МАГАТЭ играет центральную роль в предотвращении горизонтального распространения ядерного оружия, а также в сфере передачи ядерных технологий для мирного использования.
3. Концепция зон, свободных от ядерного оружия, впервые была сформулирована в 1950-е гг. как региональный подход к ядерному нераспространению. После заключения ДНЯО в 1968 г. ЗСЯО стали рассматриваться как дополняющий элемент режима ядерного нераспространения, возникшего на основе этого договора. С этой точки зрения, создание ЗСЯО позволяло государствам закрывать определенные пробелы МРНЯО посредством полного исключения возможности появления ядерного оружия на территории такой зоны, большей прозрачности в отношениях между странами региона и более строгого режима контроля и проверок. ЗСЯО также традиционно считаются важным инструментом ядерного разоружения, поскольку один из способов достижения цели «глобального ядерного ноля» состоит в постепенном, регион за регионом, запрещении ядерного оружия посредством создания безъядерных зон.
Устанавливаемый ЗСЯО режим дополняет ДНЯО, поскольку запрещает странам, обладающим ядерным оружием, размещать это оружие в пределах зоны. Тем самым безъядерные зоны предотвращают, по меньшей мере, одну из форм горизонтального ядерного распространения, не допуская развертывания уже существующих ядерных вооружений на новых территориях. В исторической перспективе после Карибского кризиса 1962 г. этот мотив был определяющим при создании ЗСЯО в Латинской Америке. Он и поныне играет важную роль, что нашло отражение в перипетиях заключения договора об образовании безъядерной зоны в Центральной Азии, который вступил в силу в 2009 г.
Зоны, свободные от ядерного оружия, служат эффективным способом воспрепятствовать проведению испытаний ядерного оружия на территории стран, подписавших соответствующий договор – эта функция безъядерных зон была особенно важна до того, как начались переговоры о заключении Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Так, желание положить конец ядерным испытаниям, проводившимся ЯОГ в южной части Тихого океана, во многом определило инициативу, исходящую от стран этого региона, по формированию ЗСЯО. При этом нельзя сказать, что результаты всегда были немедленными. Так, после заключения договора о создании вышеупомянутой ЗСЯО (в 1985 г.) прошло более 10 лет, прежде чем Франция прекратила проводить ядерные испытания в Тихоокеанском регионе. Теперь, когда ДВЗЯИ подписан и с 1998 г. ядерные страны (кроме КНДР) соблюдают мораторий на ядерные испытания, роль ЗСЯО по ограничению возможности проведения ядерных испытаний, на первый взгляд, должна отойти в прошлое. Однако, учитывая имеющиеся трудности и обусловленную ими неопределенность с вступлением в силу вышеназванного договора и отсутствие других юридических ограничений в этой области, не исключено, что эта функция ЗСЯО сохранит свою актуальность на продолжительное время.
Провозглашение региона безъядерной зоной является одной из наиболее действенных мер по укреплению доверия между странами-участниками, так как гарантирует каждой из них, что ее соседи не имеют намерения приобретать ядерное оружие. Вместе с тем, договор о создании безъядерной зоны становится подлинно эффективным только после того, как в регионе разрешатся проблемы более общего характера в сфере политики и безопасности. Так, договор Тлателолко[36], открытый для подписания в 1967 г., приобрел реальную значимость лишь после присоединения к нему в середине 1990-х гг. Бразилии и Аргентины.
Еще одна важная роль ЗСЯО заключается в поддержании ими принципов и норм нераспространения ядерного оружия. Они служат дополнительной опорой нормативной структуры ДНЯО: в то время как все страны – подписанты договора обязаны соблюдать его условия, те из них, кто стал участником соглашения о безъядерной зоне, подтверждают тем самым свой еще более высокий уровень приверженности целям ядерного нераспространения. Создание и развитие ЗСЯО – один из немногих практических способов для не обладающих ядерным оружием государств способствовать укреплению МРНЯО.
4. Многосторонние режимы экспортного контроля в сфере ядерного нераспространения представляют собой руководящие принципы в отношении того, какие виды чувствительных материалов, оборудования и технологий могут передаваться от одного международного актора к другому. Последний должен отвечать определенным стандартам, для того чтобы иметь право участвовать в торговле или обмене такими материалами, оборудованием и технологиями.
Действующие международные режимы экспортного контроля функционируют не только на основе принципа определенных запретов на поставки в третьи страны, но также на основе обмена информацией между партнерами и принятых единых правил осуществления экспорта, выработанных путем взаимных консультаций. Для каждого из таких режимов создан свой механизм консультаций между партнерами. Они обеспечивают друг друга информацией о случаях отказа в выдаче лицензий на поставку в третьи страны и о компаниях и отдельных лицах, в отношении которых имеются сведения об их причастности к нарушению режима ядерного нераспространения.
Комитет Цангера (1971 г.) представляет собой неформальную организацию участников ДНЯО. Его основной задачей является определение исходного списка (triggerlist) товаров, подпадающих под категорию ядерных материалов и оборудования или под категорию материалов, специально разработанных для обработки, использования или производства расщепляющихся материалов, экспорт которых в соответствии со статьей III.2 ДНЯО должен включать применение гарантий МАГАТЭ.
На проводимых дважды в год заседаниях члены Комитета Цангера решают вопросы о том, что представляют собой ядерные материалы и оборудование или материалы, специально разработанные или изготовленные для обработки, использования или производства специального расщепляющегося материала; а также обсуждают процедуры экспорта этих товаров.
Группа ядерных поставщиков (ГЯП), образованная в 1975 г., также представляет собой неформальную организацию. В нее входят государства, осуществляющие ядерный экспорт или потенциально способные его осуществлять. Постоянными органами ГЯП являются Консультативный совет по товарам и технологиям двойного назначения и Совет по взаимному обмену информацией.
ГЯП осуществляет свою деятельность в соответствии с Руководящими принципами для ядерного экспорта (GuidelinesforNuclearTransfers), опубликованными в виде информационных циркуляров МАГАТЭ и касающимися передачи ядерных материалов и предметов двойного использования, применяемых в ядерных целях, и Руководящими положениями относительно процедуры консультаций и обмена информацией, которые приняты в 1992 г. в г. Варшаве и реализуются с помощью национальных систем экспортного контроля. Правила ГЯП разрешают осуществлять сотрудничество в ядерной области лишь в случае, если страна-получатель поставила свою ядерную деятельность под всеобъемлющие гарантии МАГАТЭ. Члены ГЯП периодически пересматривают Руководящие принципы с целью приведения их в соответствие с современными требованиями для разрешения возникших проблем, связанных с ядерным распространением. МАГАТЭ уведомляется о внесении согласованных поправок в Руководящие принципы и связанные с ними контрольные списки.
Режим контроля за ракетной технологией (РКРТ) был создан в 1987 г. в целях ограничения распространения ракетной техники, а также товаров и технологий, использующихся при создании ракетного оружия. Контроль за экспортом товаров и технологий, применяемых при создании ракетного оружия, регламентируется Руководящими принципами РКРТ и осуществляется в соответствии с контрольным списком. Последний имеет две категории контролируемых товаров, передача которых вызывает особую озабоченность государств – участников РКРТ. Экспорт законченных ракетных систем, товаров и услуг, включенных в категории I и II контрольного списка, а также любых ракет или беспилотных летательных аппаратов подлежит запрету, если есть основания считать, что они предназначены для использования в качестве средств доставки оружия массового уничтожения.
Вассенаарские договоренности по экспортному контролю за обычными вооружениями и товарами и технологиями двойного использования (1996 г.) обеспечивают бoльшую транспарентность и ответственность сторон в отношении передачи указанных вооружений, товаров и технологий. Государства – участники Вассенаарских соглашений осуществляют контроль за продукцией, вошедшей в два согласованных списка: список вооружений и список товаров и технологий двойного использования. Они также осуществляют мониторинг поведения стран, не входящих в данный режим, в целях своевременного принятия против них ограничительных мер по экспорту контролируемой продукции.
5. В структуру МРНЯО входят также прочие международные договорыв поддержку целей режима. Традиционно основной целью ДНЯО считается предотвращение горизонтального распространения ядерного оружия: этот аспект в договоре наиболее детально проработан и в этой области были достигнуты наиболее заметные успехи посредством создания системы гарантий МАГАТЭ. Однако, как уже указывалось выше, другая задача ДНЯО состоит в прекращении гонки ядерных вооружений и достижении всеобщего ядерного разоружения, т.е. в обуздании вертикального ядерного распространения. В отличие от первой, вторая цель ДНЯО не была оформлена в виде многостороннего режима и лишь отдельные ее аспекты сформулированы в ДВЗЯИ (открыт для подписания в 1996 г.) и в проекте текста договора о запрещении производства расщепляющихся материалов для ядерного оружия и других ядерных взрывных устройств (ДЗПРМ), представленном делегацией США в рамках Конференции по разоружению в 2006 г. (переговоры о его принятии еще не начались).
Положения ДВЗЯИ продвигают цели как вертикального, так и горизонтального ядерного нераспространения, качественно ограничивая развитие программ ядерных вооружений и останавливая так называемые пороговые страны. Обязательство не проводить натурные ядерные испытания, ныне основанное на фактическом моратории продолжительностью почти 13 лет (если вынести за скобки два испытания ЯО, проведенных КНДР в 2006 и 2009 гг.), со вступлением в силу ДВЗЯИ приобретет статус международной нормы.
Система верификации этого договора – международная система мониторинга (МСМ) – включает в себя 321 станцию наблюдения и 16 лабораторий, расположенных по всему миру. Основной технический параметр системы мониторинга, совершенствование которого продолжается уже почти 30 лет, определяется ее способностью обнаружить и идентифицировать ядерный взрыв мощностью в одну килотонну в любой точке поверхности суши. Во многих случаях чувствительность системы даже превосходит этот показатель: функциональные испытания показали, что МСМ в состоянии зарегистрировать ядерный взрыв мощностью в 100 тон.
В таких условиях ЯОГ для проверки пригодности существующих ядерных боезарядов и создания их модификаций придется рассчитывать исключительно на компьютерное моделирование, данные предыдущих ядерных испытаний и на проведение так называемых подкритических испытаний[37]. Однако создание новых типов ядерных боезарядов будет невозможно осуществить, для этого необходимо провести полномасштабные ядерные испытания. Такие ограничения находятся в полном соответствии с обязательствами ЯОГ по статье VI ДНЯО.
Неядерные государства, заинтересованные в разработке собственного ядерного оружия, могут создать простейшее ядерное взрывное устройство (ЯВУ) без проведения натурных ядерных испытаний (например, ЯВУ с использованием высокообогащенного урана (ВОУ) по схеме сближения (guntype) двух составных частей боезаряда). Однако для этого потребуется достаточно большое количество специального расщепляющегося материала, что является явным недостатком при скрытном характере разработок, а также повлечет за собой существенное увеличение габаритов и массы ЯВУ. Последнее обстоятельство весьма серьезно осложнит решение задачи по доставке ЯВУ до объекта поражения. При этом для создания базовой конструкции ЯВУ может оказаться достаточным ограничиться проведением подкритических ядерных испытаний, но они не дадут гарантий надлежащей работоспособности ЯВУ. В то же время, даже маломасштабное натурное ядерное испытание связано с огромным риском его обнаружения системой мониторинга ДВЗЯИ. Таким образом, хотя договор и не является непреодолимым препятствием на пути горизонтального ядерного распространения, он существенно повышает риски и ограничивает возможности пороговых стран.
Сущность предлагаемого к принятию ДЗПРМ состоит в том, чтобы заключить «недискриминационный многосторонний и международно верифицируемый договор, запрещающий производство расщепляющихся материалов для ядерного оружия и других ядерных взрывных устройств»[38]. При этом производство расщепляющихся материалов для мирных целей и для использования в качестве топлива силовых установок надводных и подводных судов не подпадает под запрет, но будет поставлено под международный контроль, гарантирующий непереключение таких материалов на запрещенные цели. Таким образом, ДЗПРМ стал бы важным шагом в ограничении вертикального распространения ядерного оружия и, что немаловажно, позволил бы опосредованно инкорпорировать непризнанные ядерные государства в режим контроля за ядерными вооружениями.
На принадлежность ДЗПРМ к системе МРНЯО указывает и то, что договор определенным образом связан и с другими элементами этого режима. Во-первых, механизм верификации ДЗПРМ неизбежно будет иметь сходство с тем, что сейчас применяется МАГАТЭ, и опыт Агентства может быть широко использован. Во-вторых, обязательства, взятые на себя НЯОГ, подписавшими Соглашение о всеобъемлющих гарантиях и Дополнительный протокол, полностью удовлетворяют тем требованиям к этим государствам, которые предусмотрены в проекте ДЗПРМ. Поэтому договор наложит новые обязательства лишь на страны «большой пятерки» и государства, находящиеся вне режима ДНЯО.
Как следует из вышеизложенного, каждый из рассмотренных основных элементов международного режима нераспространения ядерного оружия образует свой собственный режим на базе соглашений более узкой направленности, нежели ДНЯО. В структуру МРНЯО входят также дополнительные элементы, поддерживающие цели режима, но не составляющие его основу. Кроме того, все составляющие режима, помимо юридической базы, правил, норм и процедур, включают определенный круг акторов (участников), которые создали эти элементы или действуют в их рамках, преследуя определенные цели. Таким образом, на основе режима ДНЯО сформировался комплекс взаимозависимых режимов и отдельных элементов МРНЯО, направленных на ограничение горизонтального и вертикального распространения ядерного оружия и контролируемой передачи мирных ядерных технологий и товаров.
[1] Сафонов М. Современные подходы к изучению международных отношений // Международные процессы. – 2003. 1 (1). – http://www.intertrends.ru/one/006.htm .
[2] Ruggie J.G. International Responses to Technology: Concepts and Trends // International Organization. 1975, vol. 29, issue 03, p. 570.
[3] Этот специальный выпуск журнала «Международные организации» был позже переиздан в качестве коллективной монографии: Krasner S.D. Structural Causes and Regime Consequences: Regimes as Intervening Variables // International Regimes, ed. by S.D. Krasner. – Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1983, p. 2.
[4] Введение в теорию международных отношений и внешней политики: Учебное пособие / Под ред. Н.А. Ломагина. – СПб.: Сентябрь, 2001. – C. 83–84.
[5] Ruggie J.G. Constructing the World Polity: Essays on International Institutionalization (далее – Ruggie J.G. Constructing the World Polity...). – L., N. Y.: Routledge, 1998, p. 89.
[6] Young O.R. Regime Dynamics: The Rise and Fall of International Regimes // International Organization. 1982, vol. 36, issue 02, p. 277.
[7] Введение в теорию международных отношений: Учебное пособие / Отв. ред. А.С. Маныкин. – М.: Изд-во МГУ, 2001. – C. 57.
[8] Петровский В.Е. Новая парадигма безопасности в Евразии (далее – Петровский В.Е. Новая парадигма безопасности…) // Обозреватель – Observer. 2004. 4 (171). – http://www.rau.su/observer/N4_2004/4_02.htm .
[9] Цыганков П.А. Современные политические режимы: структура, типология, динамика. – М.: Интерпракс, 1995. – С. 78.
[10] Батюк В.И. Трудное партнерство. Двусторонние режимы и институты в российско-американских отношениях после окончания «холодной войны». – М.: Прометей, 2008. – С. 5.
[11] Цыганков П.А. Современные политические режимы: структура, типология, динамика. – М.: Интерпракс, 1995. – С. 78.
[12] Krasner S.D.Structural Causes and Regime Consequences: Regimes as Intervening Variables // International Regimes, ed. by S.D. Krasner. – Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1983, pp. 1–21.
[13] «Под международными институтами… понимается выработанная в результате международных соглашений совокупность правил (режимов), определяющих взаимодействие государств и других национальных акторов в тех или иных сферах, а также приемлемые (и неприемлемые) формы их поведения на международной арене» (Баталов Э.Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современных американских концепций). – М.: РОССПЭН, 2005. – С. 194).
[14] «В сегодняшнем мире мы имеем тысячи норм, правил и институтов, которые регулируют, управляют и перераспределяют стоимость осуществления транзакций между обществами и правительствами. Мы называем эти учреждения режимами» (HolstiK.J. International Politics. A Framework for Analysis. – Englewood Cliffs: Prentice-Hall International, 1988, р. 447).
[15] Ruggie J.G. Constructing the World Polity…, р. 67.
[16] Петровский В.Е. Новая парадигма безопасности…
[17] Там же.
[18] См.: Цыганков П.А. Современные политические режимы: структура, типология, динамика. – М.: Интерпракс, 1995. – 295 с.
[19] Jervis R. Security Regimes // International Regimes, ed. by S.D. Krasner. – Cornell University Press, 1983, pp. 173–194.
[20] Шохзода С. Институциализированные международные режимы безопасности в Центрально-азиатском регионе // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 2005. 5. C. 92.
[21] Петровский В.Е. Новая парадигма безопасности…
[22] Там же.
[23] Muller H. Regimeanalyse und Sicherheitspolitik: Das Beispiel Nonproliferation // Regime in den internationalen Beziehungen, (ed.) B. Kohler-Koch. – Baden-Baden: Nomos, 1989, рр. 282–290.
[24] Ядерное нераспространение: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. В 2-х т. Т. 1. / Под общ. ред. В.А. Орлова. – М.: ПИР-Центр, 2002. – С. 16.
[25] Brzoska M. Is the Nuclear Non-Proliferation System a Regime? A Comment on Trevor McMorris Tate // Journal of Peace Research. 1992, vol. 29, 2, р. 215.
[26] Dhanapala J. Multilateralism and the Future of Global Nuclear Nonproliferation Regime // The Nonproliferation Review. Fall 2001, vol. 8, 3, р. 100.
[27] Садовский В.Н. Системный анализ // Новая философская энциклопедия. В 4-х т. Т.3. / Под ред. В.С. Степина, А.П. Огурцова, Г.Ю. Семигина и др. – М.: Мысль, 2000-2001.– С. 558.
[28] Среди других западных исследователей системного подхода следует назвать А. Рапопорта, К. Боулдинга, М. Месаровича, Р.Л. Акофа, У.Р. Эшби, Ч. Хитча, Р. Маккина, Э. Квейда, С. Оптнера; среди советских/российских специалистов – В.Г. Афанасьева, И.В. Блауберга, Д.М. Гвишиани, Г.Б. Кочеткова, А.И. Уемова, И.Т. Фролова, Э.Г. Юдина.
[29] Bertalanffy L. von. An Outline of General System Theory // British Journal for the Philosophy of Science. August 1950, vol. 1, 2, р. 136.
[30] Boulding K. General Systems Theory – The Skeleton of Science // General Systems: Yearbook of the Society for General Systems Research. 1956, vol. 1, pp. 11–17.
[31] Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. – М.: Наука, 1976. – С. 20.
[32] Официальные ядерные государства (ЯОГ) – группа стран, принадлежность к которой, согласно статье IX.3 ДНЯО, определяется по официально зарегистрированному факту взрыва ядерного устройства до 1 января 1967 г. и в которую входят Соединенные Штаты Америки, Россия, Великобритания, Франция и Китай.
[33] Договор о нераспространении ядерного оружия. – http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/npt.shtml .
[34] Там же.
[35] Ядерные материалы включают исходные материалы, такие как природный уран, обедненный уран и торий, и специальные расщепляющиеся материалы, такие как обогащенный уран и плутоний.
[36] Договор Тлателолко учредил создание ЗСЯО в Латинской Америке и Карибском бассейне.
[37] Подкритическое (докритическое) ядерное испытание – это неядерно-взрывной эксперимент, в ходе которого ядерный заряд проверяется на стадии обжатия взрывом химического взрывчатого вещества-имитатора делящихся материалов. При этом никакой энергии кроме той, что генерируется соответствующим химическим взрывчатым веществом, не выделяется и отсутствуют условия для экспоненциально нарастающей цепной ядерной реакции.
[38] United Nations General Assembly Resolution A/RES/48/75/L, General and Complete Disarmament, 16 December 1993. – http://www.un.org/documents/ga/res/48/a48r075.htm .