ВЛИЯНИЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ НА ПАРАМЕТРЫ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ И РЕЖИМА КОНТРОЛЯ НАД ВООРУЖЕНИЯМИ*
В. И. Есин,
к.воен.н., профессор,
ведущий научный сотрудник
Института США и Канады РАН
e-mail:
Аннотация. В статье дана оценка влияния произошедших в XXI веке технологических прорывов в военной сфере на параметры стратегической стабильности и режима контроля над вооружениями. Показаны возникшие в связи с этим проблемы обеспечения стратегической стабильности и соблюдения действующих международных соглашений по контролю над вооружениями, а также возникшие сложности на пути заключения новых международных договоров по контролю над вооружениями. Предложен ряд мер по преодолению этих сложностей.
Ключевые слова: технологические факторы в военной сфере, стратегическая стабильность, контроль над вооружениями.
THE IMPACT OF TECHNOLOGICAL FACTORS ON PARAMETERS OF STRATEGIC STABILITY AND ARMS CONTROL REGIME
Esin Viktor Ivanovich,
PhD in Military Science
Leading Research Fellow, Center for Industrial Policy Studies,
Institute for the U.S. and Canadian Studies
Russian Academy of Sciences
e-mail:
Annotation. The article gives an assessment of the influence of technological breakthroughs in military affairs occurred in the XXI century on the parameters of strategic stability and arms control regime. It analyses the issues which have arisen for strategic stability and compliance with existing international agreements on arms control, as well as the difficulties impeding negotiations on new international agreements on arms control. The article suggests a number of measures to overcome these difficulties.
Keywords: technological factors in military affairs, strategic stability, arms control.
В XXI веке в военной сфере произошел взрывной рост научных разработок вкупе с появлением нанотехнологий. Это привело к созданию нового поколения конвенциональных вооружений. Разрушительная мощь некоторых из этих систем вооружения все больше приближается к возможностям ядерного оружия. Это качественно изменяет структуру ранее сложившегося в мире военно-стратегического баланса.
В связи с вышесказанным представляет интерес оценить влияние технологических факторов на параметры стратегической стабильности и режима контроля над вооружениями.
1. Стратегическая стабильность: прошлое и настоящее.
Концепция стратегической стабильности[1] восходит к первым десятилетиям холодной войны. В своей традиционной формулировке, в контексте тогдашней конкуренции на мировой арене двух супердержав – СССР и США, стратегическая стабильность описывается как ситуация взаимного ядерного сдерживания между двумя сторонами. Эта ситуация к началу 1970-х годов, когда СССР достиг паритета с США в ядерных вооружениях межконтинентальной дальности (свыше 5500 км), трансформировалась в модель «взаимного гарантированного уничтожения» (ВГУ), которая характеризуется тем, что в случае развязывания ядерной войны каждая из сторон способна в ответных действиях нанести другой стороне неприемлемый ущерб[2].
Модель ВГУ была впервые кодифицирована в 1972 году в рамках двух советско-американских документов: Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (Соглашение ОСВ-1)[3] и Договор об ограничении систем противоракетной обороны (Договор по ПРО)[4]. Оба этих документа были подписаны одновременно 26 мая 1972 г. и ратифицированы сторонами 3 октября 1972 г. в одном пакете. И это не случайность, тем самым была зафиксирована сущностная взаимосвязь между стратегическими наступательными вооружениями (СНВ) и стратегическими оборонительными вооружениями.
Такая кодификация модели ВГУ свела понятие военно-стратегического баланса к паритету у сторон ядерных вооружений межконтинентальной дальности при наложении ограничений на их стратегическую ПРО. При этом не принимались во внимание нестратегические ядерные вооружения, а также гигантские обычные вооружения, которые были у СССР и США. Вне учета оказались и ядерные, и обычные вооружения других государств.
Столь «узкое» определение военно-стратегического баланса породило, в свою очередь, и «узкое» понимание стратегической стабильности[5], которое легло в основу для заключения последующих советско-американских договоренностей о контроле над ядерными вооружениями. В 1979 году был подписан Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор ОСВ-2)[6], а в 1991 году – Договор между СССР и США о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор СНВ-1)[7]. Правда, в конце холодной войны сфера контроля над вооружениями была расширена. В 1987 году был заключен Договор между СССР и США о ликвидации их ракет средней и меньшей дальности (Договор о РСМД)[8], по которому стороны к середине 1991 года уничтожили все баллистические и крылатые ракеты наземного базирования с дальностью от 500 до 5500 км, а осенью 1991 года Вашингтон и Москва объявили об односторонних, но параллельных шагах по глубоким сокращениям тактического ядерного оружия[9], что позволило сторонам сократить арсеналы этого оружия в 4-5 раз. Помимо этого, в 1990 году был подписан Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ)[10], ограничивший у государств, входивших в Организацию Североатлантического договора (НАТО) и Организацию Варшавского договора (ОВД), тяжелые вооружения сухопутных войск[11], боевые самолеты и боевые вертолеты в зоне действия Договора[12], а также принят Венский документ о мерах укрепления доверия и безопасности (ВД о МДБ)[13].
Однако произошедшее тогда расширение области контроля над вооружениями не привело к изменениям в подходах СССР и США к обеспечению стратегической стабильности. В их Совместном заявлении от 1 июня 1990 г.[14] было провозглашено, что контроль над вооружениями используется для повышения стратегической стабильности «путем поиска договоренностей, повышающих выживаемость [стратегических ядерных арсеналов обеих стран – В.И.Е.], устраняющих стимулы для нанесения первого ядерного удара и воплощающих взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными средствами».
«Узкое» определение стратегической стабильности сохранялось вплоть до конца первого десятилетия XXI века, что было зафиксировано в новом Договоре между РФ и США о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (Договор СНВ-3)[15], подписанном 8 апреля 2010 г. в Праге президентом России Д.А. Медведевым и президентом США Бараком Обамой. В этом Договоре учтены только традиционные компоненты стратегической ядерной триады: межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ) и оснащенные для ядерных вооружений тяжелые бомбардировщики (ТБ). Правда, в преамбуле Договора было зафиксировано наличие взаимосвязи между стратегическими наступательными вооружениями и стратегическими оборонительными вооружениями, возрастание важности этой взаимосвязи в процессе сокращения стратегических ядерных вооружений и то, что нынешние стратегические оборонительные вооружения не подрывают жизнеспособность и эффективность стратегических наступательных вооружений сторон[16].
Вместе с тем, вследствие произошедших в последнее время технологических прорывов в военной сфере, стратегическая стабильность по факту обрела «широкое» определение, поскольку теперь военно-стратегический баланс не ограничивается только стратегическими ядерными вооружениями, а включает и новые компоненты. Сегодня достижение решающих целей войны (поражение широкого спектра военных целей и промышленных объектов, разрушение системы политического и военного управления), как это отмечено в работах авторского коллектива Института США и Канады РАН[17] и американского ученого Колина Грея[18], становится возможным не только с помощью ядерного оружия. Так, появились конвенциональные стратегические системы вооружения, способные за счет высокой точности наведения на цель поражать высокозащищенные объекты, что ранее было достижимо только для ядерного оружия. Причем, ведущая роль в разработке и создании таких систем вооружения принадлежит США[19], хотя и другие ведущие в мире государства, как-то Россия и Китай, также предпринимают усилия в целях обладания дальнобойным высокоточным оружием с обычным оснащением.
В целом же совокупный баланс сил в современном мире складывается из очень многих факторов. Все большее значение приобретают противоракетные технологии, дальнобойные высокоточные системы вооружения с применением обычных боезарядов, возможность выведения оружия в околоземное космическое пространство[20]. Бурными темпами развиваются кибернетические военные средства[21]. Значительный дисбаланс возник в сфере обычных вооружений. Взаимосвязь этих факторов с параметрами стратегической стабильности становится все более очевидной.
Все вышесказанное позволяет утверждать, что в настоящее время под влиянием технологических факторов, столь существенно изменивших в складывающемся полицентричном мире военно-стратегический баланс, произошла трансформация «узкого» понимания стратегической стабильности в «широкое».
2. Режим контроля над вооружениями: настоящее и будущее.
В настоящее время в области контроля над вооружениями[22] накоплен значительный опыт и создана соответствующая международно-правовая база. Вместе с тем в последние годы международно-правовой процесс контроля над вооружениями переживает не лучшие времена: практически все его сферы испытывают те или иные проблемы, нередко весьма серьезные, чреватые развалом режима контроля над вооружениями.
Эти проблемы обусловлены различными факторами, однако определяющими из них являются политические и технологические. Исходя из тематической направленности данной статьи, основное внимание в ней уделено влиянию технологических факторов на параметры режима контроля над вооружениями, но в увязке с политическими факторами.
Представляется очевидным, что технологические факторы ныне оказывают наибольшее влияние на те сферы режима контроля над вооружениями, которые регламентируются ДОВСЕ, Договором о РСМД и Договором СНВ-3. Подобные факторы создают сложности и на пути возобновления переговоров между Россией и США о дальнейшем сокращении их стратегических наступательных вооружений.
2.1. Контроль над обычными вооружениями в Европе.
Контроль над обычными вооружениями в Европе (КОВЕ) юридически оформился 19 ноября 1990 г., когда в Париже был подписан ДОВСЕ[23]. Этот Договор, как уже отмечалось, ограничил у государств-участников НАТО и ОВД суммарное количество тяжелых вооружений сухопутных войск, боевых самолетов и боевых вертолетов, которые мог иметь каждый из этих военно-политических блоков. В то время именно эти вооружения вносили основной вклад в боевую мощь ударных группировок обычных вооруженных сил, поэтому установление безопасного и стабильного баланса по ним устраняло стимул для осуществления взаимного нападения и начала крупномасштабных наступательных действий в Европе.
После распада ОВД (протокол о полном прекращении деятельности этой Организации подписан 1 июля 1991 г.[24]) бывшие его участники подписали Соглашение о разделе коллективной квоты вооружений и военной техники на индивидуальные, применительно к Болгарии, Венгрии, Польше, Румынии, Словакии, СССР и Чехии. А после распада СССР (25 декабря 1991 г.) доставшаяся ему квота вооружений и военной техники была перераспределена между Азербайджаном. Арменией, Белоруссией, Грузией, Казахстаном, Молдавией, Россией и Украиной (в соответствии с подписанным 15 мая 1992 г. в Ташкенте Соглашением между этими вновь образовавшимися государствами)[25].
После того, как в конце 1995 года государствами–участниками ДОВСЕ был завершен процесс сокращения вооружений и военной техники до предельных уровней, установленных этим Договором[26], он уже не мог оставаться в прежнем виде. Решение о модернизации ДОВСЕ было принято 31 мая 1996 г. на первой Конференции по рассмотрению действия этого Договора. Соглашение об адаптации ДОВСЕ было подписано главами 30 государств-участников Договора 19 ноября 1999 г. в Стамбуле на саммите Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ)[27]. Это Соглашение заменило установленное по ДОВСЕ блоковое равновесие между НАТО и ОВД по вооружениям и военной технике, ограничиваемых по этому Договору, на предельное их количество для каждого государства-участника Договора. Тем самым произошел переход от блоковых обязательств к национальным.
Но адаптированный вариант ДОВСЕ до сих пор в силу не вступил, поскольку США и их союзники по НАТО, подписавшие Соглашение об адаптации ДОВСЕ, под надуманными предлогами не ратифицировали это Соглашение[28].
В сложившейся ситуации, усугубляемой тем, что вне КОВЕ остается целый ряд европейских государств, в том числе ставших новыми членами НАТО, Россия вынуждена была в 2007 году приостановить свое участие в ДОВСЕ[29]. В 2011 году США и те государства-участники ДОВСЕ, которые являются их союзниками и партнерами, приостановили выполнение своих обязательств по ДОВСЕ в отношении России[30]. В марте 2015 г. в ходе очередного заседания Совместной консультативной группы ДОВСЕ глава российской делегации Антон Мазур сделал заявление о приостановке участия России в заседаниях этой группы, поскольку они утратили для нее значимость: западные партнеры не воспринимали российские озабоченности[31]. Таким образом, ранее объявленное Россией приостановление действия ДОВСЕ стало в отношении ее полным. Возвращаться к ДОВСЕ в его первоначальном виде Россия не намерена, а адаптированный вариант этого Договора, по мнению Москвы, перестал соответствовать современным реалиям[32].
И действительно, ни ДОВСЕ, ни его адаптированный вариант не затрагивают наиболее важные элементы современного военно-стратегического баланса в сфере обычных вооружений. Использование в военном деле разработанных в XXI веке технологий привело к тому, что сегодня решающую роль в этом балансе играют высокоточные системы поражения, такие как авиационные и морские крылатые ракеты и беспилотные летательные аппараты. Они весьма эффективно применяются в военных конфликтах последнего времени и никоим образом не ограничиваются режимом КОВЕ, базирующимся на договоренностях 90-х годов прошлого века.
Тем самым можно утверждать, что игнорирование влияния технологических факторов на параметры режима КОВЕ, усугубляемое обострившимся военно-политическим противостоянием России и НАТО, привело к его фактическому распаду. Он утратил свое главное предназначение: установление безопасного и стабильного баланса обычных вооруженных сил в Европе.
Как считают участники неправительственной Комиссии по проблемам глубокого сокращения ядерных вооружений[33], для возрождения режима КОВЕ странам, входящим в ОБСЕ, следует в рамках этой Организации разработать новую концепцию этого режима, которая учитывала бы как позитивный, так и негативный опыт прошлого. Модернизируемый режим КОВЕ должен сочетать установление существенно более низких предельных уровней для ограничивавшихся ДОВСЕ категорий вооружений с установлением ограничений для новых категорий обычных вооружений, о которых речь шла выше, и включать в себя более комплексные меры в отношении ограничения военных потенциалов его участников, чем это предусмотрено ДОВСЕ и ВД о МБД, с согласованием их проверяемой транспарентности. При этом общеевропейский режим мог бы быть дополнен субрегиональными мерами, которые сочетали бы сделанные ранее заявления России и НАТО об отказе от дополнительного развертывания существенных боевых сил на постоянной основе с новыми договоренностями, в частности, с согласованными ограничениями численности вооруженных сил и определенных видов вооружений и военной техники[34].
2.2. Укрепление Договора о РСМД.
Договор о РСМД, вступивший в силу 1 июня 1988 г., является бессрочным[35]. Он стал первым в истории международным договором о реальном ядерном разоружении, полностью исключившим из ядерных арсеналов СССР и США баллистические и крылатые ракеты средней и меньшей дальности наземного базирования. Важно также, что в статье VI Договора зафиксировано, что в дальнейшем ни одна из сторон не производит никаких таких ракет, не проводит летные испытания таких ракет и не производит никаких пусковых установок таких ракет.
Сегодня следует напомнить, что подписание Договора о РСМД стало реальной демонстрацией прагматического подхода Москвы и Вашингтона к выходу из становившейся все более взрывоопасной ситуации нарастания в то время ядерного противостояния в Европе двух сверхдержав – СССР и США, а ликвидация их ракет средней и меньшей дальности способствовала не только нормализации военно-политической обстановки на европейском континенте, но и в мире в целом[36].
И эта стабилизирующая значимость Договора о РСМД для безопасности на европейском континенте до сих пор остается актуальной. Она даже возросла на фоне произошедшего в последние два года ухудшения отношений между Россией и Западом из-за известных событий в Украине, усугубленных взаимными санкциями и наращиванием военного потенциала НАТО вблизи российских границ.
Поэтому столь важно укрепить Договор о РСМД, который ныне стал предметом противоречий и взаимных обвинений России и США в нарушении его положений[37].
Суть претензий сторон по соблюдению положений Договора о РСМД состоит в следующем. Американская сторона обвиняет Россию в разработке и испытании крылатой ракеты наземного базирования (КРНБ) с дальностью свыше 500 км, что запрещено Договором о РСМД (статья VI.1b). Но при этом Вашингтон не представил Москве сколь-нибудь внятной информации о статусе и характеристиках этой ракеты или о располагаемых американцами сведений об ее испытаниях. Российская сторона обвиняет США в трех нарушениях Договора о РСМД: 1) в использовании для тестирования систем ПРО баллистических ракет-мишеней типа «Гера», которые фактически являются аналогом тех баллистических ракет средней дальности (БРСД), производство которых запрещено Договором о РСМД (статья VI.1a); 2) в создании и развертывании боевых беспилотных летательных аппаратов (ББЛА) типа «Предатор» и «Репер», которые подпадают под сферу охвата Договора о РСМД (статья II.2) как КРНБ с дальностью свыше 500 км; 3) в размещении на территории Румынии противоракетного комплекса «Иджис-Эшор» с универсальными вертикальными пусковыми установками Мк-41, способными запускать не только противоракеты типа «Стандард-3М», но и крылатые ракеты «Томагавк», обладающих дальностью до 2600 км, что является прямым нарушением Договора о РСМД (статья VI.1a)[38].
Ведущийся с 2013 года российско-американский диалог на высоком политическом уровне по урегулированию взаимных претензий сторон в отношении соблюдения положений Договора о РСМД результатов до сих пор не дал и вряд ли он будет иметь успех и в дальнейшем, если его не наполнить новым содержанием. Как полагают участники уже упоминавшейся Комиссии по проблемам глубокого сокращения ядерных вооружений, помимо проведения двусторонних встреч высокого уровня необходимо рабочее обсуждение техническими специалистами всех спорных аспектов, касающихся выполнения Договора о РСМД, как это делалось ранее в рамках Специальной контрольной комиссии, учрежденной этим Договором (статья ХIII) и необоснованно упраздненной в 2003 году[39].
Наряду с обсуждением спорных аспектов и нахождением по ним приемлемых компромиссов, техническим специалистам обязательно следует обсудить и адаптацию Договора о РСМД к современным реалиям с учетом произошедшего в мире технологического прогресса и изменения политической обстановки за те без малого 30 лет, которые миновали после подписания этого Договора. Если же продолжить игнорировать влияние технологических факторов на параметры Договора о РСМД и не предпринять усилия по его адаптации к реалиям, то он может повторить печальную судьбу Договора по ПРО[40].
В какой же адаптации нуждается Договор о РСМД?
Во-первых, следует разрешить сторонам Договора о РСМД производить и использовать для тестирования систем ПРО баллистические ракеты-мишени, подпадающие под сферу охвата этого Договора, но с наложением разумных ограничений на их количество и, главное, запрета на развертывание пусковых установок этих ракет-мишеней где бы то ни было, кроме как на испытательных полигонах. Тем самым будут удовлетворены объективные потребности в полноценном тестировании систем ПРО (причем, не только американских, но и российских) и при этом исключено развертывание боевых баллистических ракет средней и меньшей дальности наземного базирования.
Во-вторых, поскольку ныне нереально запретить создание ББЛА с дальностью свыше 500 км (необходимость в таком оружии испытывают не только США, но и Россия и другие страны), то их следует вывести из сферы охвата Договора о РСМД[41]. Для этого необходимо разработать новые определения и меры контроля, которые позволят провести различие между ББЛА и КРНБ, запрещенными Договором о РСМД. Возможен и другой вариант урегулирования проблемы ББЛА: можно ограничить наличие таких дронов у России и США определенным разумным количеством. Такая договоренность может быть оформлена двусторонним соглашением.
Что касается обвинения американцами России в разработке и испытании КРНБ, запрещенной Договором о РСМД, то российская сторона настаивает на надуманности этого обвинения. Для разрешения этой коллизии нужно поступить следующим образом. Соединенные Штаты передают российской стороне имеющуюся у них информацию по этой ракете, пусть и весьма дозированную и не раскрывающую источник ее получения, но позволяющую однозначно понять, о какой российской ракете идет речь[42]. Россия организует и проводит показ этой ракеты (безусловно, при условии, если она существует в реальности) американской стороне с представлением ей необходимых сведений о результатах ее испытаний. Процедура показа оформляется двусторонним протоколом, в котором фиксируется, что данная ракета не подпадает под сферу охвата Договора о РСМД.
В отношении пусковых установок Мк-41, развернутых на противоракетной базе в Румынии (а в 2018 году и в Польше), Соединенным Штатам следует не только официально заверить российскую сторону в том, что эти пусковые установки будут использоваться исключительно для запуска противоракет, но и внести в их конструкцию такие визуально наблюдаемые изменения, которые по факту исключали бы саму техническую возможность их использования для запуска КРНБ, запрещенных Договором о РСМД. После этого должен быть осуществлен показ российской стороне модернизированной таким образом пусковой установки Мк-41 с последующим оформлением двустороннего протокола, аналогичного протоколу по российской КРНБ.
Достигнутые вышеуказанные российско-американские договоренности следует зафиксировать в межправительственном соглашении. Тем самым будет достигнуто укрепление Договора о РСМД и на практике подтверждена приверженность российских и американских официальных лиц этому Договору, о чем они неоднократно заявляли[43].
2.3. Контроль над стратегическими ядерными вооружениями.
Заключение Договора СНВ-3 стало знаковым событием для российско-американских отношений. На состоявшемся в июне 2010 г. саммите в Вашингтоне президент России Д.А. Медведев и президент США Барак Обама в Совместном заявлении о стратегической стабильности[44] особо отметили, что этот Договор не только направлен на сокращение стратегических наступательных вооружений, но и создает основу для продолжения развития новых стратегических отношений России и США, базирующихся на взаимном доверии, открытости, предсказуемости и сотрудничестве. Тем самым президенты признали огромную политическую значимость Договора СНВ-3.
Однако, вследствие произошедшего в последнее время резкого ухудшения российского-американских отношений, ныне политическая значимость Договора СНВ-3 во многом утрачена. В то же время его стабилизирующее влияние на российско-американские отношения возросло. Установленные этим Договором предельные уровни стратегических наступательных вооружений и меры транспарентности и верификации ограничивают соперничество России и США в сфере стратегических ядерных вооружений, и это позволяет исключить наихудшие предположения и провоцирующее развертывание этих вооружений. Стратегический ядерный баланс между Россией и США остается предсказуемым и устойчивым.
С учетом вышесказанного можно утверждать, что Договор СНВ-3 играет важнейшую роль в ограничении гонки стратегических ядерных вооружений и является важным элементом стратегической стабильности. Это наглядно демонстрирует особую востребованность контроля над стратегическими ядерными вооружениями в период нестабильности в мире.
Теперь, что касается реализации Договора СНВ-3. Как известно, он вступил в силу 5 февраля 2011 г. Срок его действия – 10лет. Договором предусмотрено, что через семь лет после вступления его в силу, то есть к 5 февраля 2018 г., каждая из сторон должна ограничить свои стратегические наступательные вооружения следующим суммарным уровнем: не более 700 развернутых МБР, БРПЛ и ТБ с засчитываемыми за ними 1550-ю боезарядами и не более 800 развернутых и неразвернутых пусковых установок (ПУ) МБР, ПУ БРПЛ и ТБ.
Согласно последнему обмену данными сторонами Договора СНВ-3[45], на 1 марта 2016 г. у России имелось 856 развернутых и неразвернутых ПУ МБР, ПУ БРПЛ и ТБ, 521 развернутая МБР, БРПЛ и ТБ и 1735 засчитываемых за ними боезарядов. У США эти показатели составляли 878 единиц, 741 единица и 1481 единица соответственно.
В настоящее время обе стороны Договора СНВ-3 признают, что его реализация проходит планомерно, а возникающие разногласия (они непринципиальны) удается разрешать в рамках Двусторонней консультативной комиссии, учрежденной Договором (статья XII)[46].
В феврале этого года минуло пять лет со дня вступления в силу Договора СНВ-3. Это ровно половина срока его действия. Возникает закономерный вопрос: каковы же дальнейшие намерения сторон этого Договора, двух ядерных держав, которые в совокупности обладают 90% мирового ядерного арсенала, в отношении последующих сокращений их стратегических наступательных вооружений?
Выступая в Берлине в июне 2013 г., президент США Барак Обама заявил, что Соединенные Штаты могут пойти на дальнейшие сокращения развернутого стратегического ядерного оружия примерно на одну треть от уровня Договора СНВ-3 без ущерба для своей безопасности[47]. В этой связи он высказал намерение заключить с Россией новое соглашение о сокращении стратегических наступательных вооружений. Хотя это предложение не было конкретизировано, оно было скептически встречено руководством России, которое на тот момент считало, что сначала надо выполнить мероприятия по сокращению стратегических наступательных вооружений по Договору СНВ-3 и найти приемлемое решение по ряду взаимосвязанных с ядерным разоружением вопросов, а затем уже начинать переговорный процесс по дальнейшему сокращению стратегических ядерных арсеналов. Но в конце 2014 года позиция России претерпела существенную трансформацию. Выступая в Сочи на дискуссионном форуме «Валдай», президент России В.В. Путин заявил: «Мы настаиваем на продолжении переговоров по сокращению ядерных арсеналов и готовы к самому серьезному предметному разговору по вопросам ядерного разоружения»[48].
Казалось, что это заявление российского президента зажгло зеленый свет на пути возобновления прерванного в начале текущего десятилетия переговорного процесса о последующих шагах России и США по сокращению ядерных вооружений. Однако нынешнее прискорбное состояние российско-американских отношений, о чем уже было сказано, не позволяет реализовать возможности открывшегося политического «окна». И все же, это не является основанием для бездействия[49].
Следует иметь в виду, что стратегические отношения России и США имеют давнюю историю, если учитывать и советский период, и по объективным причинам, несмотря на возникающие различного характера возмущающие факторы, они сохранятся и впредь, поскольку невозможно игнорировать ту данность, что Россия и США – это две ядерные сверхдержавы, несущие, как постоянные члены Совета Безопасности ООН, особую ответственность перед международным сообществом за сохранение мира на нашей планете и обеспечение стратегической стабильности. Поэтому при успешном мирном урегулировании украинского кризиса, который априори не может продолжаться бесконечно, появятся возможности для возобновления серьезного российско-американского диалога по вопросам контроля над стратегическими ядерными вооружениями, как это было, например, после чехословацкого кризиса 1986 года или же после ввода советских войск в Афганистан в 1979 году.
Вместе с тем вряд ли можно будет начать диалог с того, чем закончили в 2010 году, когда Россия и США подписали Договор СНВ-3. Ситуация существенно изменилась. Как уже отмечалось, под влиянием технологических факторов понятие военно-стратегического баланса обрело более широкое содержание, чем раньше: оно вышло за прежние рамки, очерчиваемые исключительно паритетом сторон по стратегическим ядерным вооружениям. Поэтому, с учетом имеющихся сложностей в российско-американских отношениях, для запуска переговорного процесса по дальнейшему сокращению стратегических наступательных вооружений потребуется на начальном этапе учредить постоянный консультативный механизм для регулярных двусторонних обсуждений любых вопросов, касающихся как ядерных вооружений, так и тех, которые взаимоувязаны с сокращением этих вооружений. Представляется очевидным, что к числу наиболее значимых из таких вопросов относятся те, которые связаны с разногласиями России и США в отношении противоракетной обороны, потенциала быстрого глобального удара с применением высокоточного оружия в обычном оснащении и предотвращением гонки вооружений в космическом пространстве[50].
Вышеуказанный консультативный механизм дополнил бы и расширил уже существующие формы российско-американского сотрудничества в рамках уже упоминавшейся Двусторонней консультативной комиссии, учрежденной Договором СНВ-3, и Конференции «ядерной пятерки»[51].
В дальнейшем, по мере улучшения российско-американских отношений, следует возобновить деятельность рабочей группы по контролю над вооружениями и международной безопасности, созданной в рамках российско-американской Президентской комиссии, учрежденной в 2009 году (ее деятельность была приостановлена в 2014 году по решению американской администрации).
Как представляется, если удастся организовать диалог в предложенном формате, то он позволит сторонам обсудить меры взаимной сдержанности, а также другие вопросы, отвечающие общим интересам в сфере стратегической стабильности, и на основе взаимоприемлемых компромиссов по разногласным аспектам выработать базовые принципы новой договоренности между Россией и США по сокращению стратегических наступательных вооружений. Далее необходимо, чтобы эти базовые принципы одобрило военно-политическое руководство России и США, и только после этого следует переходить к переговорам официальных делегаций по выработке и заключению нового договора между Россией и США по сокращению стратегических наступательных вооружений.
Эти переговоры могли бы преследовать следующие цели:
- существенные устойчивые сокращения стратегических наступательных вооружений с установлением для них предельного суммарного уровня в 1000 боезарядов на 500 развернутых носителях (МБР, БРПЛ и ТБ) для каждой из сторон. При этом под эти ограничения подпадали бы как ядерные МБР и БРПЛ, так и эти носители с неядерным оснащением[52];
- сохранение созданного по Договору СНВ-3 режима транспарентности и верификации;
- принятие сторонами обязательств, хотя бы в форме совместных или параллельных односторонних политических заявлений, по ограничению тех категорий конвенциональных вооружений, которые способны нарушить стратегический ядерный баланс между Россией и США;
- отказ от намерений сторон по развертыванию в околоземном космическом пространстве любых ударных вооружений.
Заключение нового договора между Россией и США по сокращению стратегических наступательных вооружений отвечало бы как их национальным интересам, так и интересам международного сообщества в целом. Это способствовало бы укреплению стратегической стабильности и международной безопасности, повышению уровня доверия и предсказуемости в российско-американских отношениях и, что весьма важно, стало бы весомым стимулом для других участников «ядерной пятерки» в отношении проявления ими сдержанности в своих ядерных программах и для присоединения их к переговорному процессу по контролю над ядерными вооружениями.
Если же в силу непреодолимых обстоятельств не удастся к 2021 году заключить новый договор между Россией и США по сокращению стратегических наступательных вооружений, то Москве и Вашингтону следует выиграть время для продолжения диалога по тем проблемным вопросам, которые не позволили достигнуть новой договоренности, продлив срок действия Договора СНВ-3 на пять лет. Такая возможность предусмотрена в этом Договоре (статья XIV.2) и ею следует обязательно воспользоваться. Это решение не поставит в неблагоприятное положение ни одну из сторон Договора СНВ-3, поскольку сохраняется неизменной возможность выхода из этого Договора, если это будет диктоваться высшими национальными интересами. В противном случае неизбежно будет подорвана стратегическая стабильность в отношениях между Россией и США, что, как представляется, нанесет значимый ущерб их долгосрочным национальным интересам.
3. Заключение.
Проведенная оценка влияния технологических факторов на параметры стратегической стабильности и режима контроля над вооружениями позволяют сделать следующие два главных вывода.
Первый вывод состоит в том, что произошедший в XXI веке технологический прорыв в военной сфере изменил прежние подходы к определению военно-стратегического баланса. В его структуре в добавление к ядерным вооружениям появились новые компоненты. Это, прежде всего, дальнобойные высокоточные системы поражения с обычными боеприпасами, способные решать стратегические задачи[53]. Эта трансформация военно-стратегического баланса привела, в свою очередь, к изменению взглядов на стратегическую стабильность. Ее прежнее «узкое» понимание трансформировалось в «широкое».
Однако новое понимание стратегической стабильности ведущими в мире государствами воспринимается по-разному, что нередко становится причиной для возникновения напряженности в их взаимоотношениях в военной сфере. Так, в США считают, что развертывание ими глобальной системы ПРО укрепляет стратегическую стабильность, поскольку с созданием такой оборонительной системы потенциальный агрессор лишается стимула для осуществления воздушно-космического нападения на США. В России, наоборот, полагают, что развертывание глобальной системы ПРО США нарушает стратегическую стабильность, поскольку Соединенные Штаты за счет этого обретают военное преимущество, а следовательно нарушается сложившийся военно-стратегический баланс.
Поскольку стратегическая стабильность является основой российско-американских отношений, Москве и Вашингтону необходимо прийти к ее общему пониманию. Для этого следует возобновить российско-американский диалог по стратегической стабильности, который велся в рамках уже упоминавшейся Президентской комиссии и был прерван в 2014 году. Необходим комплексный подход к обеспечению стратегической стабильности с учетом тех проблем, которые возникают вследствие продолжающейся технологической революции в военном деле и обострения в мире военно-политического противостояния.
Второй вывод заключается в том, что технологические факторы оказывают на параметры режима контроля над вооружениями весьма сильное влияние, а пренебрежение технологическими факторами приводит к нарушению устойчивости действующих международных договоров в этой области, как, например, это случилось с Договором о РСМД, а отказ от учета этих факторов становится ощутимым препятствием на пути заключения новых международных договоренностей по контролю над вооружениями.
Представляется очевидным, что в контексте произошедших технологических прорывов в военной сфере назрела необходимость подвергнуть все действующие международные договоры и соглашения по контролю над вооружениями мониторингу на предмет их соответствия современным реалиям и по его результатам внести в них необходимые изменения либо дополнения. Выражаясь другими словами, действующие договоры должны быть адаптированы к современным реалиям. Только при этом условии они будут отвечать своему предназначению. В противном случае по прошествии определенного времени любой действующий договор по контрою над вооружениями утрачивает свое предназначение частично или даже полностью, как это произошло с ДОВСЕ. В настоящее время этот Договор, формально оставаясь в силе, какого-либо реального воздействия на стратегическую стабильность в Европе не оказывает.
И последнее. Если Россия и США хотят продолжать движение по пути дальнейшего сокращения их стратегических наступательных вооружений, то они обречены на предметный диалог в отношении урегулирования тех проблем, которые обусловлены влиянием технологических факторов на стратегический ядерный баланс. Представляется крайне маловероятным, что Россия пойдет на заключение с США нового договора по сокращению стратегических наступательных вооружений, если между ними не будет достигнут компромисс в отношении ПРО и потенциала быстрого глобального удара.