 |
 |
 |
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
№1, 2009
АМЕРИКАНСКОЕ ВОЕННОЕ ПРИСУТСТВИЕ В ЕВРОПЕ: РЕАКЦИЯ РОССИИ
Батюк В. И., к.и.н., в.н.с. Руководитель Центра региональных аспектов военной политики США, Институт США и Канады РАН.
e-mail:
Аннотация:После окончания «холодной войны» перед американской внешней политикой встала новая задача – установление американского военно-политического контроля над глубинными районами Евразии. Для решения этой задачи официальный Вашингтон должен обеспечить абсолютное военное превосходство над своими противниками в Евразии, и прежде всего над Россией. Американское военное проникновение в Евразию, однако, вызывает нарастающее сопротивление с российской стороны. В настоящее время Москва вновь, как это было в годы «холодной войны», рассматривает российско-американские отношения через призму военного противостояния. Российско-американская военная конфронтация вышла на более высокий уровень после военного конфликта на Южном Кавказе в августе 2008 г.
Ключевые слова: Стратегия национальной безопасности, региональная военная политика, стратегическое направление, соотношение сил.
American Military Presence in Europe: Russian Reaction
Vladimir I. Batyuk,
Ph.d., Senior research fellow, Director, Center for US Regional Military Policy, Institute for the US and Canada Studies.
e-mail:
Annotation. After the end of the cold war American foreign policy faced a new challenge of establishment an American military control over the Eurasian remote areas. To settle this issue Washington should secure absolute military superiority over its enemies in Eurasia, specially over Russia. US military penetration in Eurasia, however, faces a growing resistance on the part of Russia. Now Moscow looks upon US-Russian relations, just as at the cold war period, through the prism of military confrontation. That confrontation reached higher level after the Russian-Georgian war in August 2008.
Key Words: National Security Strategy, Regional Military Policy, Strategic Direction, Balance of Power.
1. США и Европа после окончания «холодной войны»
На протяжении всего ХХ века основной задачей американской политики на европейском направлении было недопущение военно-политической гегемонии одной державы (будь то Германия в первой половине столетия или СССР – во второй) на континенте. Рубеж ХХ - XXI веков увенчал триумфом эту американскую политику: нет больше претендентов на доминирование в Европе и, следовательно, в Соединенных Штатах могут не опасаться того, что из данного региона может вновь возникнуть угроза для национальной безопасности США (подобно тому, как это было во времена первой и второй мировых войн, а также «холодной войны»).
Несмотря на огромные перемены, произошедшие на мировой арене после окончания «холодной войны», Европа остается важнейшим союзником и партнером США. Достаточно сказать, что в настоящее время в европейских странах на постоянной основе размещены 94,5 тыс. американских военнослужащих на 491 военном объекте, что составляет одну четверть от общей численности личного состава ВС США, находящегося за пределами американского континента. Только в странах Ближнего и Среднего Востока размещено больше американских военных, чем в Европе (1).
Кроме того, Европа – это единственное место на Земле, где на постоянной основе за пределами американской территории размещены американские тактические ядерные боеприпасы (в настоящее время на 10 авиационных базах в шести европейских странах-членах НАТО – Бельгии, Германии, Италии, Нидерландах, Турции и Великобритании - находятся около 400 ядерных бомб типа B61) (2).
С окончанием «холодной войны» американская элита по-новому сформулировала свои региональные приоритеты. С точки зрения официального Вашингтона, основные угрозы национальной безопасности США сконцентрированы не в Европе, а в других регионах планеты. По мнению крупнейшего современного американского авторитета в области геополитики – Зб. Бжезинского – после исчезновения Советского Союза «главный геополитический приз для Америки – Евразия. Половину тысячелетия преобладающее влияние в мировых делах имели евразийские государства и народы, которые боролись друг с другом за региональное господство и пытались добиться глобальной власти. Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте» (3).
Комментируя изменение подходов американского истэблишмента к Евразии, российский исследователь А.Д. Богатуров обращал внимание на то, что «в начале XXI века стала отчетливо видна уже устойчивая тенденция сдвига «эпицентра» американской политико-стратегической активности к глубинным материковым частям Евразийского континента, что означаетдля американской внешней политики окончание двухсотлетнего периода ориентации на освоение Евразии «с моря» – военно-политической стратегии, перехваченной и перенятой Соединенными Штатами у Великобритании» (4).
В условиях однополярного мира у официального Вашингтона появилась возможность сохранить и закрепить свое доминирование на «мировом материке» – за счет дальнейшего расширения НАТО, ослабления и геополитической изоляции России и усиления прямого военного присутствия Соединенных Штатов не только в евразийском «римлэнде», но и – впервые в истории – «хартлэнде». При этом американские правящие круги делают ставку на сохранение и расширение военно-политических структур в Евразии, в которых США играют руководящую роль. Те же страны, которые по разным причинам отвергают американскую гегемонию, должны подвергнуться политической изоляции и военно-политическому нажиму со стороны Америки и ее новых и старых союзников.
В Стратегии национальной безопасности США (март 2006 г.) следующим образом были сформулированы задачи американской внешней политики: «Политика Соединенных Штатов состоит в том, чтобы помогать и поддерживать демократические движения в любой стране и культуре, с тем, чтобы в конце концов покончить с тиранией в нашем мире. В сегодняшнем мире фундаментальный характер режимов значит не меньше, чем соотношение сил между ними. Целью нашей политики является помощь в сотворении мира демократических, хорошо управляемых государств, которые смогут удовлетворить потребности своих граждан и вести себя ответственно на международной арене. И это – лучший способ обеспечить прочную безопасность американского народа».
Соответственно, региональные приоритеты Соединенных Штатов в Евразии были определены следующим образом:
· укрепление американских позиций на Ближнем Востоке под лозунгами поддержки «усилий реформаторов /читай – американских марионеток/ добиться лучшей жизни для себя и их региона» и свержения «тираний» в Сирии же и Иране;
· дальнейшая территориальная экспансия НАТО за счет вступления в Альянс за счет новых «эффективных демократий» и изоляция России, которая, по мнению составителей документа, должна, наконец, смириться с тем, что будет окружена этими самыми «эффективными демократиями» (иными словами – американскими сателлитами) как в Восточной Европе, так и в Центральной Азии;
· укрепление японо-американского и американо-южнокорейского военного союзов, имеющих явную антикитайскую направленность; что касается Китая, то в СНБ-2006 Пекину был фактически предъявлен ультиматум – полный отказ от проведения самостоятельной военной, внешней и экономической политики как условие нормализации американо-китайских отношений (5).
Современная американская военная политика является важным инструментом реализации данных политических целей в отношении Евразии. Как отмечается в «Национальной оборонной стратегии», утвержденной шефом Пентагона в июне 2008 г., именно Китай и Россия представляют собой главный вызов военной безопасности Соединенных Штатов: «Китай – одно из поднимающихся государств, обладающее потенциалом для противоборства с Соединенными Штатами. В обозримом будущем, мы должны будем принять меры предосторожности против ускоряющейся китайской военной модернизации и последствий стратегических решений этой страны на международную безопасность. Отход России от открытости и демократии также может иметь значительные последствия для безопасности Соединенных Штатов, наших европейских союзников и партнеров в других регионах. Россия использует в качестве рычага свои доходы от, и доступ к, своим энергетическим источникам; заявила о своих претензиях в Арктике; и она продолжает угрожать своим соседям – все это является причинами для озабоченности. Россия также начала проводить более активную военную политику, включая возобновление полетов дальних бомбардировщиков, выход из соглашений по контролю над вооружениями и ограничению вооруженных сил, и даже угрозы нацелить свои вооружения на страны, намеревающиеся разместить американские противоракетные базы» (6).
Американское военное ведомство предполагает противостоять этим угрозам не за счет наращивания, а, напротив, посредством снижения американского военного присутствия в мире - при сохранении глобального доминирования США через повышение мобильности, ударной мощи, гибкости и управляемости войск, размещенных на территории самих Соединенных Штатов. Пожалуй, ни в одном регионе планеты эта политика не проводилась в последние годы с такой последовательностью, как в Европе.
Размещенную на континенте американскую военную группировку, а также возглавляющую ее командно-штабную структуру, в Пентагоне считают слишком громоздкой и не отвечающей требованиям времени. В результате объединения командно-штабных ресурсов Европейского командования с боевыми возможностями V корпуса предполагается сформировать новое командование – 7-ю армию. После завершения трансформационных процессов в подчинении 7-й армии будет 8 подразделений (в настоящее время Европейскому командованию подчиняется 20) и две бригады постоянного базирования – ударная боевая группа бригадного состава (Stryker Brigade Combat Team) (Вильчек, ФРГ) и воздушно-десантная бригада (Винченца, Италия). Размещение третьей бригады предполагается осуществлять по принципу ротации на американской базе «Михаил Когальничеану». Ее главной функцией будет поддержка Восточноевропейской тактической группы. В ближайшее время будет завершен процесс передислокации на территорию США 1-й пехотной и 1-й бронетанковой дивизий, которые до 2003 г. были размещены в Европе.
Всего в ходе трансформации Европейского командования Пентагон предполагает вывести из Европы до 2012 г. 44 тыс. военнослужащих, 14 с половиной тысяч гражданских служащих и 57 тыс. членов семей американских военных (7).
Эти выводимые из Европы войска очень нужны официальному Вашингтону, с учетом непростой ситуации в Афганистане, Ираке и других регионах планеты. Возникает, однако, вопрос: сможет ли Европейское командование, имея «под ружьем» три бригады (сухопутных войск, воздушно-десантных войск и авиационную) решать все более усложняющиеся задачи, стоящие перед Европейским командованием?
Ведь в результате окончания «холодной войны» зона ответственности Европейского командования многократно возросла, и в настоящее время она охватывает 21 миллион квадратных миль и 16 часовых зон, простираясь от Гренландии до Антарктики и от восточного побережья США до тихоокеанского побережья России. В этой зоне ответственности проживают 1,4 млрд. чел., т.е. примерно ¼ населения Земного шара. В то же время, если в конце 1980-х гг. численность американских войск в Европе составляла 315 тыс. чел., то с тех пор она сократилась более чем в три раза (и должна сократиться, как уже было сказано, еще больше).
В этих условиях реализация планов Европейского командования становится невозможной без активной поддержки американских союзников по НАТО. Вот почему политика официального Вашингтона по отношению к своим союзникам по НАТО будет во все большей степени строиться по принципу использования их военных возможностей для создания «coalitions of the willing and able», «коалиций желающих и мóгущих», под американским военно-политическим руководством, способных решать разнообразные военно-политические задачи за пределами традиционной зоны ответственности Альянса.
А ведь еще несколько лет тому назад излюбленным занятием высокопоставленных представителей нынешней американской администрации и близких к ней неоконсерваторов было потешаться над военной импотенцией Европы – особенно в сравнении с всесокрушающей мощью Пентагона. Вот что писал шесть лет тому назад гуру американского неоконсерватизма, старший научный сотрудник Фонда Карнеги Р. Кейган: «В 1990-х мир стал свидетелем не возникновения европейской сверхдержавы, а отката Европы на позиции сравнительной слабости. В начале последнего десятилетия XX века конфликт на Балканах выявил военную беспомощность и политическое замешательство Европы. К концу того же десятилетия кризис в Косово продемонстрировал, что существует разрыв между Европой и Америкой в военных технологиях и возможностях ведения современной войны, который в дальнейшем будет только расширяться... В лучшем случае роль Европы ограничивалась формированием миротворческих сил уже после того, как Соединенные Штаты, по существу в одиночку, провели решающие фазы военной операции и стабилизировали ситуацию. Как иронизируют некоторые европейцы, реальное разделение труда заключалось в том, что США «готовили обед», а европейцы «мыли посуду»» (8).
Особенно широкое распространение в американских кругах эти настроения получили весной 2003 г., в ходе победоносной американской военной кампании в Ираке: казалось, что для США с их беспредельным могуществом помощь и поддержка со стороны как международных организаций, так и других государств просто необязательны, а новый миропорядок будет определяться исключительно волей Вашингтона. Обычно очень хорошо осведомленный в вашингтонских настроениях директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США Н. Злобин писал в марте 2003 г.: « США начинают строить новую международную систему, во главу угла которой будет поставлена стратегическая безопасности Америки и ее друзей. Ради этого Америка готова даже отказаться от союзнических отношений с рядом традиционных партнеров в Западной Европе» (9).
Особое место в трансформационных планах Европейского командования США занимают два новых союзника по НАТО – Болгарияи Румыния. 28 апреля2006 г. в ходе встречи натовских министров иностранных дел в Софии было подписано американо-болгарское соглашение, в соответствии с которым американские военные будут расквартированы на военно-воздушной базе в Безмере, на полигоне в Новом Селе близ турецкой границы и на аэродроме «Граф Игнатиево» в центральной части страны. Примечательно, что это соглашение позволяет США перебрасывать войска с баз в Болгарии для выполнения боевых задач в третьих странах, консультируясь с болгарским правительством, но, при необходимости, без особого на то разрешения Софии. Основной функцией новых американских баз в Болгарии наверняка станет упрощение переброски войск в зоны конфликтов на постсоветском пространстве (10).
А на авиабазе «Михаил Когальничеану», которую Европейское командование собирается развернуть на территории Румынии,предполагается разместить командование восточноевропейской общевойсковой тактической многонациональной группы (EasternEuropeanTaskForce). Ее костяк должна составить американская ударная бригада, которая будет там размещена по принципу ротации. Европейское командование полагает, что восточноевропейская общевойсковая тактическая многонациональная группа «будет способствовать улучшению планирования, координации и сотрудничества в области безопасности и взаимодействия союзников на территории Евразии и кавказского региона» (11). В настоящее время необходимая командно-штабная инфраструктура для тактической группы уже сформирована.
Между тем американское военное проникновение на Кавказ стало уже свершившимся фактом. В рамках программы «Поддержка и стабильность» Европейского командования (Georgia Sustainment and Stability Operations Program) вооруженным силам Грузии была оказана большая военная помощь – формально для обеспечения участия грузинских ВС в составе коалиционных сил в Ираке. Американскую программу переподготовки прошли две бригады грузинской армии, в том числе и 4-я, которая 8 августа сего года штурмом взяла Цхинвал. Общие расходы Пентагона по программе в 2005 – 2007 гг. – 60 млн. долл.
Официальный Тбилиси получил и внушительную военно-техническую поддержку со стороны Вашингтона. Достаточно сказать, что за последние годы грузинская армия получила 6 транспортных Bell-212 и 6 UH-1H американского производства, внедорожники Humvee, стрелковое оружие (винтовки M-4). В 2007 г. Грузия вышла на первое место среди крупнейших получателей американской военной помощи на постсоветском пространстве, получив в общей сложности американского оборудования, имущества и вооружений на сумму в 25,1 млн. долл.
Американские военные рассматривают свое сотрудничество со своими грузинскими коллегами как образец для других аналогичных программ, направленных на «обеспечение мира и стабильности и противодействие терроризму» (12). При этом Пентагон решительно отвергает обвинения в том, что американские военные инструкторы готовили грузинскую армию к агрессии против Абхазии и Южной Осетии. «США никогда не пытались готовить или вооружать грузинские вооруженные силы для конфликта с Россией, – заявил, в частности, подполковник Р. Гамильтон, который руководил американской программой подготовки грузинских войск. – На самом деле Соединенные Штаты сознательно избегали таких элементов подготовки, которые выглядели бы слишком провокационными в отношении России». Так, по словам американского офицера, американцы не обучали грузин применению танков, артиллерии или боевых вертолетов (13).
В самом деле, «грязную работу» по поставке Грузии наступательных вооружений и обучению грузинских военных тому, как ей пользоваться, Америка предоставила своим сателлитам на постсоветском пространстве, вроде ющенковского режима, о чем подробнее будет сказано ниже. Пентагон и после грузинского вторжения в Южную Осетию 7 августа 2008 г. заявлял о намерении продолжить оказание военной помощи Грузии. Так, председатель ОКНШ адмирал М. Мэллен в конце августа заявил о том, что Грузия – «это очень важная для нас страна», и США продолжат с ней военное сотрудничество.
Впрочем, после августа 2008 г. американская военная помощь своему грузинскому союзнику ограничивалась исключительно гуманитарными поставками. Так, в ходе своего визита в Тбилиси 21 августа командующий Европейским командованием США генерал Б. Крэддок говорил со своими грузинскими партнерами исключительно о гуманитарных поставках, общий объем которых на конец августа составил по линии Пентагона 21 млн. долл. (14).
Еще одним примером проникновения Европейского командования в регион Кавказа и Центральной Азии является «Инициатива «Каспийская стража»», в рамках которой США оказывают помощь вооруженным силам Азербайджана и Казахстана. Эта помощь включает обучение специалистов (в том числе с целью повышения эффективности противодействия наркотерроризму), поставки оборудования, модернизацию судов и средств связи. Сотрудничество направлено на совершенствование специальной морской подготовки военнослужащих этих двух прикаспийских стран, а также на повышение их эффективности в обнаружении ОМУ, увеличение их способности к быстрому реагированию, дальнейшему обустройству границы.
Итак, стремясь освободиться от военных обязательств перед своими «старыми» союзниками в Западной Европе и на Дальнем Востоке, Пентагон неожиданно оказался в ситуации растущей зависимости от своих «новых» евразийских союзников, включая страны, расположенные в таких беспокойных регионах, как Балканы, Кавказ и Центральная Азия. Это – очень разные регионы и очень разные страны, но все они имеют некоторые общие признаки: 1) непродолжительная история самостоятельного исторического существования в существующих ныне государственных границах; 2) отсутствие опыта мирного урегулирования споров и разногласий со своими соседями; и 3) привычка апеллировать к великим державам как к союзникам в борьбе со своими соседями. В этих условиях американские военные могут быть против своей воли втянуты в вооруженные конфликты, которые не имеют никакого отношения к американским национальным интересам, и участие в которых может привести к еще большему распылению военных сил Соединенных Штатов.
Увы, эйфория длилась недолго. Военные триумфы в Афганистане и Ираке сменились затяжной, вязкой партизанской войной на истощение, которая заставила американское оборонное ведомство напрячь свои силы до предела. В этих условиях Вашингтон вынужден буквально умолять своих европейских союзников выделить дополнительные силы для проведения миротворческой операции в Афганистане и, тем самым, высвободить американские войска, находящиеся в стране. Так, в конце 2007 г. президент Дж. Буш обратился к своим натовским партнерам с просьбой направить в Афганистан дополнительно 7500 солдат и офицеров. В настоящее время американские военные составляют менее половины (19 тыс.) из 47-тысячного контингента Международных сил содействия безопасности (InternationalSecurityAssistanceForce, МССБ)), находящихся под командованием НАТО. И этого количества войск явно недостаточно для того чтобы добиться решающей победы над все более активными талибами и, главное, устранить исходящую из Афганистана наркоугрозу.
Нельзя сказать, что эта просьба Белого дома осталась без внимания. Так, еще до саммита НАТО в Бухаресте президент Франции Н. Саркози пообещал перебросить в Афганистан дополнительно один французский батальон (800 человек). В любом случае, однако, очевидно: времена, когда американцы «готовили обед», а их европейские партнеры «мыли посуду», давно прошли.
В этих условиях Европа получила – может быть, впервые после окончания «холодной войны» - возможность разговаривать с Вашингтоном твердым голосом по военно-политическим вопросам. В полной мере это сказалось на итогах саммита НАТО в Бухаресте (2 – 4 апреля 2008 г.).
Так, в столице Румынии не была удовлетворена просьба Грузии и Украины о присоединении этих стран к Плану действий по членству в НАТО, несмотря на титанические усилия главы Белого дома. И дело тут не только в слабых политических позициях Дж. Буша. Просто у Западной Европы нет никакой заинтересованности в том, чтобы пополнять Североатлантический Альянс за счет новых клиентов Соединенных Штатов (и, соответственно, противников т.н. «Старой Европы»). Европа была вынуждена соглашаться на предыдущие раунды расширения Альянса на рубеже веков, когда она была слаба и зависима от американской мощи. Но теперь-то ситуация изменилась. В Берлине, Париже, других европейских столицах прекрасно понимают, что для Украины и (в несколько меньшей степени) для Грузии их пресловутое членство в НАТО – это всего лишь этап на пути к вступлению в Евросоюз. Ведущие страны-члены ЕС этого совершенно не желают, что и показали итоги Бухарестского саммита.
Наконец, военное проникновение Соединенных Штатов к востоку от Эльбы стало, пожалуй, главным раздражителем в российско-американских отношениях.Парадоксально, но факт: 15 лет тому назад, когда американская военная группировка в Европе была многократно сильнее нынешнего Европейского командования, Москва выражала куда меньше озабоченности по поводу американских войск в Европе. Проблема в том, что сокращение численности американских военнослужащих на континенте сопровождается приближением американской военной инфраструктурык государственной границе РФ. Тем самым подвергается эрозии та буферная зона, которая появилась между российским и американским военными истэблишментами после окончания «холодной войны». Соответственно, нарастает угроза прямого военного столкновения между Россией и Америкой – угроза, которая, казалось, была устранена навсегда.
2. Нарастание политических противоречий в российско-американских отношениях
В начале 1990-х гг. как в России, так и в США многие представители правящих кругов полагали, что после окончания «холодной войны», после краха коммунизма нет и не может быть альтернативы союзу между новой, демократической, Россией и Америкой. Как заявил в августе 1991 г. министр иностранных дел Российской Федерации А.В. Козырев, для демократической России США и другие западные демократии – настолько же естественные друзья, а в перспективе и союзники, насколько естественными врагами они были для тоталитарного СССР (15).
Новое российское руководство понимало, что Москва проиграла «холодную войну», и было не прочь присоединиться к победителю – подобно тому, как это сделали после Второй мировой войны Германия, Италия и Япония (16). При этом в российских кругах ожидали, что официальный Вашингтон окажет своему новому союзнику содействие в решении следующих вопросов:
· принятие России в НАТО и в Евросоюз;
· предоставление РФ помощи для осуществления посткоммунистической трансформации (так сказать, "план Маршалла" 2); и
· интеграция на постсоветском пространстве – ведь не мешали же американцы западноевропейской интеграции во главе с Германией, заклятым врагом в ходе Второй мировой войны.
Эти ожидания, однако, не оправдались. Надежды на скорую и беспроблемную интеграцию России в евроатлантические структуры оказались несостоятельными. В ответ на намеки Москвы о возможном вступлении РФ в НАТО, сделанные в самом начале первого президентского срока В.В. Путина (см. напр. его интервью Би-би-си 5 марта 2000 г.), как Америка, так и Европа решительно отвергли такую возможность. Совет Россия–НАТО, как и диалог в формате Россия–ЕС, не оправдали связанных с ними ожиданий.
США и их союзники так и не решили для себя – является ли Россия врагом, которого надо добить, или же потенциальным союзником, которого (пусть на определенных условиях) следует интегрировать в созданные Западом политические и экономические институты.
Как следствие, российско-американские отношения развивались после окончания «холодной войны» в формате ПАРТНЕРСТВА. Модель партнерства исключает идеологическую конфронтацию, которая в годы «холодной войны» мешала сотрудничеству двух «сверхдержав» даже в тех сферах международной жизни, где их государственные интересы объективно совпадали; в то же время эта модель предполагает, что там, где позиции двух держав расходятся, они действуют в соответствии со своими национальными интересами, а не с пожеланиями партнера (что было бы невозможно, если бы Россию и Америку связывали союзнические отношения).
Именно такой формат двусторонних отношений избрал Вашингтон после окончания «холодной войны» и распада СССР – несмотря на упорные попытки Москвы в начале 1990-х гг. стать союзником Соединенных Штатов. Уже в 1992 г. в американской элите сформировался консенсус относительно того, что ни о каком российско-американском союзе не может быть и речи; более того, предполагалось проводить политику «сдерживания» «имперских тенденций» в политике РФ. И эта модель двусторонних отношений, надо сказать, вполне устраивала американскую сторону до тех пор, пока Россия оставалась крайне слабой, а ее влияние на международной арене можно было игнорировать.
Надежды некоторых представителей американской элиты на то, что Россия будет вечно находиться в состоянии экономического и политического полураспада и, следовательно, будет легко поддаваться американскому нажиму, явно не оправдались, и теперь Соединенным Штатам приходится иметь дело с гораздо более самоуверенной (и гораздо более антиамерикански настроенной) российской элитой. История российско-американских отношений на протяжении последних семнадцати лет – это история неуклонного снижения реальных возможностей официального Вашингтона влиять на российскую внешнюю и внутреннюю политику.
В этом смысле ситуация в российско-американских отношениях по сравнению с началом 1990-х гг. изменилась, что называется, «с точностью до наоборот» – тогда Россия больше нуждалась в Америке, чем Америка – в России; сейчас же, пожалуй, Москва может больше дать Вашингтону, чем Вашингтон Москве. Упустив возможность превратить Россию в союзника, Соединенные Штаты вынуждены теперь ПЛАТИТЬ за любую уступку российской стороны. «Самой большой геополитической проблемой для США является сохранение России в рядах антитеррористической коалиции, а также обеспечение доступа к российским энергоресурсам с одновременным обеспечением глобальной экономической интеграции бывших советских республик, их суверенитета и независимости, – пишет сотрудник «Фонда «Наследие»» А. Коэн. – В запасе у США совсем немного дипломатических инструментов. Россия, набивающая карманы нефтедолларами, больше не нуждается в экономической помощи Запада, а передовые технологии поиска и разработки нефтяных месторождений на свободном рынке представлены в изобилии… Последние события в Ираке, Иране и других горячих точках Ближнего Востока требуют повышенного внимания администрации Буша и могут ограничить свободу маневра США в Евразии. Если Россия консолидирует свой контроль над Белоруссией и Украиной, а США не выступят против растущего влияния Москвы, реальная независимость бывших советских республик станет лишь интерлюдией перед восстановлением власти Кремля» (17).
В самом деле, в последние годы российская сторона резко активизировала свое присутствие в мире, и прежде всего в так называемом «ближнем зарубежье», многие регионы которого в Вашингтоне привыкли рассматривать как свою законную добычу после окончания «холодной войны». Одновременно произошли серьезные перемены и во внешней политике Соединенных Штатов – эта страна проявляет все меньше готовности считаться с интересами своих международных партнеров и даже полноправных союзников.
Склонность американской стороны к такого рода международному поведению стала еще более ярко выраженной после прихода к власти республиканской администрации в 2001 г. Традиционная для консервативных представителей американской элиты ориентация на односторонние действия США на мировой арене проявилась уже в первые месяцы пребывания у власти новой администрации, когда Соединенные Штаты объявили о выходе из Договора по ПРО, заявили о своей незаинтересованности в ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, а также в создании глобального механизма контроля за запрещением биологического оружия. Кроме того, администрация Дж. Буша приняла решение о выходе из Киотского протокола и об отказе от присоединения к юрисдикции Международного уголовного суда (18).
События 11 сентября 2001 г. были восприняты республиканской администрацией и близкими к ней консервативными кругами как еще одно подтверждение необходимости и неизбежности односторонних американских действий. Видимо, после того как администрация Дж. Буша-мл. взяла на себя «историческую миссию» насаждения демократии во всем мире, не приходится говорить о том, что российско-американские отношения могут быть построены лишь на прагматичном учете совпадающих национальных интересов двух держав. Вашингтон уверен, что по мере роста «авторитаризма» в России, действия Кремля рано или поздно вступят в конфликт с интересами Америки и ее союзников.
После окончания«холодной войны» изменился и контекст российско-американского диалога по региональной проблематике. Теперь разногласия между двумя державами по региональным проблемам – это больше не идеологическое ристалище между «коммунизмом» и «капитализмом»; в гораздо большей степени эти разногласия напоминают традиционную борьбу великих держав за расширение и сохранение сфер влияния. Москва обеспокоена американским проникновением в те регионы, которые рассматриваются российской элитой как традиционные зоны жизненно важных интересов России (и прежде всего – на постсоветское пространство); Вашингтон, в свою очередь, видит в наметившейся в последние годы тенденции к расширению российского присутствия в «ближнем зарубежье» свидетельство того, что «империя наносит ответный удар».
При этом даже тот достаточно слабый режим взаимодействия Москвы и Вашингтона по региональным проблемам, который был создан на завершающем этапе «холодной войны» (режим регулярного диалога по региональным проблемам на уровне экспертов МИД СССР и государственного департамента США), был фактически ликвидирован. Отсутствие какого бы то ни было режима по региональным аспектам российско-американских отношений делает данную сферу двусторонних отношений источником нестабильности – как для двусторонних взаимоотношений двух великих держав, так и для военно-политической обстановки в Евразии в целом.
Следует отметить в этой связи, что американский истэблишмент проявляет все большую озабоченность по поводу конфликта с Россией из-за влияния на постсоветском пространстве. Так, в своей статье в газете «Вашингтон пост» один из наиболее влиятельных деятелей Республиканской партии, сенатор от Аризоны Дж. Маккейн подчеркнул, что «если наши отношения с Украиной ухудшатся, возникнет опасность, что она еще больше втянется в орбиту России. Я убежден, что, будь у украинцев возможность выбора, большинство из них предпочтет связать будущее страны с Западом. Но многие из них считают, что именно этого выбора у них и нет: если Запад, как представляется, закрывает перед ними двери – НАТО и Евросоюз не слишком обнадеживают Украину относительно возможности вступления в эти организации в обозримом будущем – то Россия всегда готова раскрыть им объятия. Неудивительно, если украинские лидеры все больше будут связывать свои устремления с устремлениями своего соседа – России. А как мудро заметил Збигнев Бжезинский, подчинив себе Украину, Россия автоматически превратится в империю» (19).
Серьезную обеспокоенность проявляют представители американской политико-академической элиты и по поводу российской политики в отношении других бывших союзных республик. Как считает директор Проекта восточноевропейских исследований правоконсервативного Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне Я. Бугайски, «цели России не совпадают с демократическим мировым устройством. Кремль хочет восстановить влияние России в бывших советских республиках, где безопасность, внешняя политика, поставки энергоносителей и торговля определяются Москвой. Таким образом, Путин хочет создать противовес американскому присутствию в Евразии и нейтрализовать влияние ЕС. В случае неправильных шагов сотрудничество США и Евросоюза с Москвой может лишь ускорить действия Путина. Оно может повредить политическим и военным целям Запада в Центральной Азии и на Кавказе, где перед слабыми государствами стоит двойная угроза – исламского радикализма и российского империализма... США и ЕС могут работать вместе, чтобы гарантировать целостность и безопасность государств, которым угрожают планы Москвы, от Молдавии и Украины до Грузии и Узбекистана. Они должны быть включены в орбиту Запада, а их долгосрочная стабильность может быть достигнута через политический плюрализм, свободные СМИ, гражданское общество и диктатуру закона – явления, которые в России в очевидном дефиците» (20).
В самом деле, у сторонников американского проникновения в Евразию имеются веские основания для беспокойства. Проводимый в последние годы курс на разноскоростную политическую и экономическую интеграцию принес Российской Федерации осязаемые успехи в «ближнем зарубежье».
Так, удалось превратить аморфную структуру Договора о коллективной безопасности в полноценный военный союз, направленный против международного терроризма и экстремизма, которые представляют общую угрозу как для России, так и для новых независимых государств Центральной Азии. Под единым командованием сформированы коллективные силы быстрого реагирования ОДКБ численностью до 1600чел. (по 1 батальону от Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана), назначен командующий КСБР и создана Постоянная оперативная группа (ПОГ) штаба КСБР в Бишкеке.
А 23 октября 2003 г. была официально открыта российская военно-воздушная база в г. Кант в Киргизии, которая усиливает авиационный компонент КСБР. На сессии Совета коллективной безопасности (СКБ) ОДКБ 22-23 июня 2006 г. в Минске было принято решение о восстановлении членства в ОДКБ Республики Узбекистан. Присоединение Ташкента к ОДКБ кардинальным образом изменило расклад сил, прежде всего в военной сфере, в Центрально-Азиатском регионе. Теперь у России и ее центральноазиатских союзников есть чем ответить на угрозу со стороны международного террористического интернационала.
Другим примером успешных интеграционных усилий России на постсоветском пространстве стало завершение формирования зоны свободной торговли на базе ЕврАзЭс в 2005 г. и подписание президентами Белоруссии, Казахстана и России Договора о создании таможенного союза на саммите ЕврАзЭс в октябре 2007 г. Тем самым три эти страны вышли на принципиально новый уровень экономической интеграции, открывающий огромные перспективы для делового сообщества России, Казахстана и Белоруссии.
Впервые после распада СССР у Москвы, таким образом, появились настоящие союзники на международной арене. Надежность этих стран –Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Узбекистана – как союзников определяется не тем, что Москва оккупировала их территории или же запугала или подкупила их правящие элиты. У Москвы, Еревана, Минска, Астаны, Бишкека, Душанбе и Ташкента – общие угрозы и проблемы на международной арене, и именно это обстоятельство предопределяет их взаимное сближение. Вот почему, например, и после смены элит в ходе «тюльпановой революции» в Киргизии эта страна не разорвала союзнических отношений с Российской Федерацией.
Вместе с тем в «ближнем зарубежье» у Москвы имеются, с одной стороны, партнеры и союзники, а с другой – противники и недоброжелатели. Некоторые правящие постсоветские круги взяли курс на превращение своих стран в своего рода «прифронтовые государства», с тем, чтобы, с одной стороны, обеспечить мобилизацию своих социумов под антироссийскими лозунгами, а с другой – доказать Вашингтону и Брюсселю свою полезность в качестве барьера на пути «русского экспансионизма». Сформированный в октябре 1997 г. Грузией, Украиной, Азербайджаном и Молдавией ГУАМ – одна из тех откровенно антироссийских структур, которые были созданы на постсоветском пространстве при активном участии Запада с единственной целью – противостояния России.
Другая подобная организация – т.н. Содружество демократического выбора (СДВ) («Сообщество демократий балто-черноморско-каспийского региона»), учреждённое 2 декабря 2005 в Киеве. В Содружество вошли такие «доброжелатели» России в Восточной Европе, как Украина, Грузия, Молдавия, Румыния, Литва, Латвия, Эстония и Македония. Если у кого-то и были сомнения в том, что СДВ – это реинкарнация пресловутого «санитарного кордона», то они отпали после обращения вице-президента США Д. Чейни к участникам второго саммита «Содружества демократического выбора» 4 мая 2006 г., в котором было прямо сказано о том, что «система, которая дала надежду на берегах Балтийского моря, может принести надежду и на берега Черного моря, и даже дальше. То, что применимо для Вильнюса, так же применимо и для Тбилиси, и для Киева. И это же применимо и в Минске, и в Москве… ». Москва, по словам выступавшего, должна либо присоединиться к «системе», либо стать врагом (21).
В последние годы пресловутое «Содружество демократического выбора» начинает приобретать черты военного блока, направленного против России. Так, на протяжении последних лет официальный Киев оказал большую военно-техническую поддержку Тбилиси, фактически превратив Украину в участника вооруженного конфликта на Южном Кавказе. Только за последние 10 лет Украина поставила в Грузию 14 самолетов, 8 вертолетов, 3 боевых корабля, около 150 единиц тяжелой бронетехники, 15 комплексов ПВО средней дальности, 150 – 200 переносных зенитно-ракетных комплекса, 34 артсистемы, более 40 тыс. единиц стрелкового оружия. Многие из поставляемых образцов военной техники продавались по символической цене – так, в 2007 г. 15 танков Т-72А были проданы грузинским союзникам по цене в 155348 долларов США за единицу. Украинское военно-политическое руководство пошло даже на передачу грузинской стороне 7 дивизионов ЗРК 9К37М1 «Бук-М1», сняв их с боевого дежурства и ослабив тем самым противовоздушную оборону Украины (22).
Трудно себе представить, будто столь масштабная военная помощь была оказана без ведома официального Вашингтона. И американское руководство уже после конфликта на Южном Кавказе постаралось вознаградить своего украинского союзника. В ходе встречи министра обороны США Р. Гейтса с его украинским коллегой в Будапеште 8 октября глава Пентагона заявил о возможности передачи военных кораблей США украинским военно-морским силам. Правда, уходящая американская администрация ничего более конкретного обещать не может: по словам Гейтса, Вашингтон «изучает» возможность такой поставки, и это – «дело не нескольких месяцев», – отметил глава американского оборонного ведомства.
Американское военное проникновение на постсоветское пространство вызывает закономерную озабоченность у Москвы. Как заявил в интервью «Известиям» секретарь Совета безопасности РФ Н. Патрушев, «по нашим оценкам, в настоящее время США и НАТО проводят курс на закрепление и наращивание своего военного присутствия в Восточной Европе с целью достижения военно-стратегического превосходства над Россией. Грузия и особенно Украина в случае их вступления в альянс могут стать удобным плацдармом для развертывания крупных ударных сухопутных, авиационных и военно-морских группировок, оснащенных высокоточным и тактическим ядерным оружием. Потенциальное размещение на территории Украины таких вооружений придаст им стратегический характер, поскольку в зоне поражения окажутся критически важные военные и экономические объекты в Европейской части России, включая элементы государственного и военного управления» (23).
Особое возмущение в России вызвали доказанные факты участия украинских военных не только в боевой подготовке грузинских войск, но и в вооруженном конфликте на Южном Кавказе в августе сего года. Следствием августовских событий стало новое обострение российско-украинских отношений.
Нельзя сказать, что в Соединенных Штатах рассматривают российско-американское взаимодействие в Евразии лишь как «игру с нулевой суммой». Так, по мнению одного из крупнейших американских специалистов по российско-американским отношениям Р. Легволда, в 21 веке роль «стратегического тыла» Соединенных Штатов играют «не Европа и Северо-Восточная Азия, а огромный беспокойный регион, простирающийся от восточных границ Турции до западных границ Китая и вдоль южных границ России. Раз Соединенные Штаты собираются устранить угрозы, исходящие из этого региона, то ни одна страна не будет более ценна в качестве союзника, чем Россия… Россия и Соединенные Штаты, совместно предотвращающие основные стратегические угрозы нового века, особенно те, которые исходят из Евразии, будут иметь такое же значение в формирующемся мировом порядке, какое имели важнейшие альянсы с участием США в прошлом» (24).
Другой видный американский эксперт по вопросам внешней политики – С. Тэлботт – также отмечает важность партнерства с Россией, занимающей срединное положение между НАТО и КНР. Особую роль в стабилизации обстановки в Евразии, с точки зрения Тэлботта, будет играть Шанхайская организация сотрудничества, или «Шанхайская шестерка», которая способствует вовлечению КНР в евроазиатские организации безопасности (25).
Успех российско-американского сотрудничества в деле укрепления стабильности и безопасности в Евразии будет, однако, зависеть от того, в какой мере официальный Вашингтон проявит готовность рассматривать такие ведущие страны материка, как Россия, Китай и Индия, в качестве равноправных партнеров. До сих пор в своей региональной политике в Евразии американская элита исходила из того, что системы безопасности на материке должны строиться на основе расширяющегося на Восток Североатлантического альянса, где России в обозримом будущем уготована роль младшего партнера с совещательным голосом. Между тем у России (как, впрочем, и у КНР, и у Индии) имеются свои интересы безопасности и представления о том, каким образом они должны быть защищены. Очевидно, что России предстоит жесткий торг с американской стороной по проблемам стабильности и безопасности в Евразии.
Как отметил в этой связи А.Д. Богатуров, «…в американской стратегии появился важный новый элемент. Она перестает быть антироссийской в традиционном смысле – теряет непосредственную направленность против российских интересов. За минувшие 15 лет, несмотря на противоречия, взаимные упреки и раздражения, Россия и США продвинулись к построению основ партнерства настолько далеко, что американская элита стала рассматривать отношения с Москвой в контексте не столько рецидивов конфронтации с ней, сколько возможности сотрудничать с Россией – хотя и на условиях выгодных в первую очередь Вашингтону. Намерение США закрепиться в поясе «Украина–Грузия–Узбекистан–Таджикистан–Киргизия» представляется не просто актом вытеснения России из зоны ее традиционного влияния, а первым элементом изощренной двуединой стратегии, второй неотъемлемой частью которой является бесконфликтная (но не беспроблемная) интеграция России в систему нарождающихся интересов США в этой части мира. Обе главные части американской элиты настроены на партнерство с Москвой. Этот настрой основан на расчете использовать в американских интересах позиционные и иные преимущества России в регионе Центральной Евразии, который США стали считать для себя ключевым. Вашингтон действует, сочетая давление с приглашением к сотрудничеству – англо-саксонская «этика торга»» (26).
3. Возвращение российско-американского военного противостояния в Европе и в Евразии
Политические разногласия между Российской Федерацией и Соединенными Штатами по региональным проблемам уже привели к тому, с чем, после окончания «холодной войны», было, казалось, покончено навсегда: к возвращению некоторых элементов российско-американского военного противостояния в сфере обычных вооружений. На протяжении 1990-х гг. российское военно-политическое руководство не испытывало обеспокоенности относительно военной угрозы национальной безопасности России с американской стороны.
Как указывалось в «Концепции внешней политики РФ», основные положения которой были утверждены президентом Б.Н. Ельциным 23 апреля 1993 г., «в военно-стратегической сфере начавшееся партнерство, создание совместных, (а не «уравновешивающих») инструментов обеспечения безопасности будет, судя по всему, наталкиваться на попытки правоконсервативных кругов США обеспечить себе в процессе разоружения односторонние преимущества, добиться на своих условиях Договора по ПРО… При взаимодействии с США по международным проблемам на первый план, скорее всего, выйдут конфликтные ситуации по периметру российских границ. Нельзя исключать попытки США под прикрытием посреднических и миротворческих усилий занять место России в странах ее традиционного влияния. Наша активная линия в укреплении российско-американских связей, аккуратное выполнение взятых на себя обязательств, деловитость в осуществлении согласованных планов будут работать в пользу нейтрализации этих явлений…» (27).
В «Концепции национальной безопасности РФ», утвержденной Ельциным четыре года спустя, уже не было место для иллюзий о том, будто все российско-американские разногласия, в том числе и по региональным проблемам, можно-де снять за счет «аккуратного выполнения взятых на себя обязательств» (читай – безоговорочного следования в американском фарватере). В документе констатировалось, что «угрозой для национальной безопасности России в оборонной сфере остается сохранение или создание крупными державами (их коалициями) мощных группировок вооруженных сил в прилегающих к ее территории регионах. Даже при отсутствии агрессивных намерений в отношении России такие группировки представляют собой потенциальную военную опасность. Расширение НАТО на восток и превращение его в доминирующую военно-политическую силу в Европе создают угрозу нового раскола континента, крайне опасного в условиях сохранения в Европе мобильных ударных группировок войск, ядерного оружия, а также недостаточной эффективности многосторонних механизмов поддержания мира» (28).
Натовская агрессия против Югославии еще более усугубила подобные настроения в российской элите. В утвержденной в январе 2000 г. президентом В.В. Путиным «Концепции национальной безопасности РФ», говорилось: «Основные угрозы в международной сфере обусловлены следующими факторами:
· стремление отдельных государств и межгосударственных объединений принизить роль существующих механизмов обеспечения международной безопасности, прежде всего ООН и ОБСЕ;
· опасность ослабления политического, экономического и военного влияния России в мире;
· укрепление военно-политических блоков и союзов, прежде всего расширение НАТО на восток;
· возможность появления в непосредственной близости от российских границ иностранных военных баз и крупных воинских контингентов;
· распространение оружия массового уничтожения и средств его доставки;
· ослабление интеграционных процессов в Содружестве Независимых Государств:
· возникновение и эскалация конфликтов вблизи государственной границы Российской Федерации и внешних границ государств-участников Содружества Независимых Государств;
· притязания на территорию Российской Федерации».
Именно в этом документе впервые констатировалось, что «важнейшей задачей Российской Федерации является осуществление сдерживания в интересах предотвращения агрессии любого масштаба, в том числе с применением ядерного оружия, против России и ее союзников. Российская Федерация должна обладать ядерными силами, способными гарантированно обеспечить нанесение заданного ущерба любому государству-агрессору или коалиции государств в любых условиях обстановки» (29).
Таким образом, Москва не только открыто заявила о том, что расширение НАТО на восток является угрозой национальной безопасности России, но и декларировала свою готовность противостоять этой угрозе любыми средствами, ВКЛЮЧАЯ И ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ.
В соответствии с этими политическими установками высшего военно-политического руководства страны, российское военное ведомство выделило Западное стратегическое направление в качестве основного. По мнению министерства обороны РФ, военные действия на Западном направлении будут характеризоваться объемными воздушно-космическо-морскими и наземными операциями и боевыми действиями, причем «основные задачи будут решаться до столкновения передовых частей путем дальнего огневого поражения», «операции межвидовых группировок, как правило, будут развиваться стремительно и носить высокоманевренный характер», «огневое поражение станет решающим оперативно-стратегическим фактором», и, наконец, «в ходе военных действий под ударами противника окажутся не только войска и военные объекты, но и экономика страны со всей ее инфраструктурой, гражданское население и практически вся территория» (30).
Таким образом, в данном документе российского военного ведомства констатировалось, что главная военная угроза России исходит не со стороны «международных террористов», а с Запада – со стороны Соединенных Штатов и их союзников по НАТО. Следует признать, что развитие отношений между РФ и Североатлантическим Альянсом в последние годы только укрепило российские правящие круги в этом убеждении.
Во-первых, в последние годы можно говорить о некоторых тенденциях, свидетельствующих о возобновлении гонки вооружений между Москвой и Вашингтоном. «Уже очевидно, что в мире разворачивается новый виток гонки вооружений, – заявил 8 февраля 2008 г. В.В. Путин, выступая на заседании Госсовета. – И не от нас это зависит, не мы это начинаем» (31). Особое беспокойство в Москве вызывают такие американские программы, как система ударных космических вооружений PromptGlobalStrike, стратегическая ПРО типа GBI и система дистанционного зондирования Земли с высоким разрешением, разрабатываемая компанией «Локхид». А планы по развертыванию третьего позиционного района американской системы ПРО в Восточной Европе были восприняты в Москве как попытки приблизить американскую стратегическую инфраструктуру к государственным границам Российской Федерации.
Российская сторона исходит из того, что те элементы системы противоракетной обороны, которые США собираются развернуть в Восточной Европе, являются составной частью американских планов по размещению стратегической ПРО в непосредственной близости от государственных границ России. Сюда входят уже действующие радары в Великобритании, Гренландии и Норвегии; переброшенный в феврале 2007 г. в порт Адьяк, Алеутские острова, крупнейший в мире радар ПРО морского базирования; наконец, второй позиционный район ПРО на Аляске (14 ракет-перехватчиков). Как отметил бывший начальник Генштаба ВС РФ Ю. Балуевский, «мы не рассматриваем европейский компонент ПРО США изолированно, прекрасно понимая, что это часть общей американской системы противоракетной обороны, включающей и район на Аляске, и систему радиолокационных станций в Великобритании и Гренландии, и морские мобильные средства ПРО типа «Иджис», и средства обнаружения космического базирования, и многое другое. При этом мы оцениваем не просто количество ракет-перехватчиков и РЛС, а говорим о создании серьезного элемента единой глобальной инфраструктуры ПРО, которая относительно легко может быть усилена по единоличному решению американского военно-политического руководства. В шахтах противоракет в перспективе могут размещаться и более совершенные, чем те, о которых сегодня идет речь, ракеты-перехватчики. Не исключено, что они будут меньшего размера, иметь разделяющиеся головные части. Мы также не исключаем возможность размещения в этих же шахтных пусковых установках ударных баллистических ракет большой и средней дальности» (32).
В Москве полагают, что в любом обозримом будущем ни Иран, ни Северная Корея, ни другие «государства-отщепенцы» не обзаведутся межконтинентальными баллистическими системами. «Создание эшелонированной ПРО рассматривается в Москве как попытка Вашингтона добиться абсолютного военного превосходства, – указывают в этой связи российские исследователи С.М. Рогов, В.И. Есин и П.С. Золотарев. – Не случайно Россия испытывает новые средства преодоления ПРО. Альтернативой новой гонки стратегических наступательных и оборонительных вооружений может стать только сотрудничество двух стран /курсив источника – Б.В./ (33).
За последние годы Москва неоднократно предлагала своим евроатлантическим партнерам создать совместную систему ПРО. Так, в интервью телекомпании американской Эн-би-си 1 июня 2000 г. Президент РФ В.В. Путин сказал о возможности создания совместной российско-американской системы ПРО, предназначенной для отражения тех угроз, которые направлены против США, России и их европейских союзников. В развитие этого предложения российская сторона 21 февраля 2001 г. передала Генеральному секретарю НАТО конкретные предложения по созданию системы европейской нестратегической ПРО.
В настоящее время Москва рассматривает проект Россия-НАТО по ПРО театра военных действий (ТВД), с участием российских систем С-300 – С-400 и американской системы «Пэтриот», в качестве одного из самых приоритетных направлений сотрудничества с Североатлантическим Альянсом. Дальнейшее развитие проекта по ПРО ТВД, по мнению российских кругов, будет напрямую зависеть от выбора конечной конфигурации системы американской ПРО. Если не будут учтены российские озабоченности, и будет сохраняться опасность подрыва или деформации военно-стратегического баланса, выход на новые формы взаимодействия с НАТО в области противоракетной обороны станет невозможным.
Что до американских предложений российской стороне о сотрудничестве в противоракетной обороне, то Вашингтон видит это сотрудничество в виде совместных научно-исследовательских работ в области ПРО, обмене информацией между системами раннего оповещения двух стран и улучшении возможности российских и американских систем ПРО для проведения совместных операций. Иными словами, основные решения об архитектуре будущей системы противоракетной обороны американцы собираются принимать сами, оставляя за Россией лишь функции субподрядчика.
Как заявил постоянный представитель России при НАТО К.В.Тоцкий, «консультации – это обмен мнениями, дискуссия, учет мнения партнера. А нам устраивают брифинг, то есть объявляют об уже принятом решении США разместить элементы своей ПРО, дают некоторые параметры… Раз наши общие угрозы – это иранские ракеты, ядерное оружие «проблемных» стран, так давайте вместе сядем и оценим их, давайте вместе строить противоракетную оборону. Нет, не будем вместе, говорят они, вот мы построим, а потом вас пригласим» (34).
Разумеется, десяток американских противоракет, которые Вашингтон собирается разместить в Польше, не в состоянии изменить соотношение стратегических сил между Россией и США. Однако в Москве не исключают того, что третий позиционный район – это только начало развертывания американской стратегической ПРО вдоль российских границ. По мнению заместителя директора Института США и Канады РАН П.С. Золотарева, «элементы ПРО в Польше и Чехии могут оказаться лишь первым шагом всей этой системы на европейском континенте. Как и в случае с расширением НАТО, Россия снова может услышать рассуждения о праве каждого государства на защиту от возможной ракетной угрозы. В результате в западной части Европы будет развернута значительная группировка средств ПРО, способная нарушить стратегический баланс сил» (35).
Вот почему такую озабоченность российской стороны вызывало заявление Директора Агентства по ПРО США Г.Оберинга относительно возможности размещения объекта ПРО США на Кавказе в марте 2007 г. (36); и вот почему такой резкой была реакция Москвы на подписание американо-польского договора о размещении 10 ракет-перехватчиков на территории Польши от 20 августа 2008 г.
Как заявил в обращении к Федеральному собранию РФ президент Д.А. Медведев, в качестве ответной меры на американские попытки развернуть в Европе элементы глобальной ПРО российская сторона воздержится от расформирования ракетной дивизии РВСН (60 МБР класса РС-18, 360 стратегических боеголовок). «Кроме того, для нейтрализации, при необходимости, системы ПРО, в Калининградской области будет развернут ракетный комплекс «Искандер», – отметил российский лидер. – Естественно, что мы предусматриваем использование в этих целях и ресурса Военно-Морского Флота России. С территории того же западного региона, то есть Калининградской области, будет осуществляться радиоэлектронное подавление новых объектов системы ПРО Соединенных Штатов Америки». В этой связи Д.А. Медведев подчеркнул, что «эти меры – вынужденные. Мы не раз говорили всем нашим партнерам, что настроены на позитивное сотрудничество. Хотим действовать против общих угроз, хотим действовать совместно. Но нас, к сожалению, к великому сожалению, слушать не хотят» (37).
Во-вторых, возобновление гонки вооружений идет параллельно с деградацией режимов контроля над вооружениями – как стратегических, так и вооружений на европейском ТВД.
В 2009 г. истекает срок действия советско-американского Договора СНВ-1; в 2012 г. – российско-американского Договора СНП. После этого не останется буквально НИ ОДНОГО клочка бумаги, который хоть в какой-то мере ограничивал бы наращивание и совершенствование Москвой и Вашингтоном своей ядерной мощи.
После одностороннего выхода США из Договора по ПРО был ликвидирован режим контроля над стратегическими оборонительными вооружениями, включая и те договоренности по ПРО, которые были заключены между Москвой и Вашингтоном после 1972 г. Сильнейший удар по режиму контроля над ядерными испытаниями был нанесен из-за отказа американской стороны ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.
12 декабря 2007 г. Россия, в соответствии с Указом Президента РФ от 14 июля 2007 г., приостановила действие Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). У Москвы были веские основания для такого шага: ведь Россия была единственной великой державой, которая не только ратифицировала адаптированный в 1999 г. Договор, но и скрупулезно его выполняла. В то же время страны-члены НАТО не считали нужным выполнять даже «старый», образца 1990 г., ДОВСЕ. После того как в НАТО вступили бывшие члены Варшавского Договора, Альянс превысил «групповые» ограничения «старого» ДОВСЕ на 5992 боевых танка, 9882 ББМ, 5111 артиллерийских единиц, 1497 боевых самолетов и 531 ударный вертолет.
Кроме того, в Договоре (как «старом», так и «новом») содержатся дискриминационные положения, ущемляющие российские интересы – например, пресловутые «фланговые ограничения», в соответствии с которыми Россия вынуждена ограничивать свои вооруженные силы в Ленинградском и Северокавказском военном округах.
Не только в «старом», но и в «новом» ДОВСЕ предусмотрены чудовищно высокие страновые квоты по основным видам вооружений и боевой техники. Наконец,меняется общий контекст взаимоотношений между Москвой и Североатлантическим Альянсом, в том числе и в военно-политической сфере. Надежды на «стратегическое партнерство» не оправдались; обещания НАТО относительно отказа от «дополнительного постоянного размещения существенных боевых сил» на территории новых стран-членов Альянса («Основополагающий Акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического Договора», Париж, 27 мая 1997 г.) оказались фикцией: в настоящее время идет подготовка к размещению элементов системы стратегической ПРО США на территории Польши и Чехии, а также американской ударной бригады на территории Румынии.
Вот почему в российской политико-академической элите в настоящее время активно обсуждается вопрос о соотношении военных сил между РФ и США, Россией и НАТО. Хотя подавляющее большинство российских экспертов исходит из стабильности стратегического баланса между Российской Федерацией и Соединенными Штатами (38), в российских кругах широко распространена убежденность в подавляющем конвенциональном превосходстве США и НАТО над Россией в Европе (см. Таблицу 1).
Таблица 1
Соотношение обычных военных потенциалов РФ, США и НАТО в Европе
(по состоянию на начало 2006 г.)
Как видно из этой таблицы, НАТО располагает двукратным превосходством над Россией по ударным самолетом, и трехкратным – по танкам, боевым бронированным машинам, артиллерийским установкам и ударным вертолетам. Зададим, однако, вопрос: а не пора ли, наконец, через семнадцать лет после окончания «холодной войны», отказаться от блоковых подходов? Ведь ни для кого не секрет, что сплоченность Североатлантического Альянса двадцать лет тому назад и теперь – это, как говорится, две большие разницы.
В эпоху биполярной конфронтации, когда советская танковая армада располагалась в центре Европы, в 70 километрах от Рейна – западноевропейские страны были вынуждены крепить атлантическую солидарность друг с другом и с Соединенными Штатами перед лицом вполне реальной советской военной угрозы. А почему теперь европейцы должны готовиться к войне с Российской Федерацией? Если в Европе и верят в «угрозу с Востока», то угрозу эту видят не в русских танках, а в газпромовской трубе и российских суверенных фондах. Как отметил бывший помощник заместителя министра военно-морских сил в администрациях Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего С. Кропси,«западноевропейцы видят угрозы своей безопасности в изменении климата, торговле людьми и тревожном уровне терроризма. Они больше не считают НАТО важным клубом, потому что их часть мира кажется им никому не угрожающей зоной благоденствия, которой гарантирована неуязвимость до тех пор, пока международные организации способны ограничивать судорожные порывы американского электората (39).
Утверждать, будто европейские союзники по Североатлантическому Альянсу вдруг, как один, поднимутся по призыву DRANG NACH OSTEN, может только человек, потерявший всякую связь с реальностью. А реальность такова, что, хотя общая численность вооруженных сил европейских стран-членов Альянса превосходит 2 миллиона человек, Европа не в состоянии выделить из этого количества хотя бы 100.000 профессиональных солдат, необходимых для решительной победы в Афганистане (именно такое количество военнослужащих насчитывал в свое время в этой стране советский «ограниченный контингент»).
Наряду с шестидесятидвухтысячной группировкой в Афганистане, под командованием НАТО в настоящее время находятся 16 тысяч миротворцев в Косово; кроме того, военнослужащие Альянса помогают в подготовке иракских военных и участвуют в обеспечении миротворческой операции Африканского Союза в Дарфуре (Судан). По мнению большинства аналитиков, у европейских стран-членов НАТО больше не осталось боеспособных военных, оснащенных необходимым вооружением и военной техникой, для проведения операций в глобальном масштабе – где уж тут воевать с Россией!
Что касается натовских новобранцев, то правящие элиты некоторых восточноевропейских государств, действительно, готовы превратить свои страны в «прифронтовые» государства, в «сторожевую вышку» Запада на пути «азиатских русских орд». Это желание, однако, никак не корреспондирует с реальными военными возможностями наших бывших союзников.
В середине девяностых годов начались крупные сокращения расходов на оборону в государствах Центральной и Восточной Европы, что привело к их снижению в целом наполовину по сравнению с максимальными цифрами периода «холодной войны» в конце восьмидесятых годов. Как следствие, произошло значительное сокращение численности вооруженных сил этих стран, большая часть военных закупок была прекращена, снизился уровень боевой подготовки войск. Например, в 2000 г. начальник Генерального штаба Румынии Михаил Попеску признал, что 70% летчиков румынских ВВС нельзя считать боеспособными, так как у них отсутствует достаточный налет часов. Фактически все 10 новых стран-членов НАТО – это склад советской военной техники 1950-х – 1960-х гг. с очень редкими вкраплениями более современных образцов вооружений (вроде недавно приобретенных Польшей 48 истребителей F-16), и при этом натовские новички не располагают и не будут располагать финансовыми ресурсами для радикального изменения сложившейся ситуации.
Таким образом, в случае военного конфликта в Европе с участием ВС России, официальному Вашингтону придется рассчитывать в основном на собственные силы – а их соотношение, как видно из таблицы 1, не в пользу Соединенных Штатов. Вряд ли в обозримой перспективе американская сторона сумеет изменить это соотношение. Пентагон уже испытывает нехватку боевых частей в зонах вооруженных конфликтов с участием американских войск, и прежде всего в Афганистане и Ираке. Предполагаемое увеличение численности американских сухопутных войск и корпуса морской пехоты на 92 тысяч человек в течение предстоящих пяти лет предназначено отнюдь не для Европы.
4. Вместо заключения. Россия и США после военного конфликта на Южном Кавказе
Если у кого-то и были иллюзии относительно готовности американских союзников в Европе оказать реальную военную поддержку американской политике в регионе, то они развеялись в августе 2008 г., в ходе вооруженного конфликта на Южном Кавказе. Отношение «старой Европы» к этому конфликту выразил министр иностранных дел Франции Б. Кушнер, который заявил, что Вашингтон является «в определенном смысле одной из сторон» конфликта, и именно поэтому центральную миссию в переговорном процессе выполняет Евросоюз, а не США (40).
Таким образом, Грузия, региональный союзник Соединенных Штатов – для лидеров Евросоюза не союзник, а всего лишь «сторона в конфликте». Лидеры восточноевропейских стран, напротив, оказали всемерную политическую поддержку режиму Саакашвили (чего стоит участие лидеров Польши, Литвы, Эстонии и Украины в митинге в Тбилиси 13 августа 2008 г.!), однако у них нет реальных возможностей для оказания военной поддержки Грузии (41).
В ходе военных действий в Южной Осетии и Абхазии грузинская армия была наголову разбита и фактически перестала существовать как реальная боевая сила. Это стало полной неожиданностью для всех – ведь еще совсем недавно о боеспособности вооруженных сил Грузии, в перевооружение, оснащение и обучение которых западные союзники Тбилиси в последние годы вложили сотни миллионов долларов, рассказывали столько чудес! Об этих настроениях свидетельствует статья небезызвестного П. Фельгенгауэра в «Новой газете» 10 августа, в разгар боев за Цхинвал: «В Москве и в Цхинвали очень недооценили боевые возможности сегодняшней Грузии. Молниеносный разгром осетинских сепаратистов застал врасплох российское руководство и командование… в результате мобилизационного развертывания ее /грузинской армии – Б.В./ численность и боевые возможности будут только возрастать. Российские военные, брошенные в Южную Осетию, остаются в зоне поражения грузинской артиллерии. В октябре кавказские перевалы закроет снегом до конца следующего мая. А погода в горах будет почти постоянно нелетная. Наши военные могут оказаться в отчаянном положении» (42).
Уже на следующий день, однако, грузинские войска, вместо того чтобы наращивать свои «численность и боевые возможности», просто разбежались – как на югоосетинском, так и на абхазском театре военных действий, оставив на поле боя громадные трофеи. Так, в Кодорском ущелье, считавшемся до начала конфликта неприступным, абхазские войска захватили миллионы патронов и тысячи мин, снарядов и выстрелов к гранатометам – не потеряв при этом ни одного солдата. Согласно донесениям командования Сухопутных войск РФ, в результате боевых действий в период с 8 по 12 августа в качестве трофеев российскими войсками было захвачено до 150 единиц боевой техники грузинских вооруженных сил, в том числе 44 совершенно исправных танка Т-72. Только с грузинской военной базы в Сенаки вывезено 1728 единиц стрелкового оружия, включая 764 американских карабина М4, 28 пулеметов М-40 и 754 автомата АК. Западные СМИ сообщают также о том, что российские подразделения уничтожили 15 единиц надводных судов, в том числе несколько торпедных катеров, брошенных грузинскими моряками.
Даже неполный перечень этих трофеев показывает, что огромные расходы на грузинскую военную подготовку США и их союзники и партнеры могут списать по графе «убытки». Грузинской армии больше нет – и неизвестно, когда она появится не на бумаге, а в качестве боеспособной величины.
Масштабы поражения грузинских войск не измеряются лишь их потерями в ходе военных действий. Важнейшим итогом августа 2008 г. стало то, что Абхазия и Южная Осетия существенно укрепили свое военно-политическое положение. Если до начала конфликта у официального Тбилиси имелись анклавы на территории обоих регионов, откуда исходила серьезная угроза безопасности Сухума и Цхинвала, то теперь, после установления полного абхазского контроля над Кодорским ущельем и югоосетинского – над грузинскими селами в Южной Осетии, грузинские власти утратили эту козырную карту.
Полной неожиданностью для американских военных стали умелые и высокопрофессиональные действия российских войск, которые сумели быстро завершить вооруженный конфликт в Закавказье на российских условиях, что начисто исключило возможность западного вмешательства. Американская разведка не смогла зафиксировать явного наращивания российских вооруженных сил непосредственно рядом с российско-грузинской границей для предстоящего вторжения. Стремительная переброска войск в Южную Осетию, слаженные действия российских вооруженных сил (сухопутных войск, летчиков и моряков) в ходе самого конфликта продемонстрировали всему миру, что Россия восстановила свою способность проецировать свою военную мощь за пределы своих национальных границ, что является важнейшим характерным признаком великой державы.
Впрочем, события августа 2008 г. продемонстрировали, что у российских войск имеются серьезные недостатки. Неудивительно, что конфликт на Южном Кавказе стал стимулом для ускорения военной реформы в России, целью которой является подготовка российских вооруженных сил к противостоянию хорошо вооруженному, оснащенному современными системами связи и разведки, противнику.
Как бы то ни было, российская армия в течение нескольких дней сумела наголову разгромить грузинские войска. Дело не только в молниеносном разгроме армии, которую не без некоторых на то оснований считали самой сильной, хорошо обученной и оснащенной в регионе. Сокрушительное военное поражение потерпел союзник Соединенных Штатов – а официальный Вашингтон практически ничем не смог ему помочь. Отчаянный призыв М. Саакашвили взять под американский контроль грузинские морские порты и аэродромы был проигнорирован; американцы ограничились исключительно гуманитарными поставками. Правда, в отношении России были сделаны грозные заявления: государственный секретарь К. Райс пообещала даже «наказать Россию»; впрочем, американские официальные лица ничего не сказали о том, как же они собираются это сделать. Не считать же всерьез «наказанием» отмену по инициативе американской стороны международных учений FRUKUS-2008 с участием кораблей России, США, Великобритании и Франции, которые должны были пройти с 15 по 23 августа в Японском море?
Равняясь на старшего американского партнера, столь же осторожно себя вел и Североатлантический Альянс. Только 19 августа, после прекращения военных действий, НАТО разразилась совершенно беззубым заявлением, в котором Москву слегка пожурили за «непропорциональное» и «несоответствующее ее роли миротворца» применение силы и деликатно намекнули на то, что Альянс не будет «иметь с ней дело, как будто ничего не произошло» (43).
Значение августовских событий в Закавказье состоит, на наш взгляд, прежде всего в том, что под вопрос будет поставлена надежность тех гарантий, которые США и НАТО щедро раздавали своим партнерам и союзникам из «третьего» и «второго» миров, полагаясь на бесконечное сохранение глобального доминирования Запада после окончания «холодной войны». Чего будут стоить американские гарантии Тайваню после августа 2008 г.? А американские гарантии Украине в случае роста сепаратистских настроений на Востоке и Юге страны? А американские гарантии безопасности своих ближневосточных союзников после неизбежного вывода американских войск с иракской территории?
Очевидно, что за последний месяц произошла серьезная девальвация американских политических гарантий безопасности своих союзников. Теперь эти гарантии никто не воспринимает всерьез, если последние не подкреплены непосредственным американским военным присутствием на территории союзника. Отсюда – поспешное заключение польско-американского соглашения о размещении на территории Польши элементов третьего позиционного района ПРО США, а также батареи зенитно-ракетных комплексов «Пэтриот» с 96 ракетами. Для Варшавы значение имеют не столько сами ракеты, сколько физическое присутствие американских войск на собственной территории – как видно, даже самые преданные американские союзники на Востоке Европы больше не верят словесным обещаниям американских политиков. Возникает, однако, вопрос: сможет ли Пентагон разместить на постоянной основе американские вооруженные силы на территории всех американских союзников?
Для того чтобы успокоить своих восточноевропейских союзников по НАТО, американское военно-политическое руководство решило дополнить словесные политические гарантии их безопасности – словесными военными гарантиями. Так, в ходе визита в Вильнюс в конце октября 2008 г. председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал М. Мэллен заявил, что Соединенные Штаты и НАТО разрабатывают планы по защите союзников, граничащих с Россией, и в этой связи даже рассматривают возможность увеличения числа военных учений в странах Балтии (44).
Правда, в ходе сессии Совета НАТО на уровне министров иностранных дел в сентябре не удалось выработать соглашение о формировании «сил быстрого реагирования» Североатлантического Альянса, призванные защищать те страны, которым-де угрожает Россия. Союзникам так и не удалось договориться о том, кто будет снабжать эти силы военной техникой, кто будет обладать правом отдать приказ на их развертывание и, главное, при каких обстоятельствах это может произойти (45).
Как бы то ни было, в любом обозримом будущем военно-политическое противостояние США и России в Европе будет продолжаться. Политические цели Москвы и Вашингтона в Евразии несовместимы: Соединенные Штаты стремятся к установлению своего доминирования в регионе, что означает ликвидацию Российской Федерации как самостоятельной величины на международной арене. Разумеется, Москва будет противостоять этим американским планам всеми средствами, в том числе и военными.
(1) http://newsinitiative.org/project/american_bases;
Instances of Use of United States Armed Forces Abroad, 1798-2006. Updated January 8, 2007. – Washington, D.C.: Congressional Research Service, 2007.
(2) Ежегодник СИПРИ 2005. Вооружения, разоружение и международная безопасность. - М.: Наука, 2006. - С. 644.
) Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. – М. Международные отношения, 1998. – С. 43.
(4) Богатуров А.Д. Время Центральной Евразии. //Международная жизнь. - 3-4, 2005. – С. 119.
http://www.whitehouse.gov/nsc/nss/2006/
(6) National Defense Strategy. – Washington, D.C.: Department of Defense, June 2008. – P. 2 – 3.
statement of general bantz j. Craddock, usa commander, united states european command, before the house armed services committee on 15 march 2007. The house armed services committee. House Armed Services Committee – Written Statement. – P. 18.
(8) Кейган Р. Сила и слабость. //Pro et Contra. – Т. 7, 4, осень 2002 г. – С. 132.
(9) Известия 18.03.2003.
http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/hi/russian/news/newsid_4951000/4951736.stm
statement of general james l. Jones, usmc commander, united states european command before the senate armed services committee on 7 march 2006. The senate armed services committee. Senate Armed Services Committee – Written Statement. - P. 14, 25.
30.
http://www.newsweek.com/id/157500
http://www.eucom.mil/english/FullStory.asp?art=1801
(15) Козырев А.В. Преображение. – М.: Международные отношения, 1994. – С. 211.
(16) О внешней политике Москвы в начале 1990-х гг. см. Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. Дискуссия в политико-академических сообществах России и США (1991-2002). - М.: Институт США и Канады РАН, 2002. - С. 329-331.
(18) См. Носов М.Г., Рогов С.М., Шмелев Н.П. Россия и Запад после 11 сентября 2001 года. //США-Канада: экономика, политика, культура. - . 6, 2002.
(19)Washington Post October 19, 2004.
(20) The Wall Street Journal October 12, 2004.
(21)http://usinfo.state.gov/usinfo/Archive/2006/May/04-398238.html
(22) Известия 2 октября 2008 г., 3 октября 2008 г.
(23) Известия 2 октября 2008 г.
(24) Legvold R. Crafting a U.S.-Russian Alliance. //National Interest. - December 20, 2002.
(25) Talbott S. From Prague to Baghdad: NATO at Risk. //Foreign Affairs. -
Независимая газета 26.08.04.
. Документы. - М.: РОССПЭН, 2002. - С. 31 - 32.
(28) Там же, с. 60.
(29) Там же, с. 79, 87.
(30) Актуальные задачи развития вооруженных сил Российский Федерации - М. Министерство обороны, 2003. – с. 29.
(31) Выступление на расширенном заседании Государственного совета «О стратегии развития России до 2020 года». http://www.kremlin.ru/text/appears/2008/02/159528.shtml
(32) Российская газета 4 мая 2007 г. Ю. Балуевский, нач. Генштаба.
(33) Рогов С.М., Есин В.И., Золотарев П.С. Снижение ядерных рисков: могут ли Россия и США отказаться от взаимного ядерного устрашения? – М.: Институт США и Канады РАН, 2004. – С. 10.
(34) http://www.strana.ru/print/307663.html
(35) Золотарев П.С. Противоракетная оборона: история и перспективы. //Россия в глобальной политике. - 3, май- июнь 2008. http://www.globalaffairs.ru/numbers/32/9776.html
(36) Ответ официального представителя МИД России М.Л.Камынина на вопрос агентства «Интерфакс» относительно возможности размещения объекта ПРО США на Кавказе. http://www.mid.ru/ns-rsam.nsf/1f773bcd33ec925d432569e7004196dd/432569d80021825ec32572990052718c?OpenDocument
http://www.kremlin.ru/text/appears/2008/11/208749.shtml
http://www.globalaffairs.ru/numbers/25/7289.html
По мнению же В.И. Есина, «…Баланс возможностей США и России по нанесению друг другу неприемлемого ущерба, в нынешнем его понимании сохранен. Нет принципиальной разницы в том, что США способны уничтожить Россию несколько раз, а Россия Соединенные Штаты – один или два раза» (Национальная оборона. - 2, май 2006 г. – С. 34).
(39) Cropsey S. Old Europe, New Europe. Red Europe, blue Europe. //The Weekly Standard. 10/27/2008, Volume 014, Issue 07. http://www.weeklystandard.com/Content/Public/Articles/000/000/015/726urfjf.asp
(40) Российская газета 12.08.2008.
http://www.regnum.ru/news/1069845.html
10.08.2008.
html
(44) The New York Times. October 23, 2008.
(45) Los Angeles Times. September 19, 2008.
Назад |
| Наш партнёр: |
Copyright © 2006-2015 интернет-издание 'Россия-Америка в XXI веке'. Все права защищены.
|