ВОЕННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Б.С. Лукшин, младший научный сотрудник
Центра военно-стратегических исследований
Института США и Канады РАН
e-mail:
Аннотация. Статья посвящена проблеме использования военной силы в целях обеспечения энергетической безопасности. Прослеживается взаимосвязь между тенденцией к многополярности и процессом милитаризации энергетической безопасности государства.
Ключевые слова: военная политика, энергетическая безопасность, многополярность.
Military Dimension of Energy Security
Boris S. Lukshin
Junior research fellow, Center for Military-Strategic Studies,
The Institute of USA and Canada Studies
of Russian Academy of Sciences
e-mail:
Annotation. The article is devoted to the problem of military force use in a bid to provide the energy security. Interdependence between multipolarity and militarization of the states' energy security is being traced.
Keywords: military policy, energy security, multipolarity.
'Практически все концептуальные документы в области военной политики и безопасности, обнародованные последними тремя администрациями Президента США, отмечают незначительную перспективу возникновения полномасштабного международного конфликта. Все труднее становится представить реалистичный сценарий конвенциональной, а тем более ядерной войны в современных условиях. Тем не менее, это не исключает появление вооруженных конфликтов, способных тревожить различные государства мира. Столкновения негосударственных акторов, их борьба за политическое и экономическое влияние, попытки развитых стран оказать давление на развивающиеся страны остаются данностью в настоящем и абсолютно вероятны в будущем.
Очевидно, что такого рода конфликты могут подвергнуть опасности стабильность всей международной системы. Существующие примеры доказывают, что 'государства-изгои' или негосударственные акторы могут повлиять на развитые государства или приобрести рычаги такого влияния, чтобы вовлечь эти государства в ситуации, где они окажутся в положении проигравших, причем по своей собственной вине.
Возможен также другой сценарий, когда государства с жесткой и уверенной позицией относительно необходимости сохранения мирового порядка могут сделать вывод, что система перестала служить их интересам и что лучше рискнуть и попытаться силой изменить ее, чем страдать от уменьшения их роли или влияния в мире. Однако период после Второй мировой войны показывает, что вероятность такого сценария невысока. Начиная с 1945 г. войны велись либо против развивающихся государств и революционно настроенных повстанческих движений с ограниченным военным потенциалом, либо между ними самими. Последствия такого рода вооруженных конфликтов были не менее разрушительными для мировой системы, чем могли быть результаты полномасштабных межгосударственных войн.
Холодная война предоставляла США и СССР много возможностей для прямого вооруженного столкновения, но его так и не случилось. Вместо этого две сверхдержавы активно поддерживали своих сателлитов, косвенно, а иногда и прямо вмешиваясь в локальные конфликты. Подобные вооруженные столкновения оказывали серьезное влияние на состояние мирового порядка, а ядерного конфликта удавалось избежать'[1].
'В современных условиях крупный межгосударственный конфликт могут спровоцировать, пожалуй, только природные ресурсы. Энергетическая безопасность стала настолько значимым элементом национальной безопасности государства, что проблема доступа к невозобновляемым источникам энергии рассматривается многими экспертами как основная причина конфликтов в будущем. В мире, в котором территориальные разногласия, идеологическое соперничество, этническая нетерпимость и даже ядерное распространение теоретически могут быть нормализованы без применения военной силы, именно кризис мировых поставок энергоносителей остается последним поводом для войны, которая может привести к катастрофическим последствиям.
До настоящего времени подобного рода конфликты были достаточно редки. Можно вспомнить лишь два случая: иракские вторжения в Иран (1980 г.) и Кувейт (1990 г.), - причиной которых во многом было желание иракского руководства захватить богатые энергетическими ресурсами территории. В настоящее время перспектива военных столкновений на энергетической почве более реальна. Возможность начала войны с целью захвата или защиты богатых энергоресурсами территорий и самой энергетической инфраструктуры становится очень важной причиной сохранения конвенциональных вооружений, составляющих львиную долю военно-бюджетных расходов практически всех стран мира. Это в наибольшей степени касается строительства военно-морских сил, одной из основных функций которых является защита морских путей, связывающих производителей и потребителей энергоресурсов, в частности нефти. Самым ярким примером этого является Китай, активно строящий океанский флот для осуществления национальной идеи - экспортно-ориентированной экономической экспансии и охраны путей, по которым страна импортирует сырье[2].
Сегодня вероятность того, что доступ к энергетическим ресурсам может стать объектом полномасштабного военного противостояния, является очень серьезным вызовом, стоящим перед мировой системой.
Как и все другие глобальные рынки, международный энергетический рынок чувствителен к войнам и различным политическим изменениям. От реакции на вторжения США в Ирак, последствий политической встряски в критических для мировой энергетики государствах - Нигерии и Венесуэле - страдает весь мир. Люди, занимающиеся стратегическим планированием в США и других странах, отлично знают, насколько военные операции меняют мировые цены на энергоносители. Одним из ранних обоснований начала американского вторжения в Ирак была идея, что смена режима в Ираке позволит этому государству добывать больше нефти, уменьшая тем самым энергетическую зависимость мировых рынков от нефти Саудовской Аравии. Однако этим планам не суждено было сбыться.
Нефть, которая находится на переднем плане глобальной энергетической картины, является ресурсом исчерпаемым, рано или поздно она закончится. Этот факт не может не оказывать влияние на стратегические расчеты в энергетической сфере. Многие эксперты спорят относительно того, когда должен наступить нефтяной пик и нефти на Земле останется меньше, чем использовано[3]. Некоторые считают, что он уже пройден, человечество уже израсходовало половину всех запасов и дальнейшая перспектива - полная исчерпаемость черного золота. Большинство специалистов отвергают эту идею, полагая, что в последние годы нефтяной пик отодвинут вперед на 20-50 лет. На самом деле, эти временные оценки играют не столь значимую роль. Важнее понимание, что нефть конечна и что это не может не накладывать отпечаток на политико-экономическую ситуацию в мире.
Милитаризация энергетической безопасности в первую очередь требует от основных участников энергетического рынка отказа от мысли о нецелесообразности войны за энергетические ресурсы. Высокие цены на энергоносители могут быть вероятной, но не достаточной мотивацией для подобных изменений. В дополнение к этому правительства должны будут убедиться, что обычные механизмы изменения цены в зависимости от спроса и предложения не работают или скоро перестанут работать.
Цены на любом рынке определяются тремя основными тенденциями, лежащими в основе саморегулирующейся системы соотношения спроса и предложения: краткосрочной изменчивостью, среднесрочной импульсностью и долгосрочным возвращением к среднему значению.
С точки зрения тех, кто нацелен на извлечение прибыли, наибольшую значимость имеют первые две тенденции - изменчивость и импульсность, что выражается в формуле 'купил подешевле, продал подороже'. Для тех, кто мыслит стратегически, предпочтительнее долгосрочная тенденция возвращения к среднему значению, так как дает некоторые гарантии в те периоды, когда изменчивость и импульсность взвинчивают цены до неприемлемо высокого или опускают до самого низкого уровней. Стремясь к поддержанию разумной и предсказуемой цены на нефть, ОПЕК устанавливает определенные законодательные требования для стран - производителей нефти. Возвращение к среднему значению не означает, что цена вечно находится у какого-то одного уровня. Наоборот, концепция нефтяного пика предусматривает то, что все человечество в целом имеет интерес в постепенном увеличении этого уровня.
Все это лишь математические модели, расчет которых возможен различными путями. Более важной представляется общая идея, а также военные и политические последствия подобных изменений. Цены на нефть увеличились за последние четыре года более чем в два раза. Это увеличение стало результатом военных и политических событий в мире, многие из которых нельзя было предсказать. Однако можно предположить, что цены на энергоносители уже вряд ли когда-нибудь вернуться к старому значению. До 2003 г. трейдеры рассматривали цену в $20 за баррель как уровень, который в краткосрочной перспективе может подвергаться небольшим изменениям. Позже появились цифры в $40 или $50 за баррель, за несколько лет цены возросли на 100 и более процентов. Будет ли набирать силу этот волнообразный процесс увеличения цены или нет, неизвестно, но очевидно, что для стран - покупателей энергоресурсов возможность возвращения цен к прежнему уровню будет все более актуальной[4].
По мнению ряда исследователей, со временем милитаризация достигнет такого уровня, что обычное функционирование энергетических рынков будет невозможно. Причиной не обязательно станут энергетические кризисы или катастрофы сами по себе, но они могут вызвать применение военной силы, которое поставит под сомнение существование рынка в целом. Примерный список сценариев военных вмешательств может выглядеть следующим образом:
- прямой захват источников энергии с применением военной силы;
- уничтожение источников энергии во избежание их попадания к противнику;
- военное противостояние, возникшее из конфликтных интересов государств по освоению месторождений энергоносителей в международных водах Мирового океана, на территориях архипелагов (например, Юго-Восточной Азии) или в Арктике;
- непрямой контроль над источниками энергии путем создания марионеточных режимов;
- защита (с применением вооруженной силы) инфраструктуры добычи и транспортировки энергоресурсов, включая нефтяные поля, трубопроводы, порты и др. или нападение на эту инфраструктуру;
- активный военный контроль над международными морскими проливами, использующимися для транспортировки энергоресурсов;
- развитие специальных торгово-энергетических блоков по образцу системы 'имперской преференции', существовавшей до 1945 г.;
- передача военной техники странам - производителям энергоресурсов в обмен на преференции на энергетическом рынке.
Все эти сценарии представляются вполне возможными. Более того, мы уже являемся свидетелями некоторых из них: пиратские атаки на танкеры с нефтью, конкуренция США и Китая в попытке контролировать Малаккский пролив, цветные революции на постсоветском пространстве и т.д. Использование военной силы может привести к тяжелым последствиям - серьезному экономическому, социальному и даже экологическому кризису. Милитаризация энергетической безопасности невыгодна практически никому, но все равно эта тенденция реально существует и постепенно набирает обороты.
Зависимость международной стабильности от постоянно меняющихся цен на энергоресурсы очевидна. С одной стороны, Запад и остальной развитый мир находятся в лучшем положении, так как могут позволить себе платить за энергоресурсы более высокую цену. Однако, с другой стороны, они более чувствительны к давлению со стороны общественного мнения и мощного экономического лобби. В еще более уязвимом положении находятся развивающиеся страны - потребители энергоресурсов, что может подтолкнуть их к применению военной силы для отстаивания своих энергетических и экономических интересов. Такие страны находятся, в каком-то смысле, за бортом процессов глобализации, что дает им свободу действовать более рискованно, реже задумываясь о последствиях. От высоких цен на энергоресурсы выигрывают страны-производители, но только до тех пор, пока на энергоресурсы есть спрос.
Проблема энергетической безопасности порождает различные взаимодействия, которые нельзя игнорировать. Милитаризация энергетической безопасности неизбежно приведет к отходу от глобализации, динамика которой обычно характеризуется тенденцией к ослаблению роли государства: его влияние на формирование международного порядка снижается за счет усиления влияния транснациональных корпораций, глобальных финансовых рынков и информационных технологий. Однако основные условия, которые позволяют этим институтам и процессам успешно функционировать - контракты, ликвидная валюта, а также физическая безопасность глобальных сред (воздух, море и космос) - все это создается и обеспечивается государством. Поэтому, хотя государства и не имеют инструментов контроля над результатами процесса, который они запустили, они могут положить конец процессу глобализации путем упразднения юридических гарантий и гарантий безопасности.
Международный энергетический рынок всегда базировался на возможности применения основными его игроками вооруженной силы для его защиты или восстановления функционирования. Это было актуально уже в конце Второй мировой войны. Тогда Франклин Рузвельт взял на себя обязательство гарантировать территориальную целостность Саудовской Аравии в обмен на ее обязательство поставлять нефть в необходимых США количествах[5].
Связь между терроризмом и энергоресурсами бесспорна: террористическим атакам чаще всего подвергаются объекты энергетической инфраструктуры. Данные Национального института по предотвращению терроризма (National Memorial Institute for the Prevention of Terrorism) показывают, что террористические группы совершили по меньшей мере 310 атак против объектов нефтегазовой инфраструктуры во всем мире за период с 1990 по 2005 г.[6], большую часть - в восьми странах мира: Ираке, России, Колумбии, Эквадоре, Турции, Пакистане, Алжире и на Филиппинах. С самого начала американского вторжения в Ирак повстанцы систематически атакуют нефтяной терминал в Басре, нефтяные трубопроводы, электростанции. Эти действия до сих пор затрудняют восстановление нефтяной промышленности Ирака.
Все это доказывает, что процесс милитаризации энергетической безопасности закономерен, идет полным ходом и в него включается все большее количество государств, пытающихся отстаивать свои энергетические интересы. В современном многополярном мире страны, не имевшие ранее серьезных амбиций, сейчас активно наращивают свой военный потенциал для обеспечения собственных интересов'[7].
Эта тенденция ярко проявляется в странах Каспийского региона. Лишь малой частью существующих здесь противоречий вокруг энергоресурсов стал конфликт между Азербайджаном и Ираном из-за территориальных границ и прав на шельфовое бурение нефтяных скважин, вышедший на поверхность в 2001 г.
В июле 2001 г. два корабля компании British Petroleum (BP) по соглашению с Азербайджаном начали исследовательские работы в зоне, которая по договору о разделе Каспийского моря, входила бы в 20-процентную часть, принадлежащую Ирану. Для того чтобы прогнать исследовательские корабли BP, исламская республика выслала военное судно при поддержке истребителя-бомбардировщика. Работы были приостановлены, однако, по сообщениям азербайджанских СМИ, иранские самолеты в течение определенного времени нарушали даже воздушное пространство государства Азербайджан[8]. Свое несогласие с действиями иранских вооруженных сил выразила Турция, встав на сторону Азербайджана. Эта ситуация стала кульминацией процесса наращивания военного потенциала государствами Каспийского региона, начавшегося еще в середине 1990-х гг. С тех пор и по настоящее время военные расходы и объемы торговли вооружениями стран региона постепенно растут, активно идут военные реформы и процессы роста военной промышленности. Иран, Армения и Казахстан наращивают обычные вооружения. США и НАТО, а также Китай все активнее вовлекаются в процессы торговли оружием странам региона, пытаясь составить конкуренцию России.
Такая военно-политическая и военно-экономическая активность обуславливается стратегической важностью Каспийского бассейна. Обладая значительных запасов энергоресурсов, он в то же время является воротами в Евразию, в том числе во внутренние территории России и Центральной Азии, а также трансконтинентальным транспортным коридором, связывающим, с одной стороны, Малую и Среднюю Азию и Закавказье с Европой, а с другой - Европу с Юго-Западной Азией и Китаем. Акватория Каспия и сама по себе представляет большое значение. Поскольку Каспийское море - это закрытая водная система, существует лишь две возможности, определяемые военно-морским потенциалом государств региона: либо прибрежные государства достигнут баланса сил, либо одно или несколько из них будут пытаться установить свое превосходство.
Иран модернизирует свой флот, сильно пострадавший в результате ирано-иракской войны, берет на вооружение новые военные катера, а также самолеты-разведчики для патрулирования акватории Каспийского моря[9], периодически проводит военно-морские учения в регионе, в том числе с запуском баллистических и крылатых ракет, стал первым государством Персидского залива, получившим на вооружение подводную лодку. С 2002 г. Иран активно проводит учебные операции в Оманском море и проливе Хормуз с использованием специальных сил военно-морского флота при нарушении нефтедобывающей и транспортной инфраструктуры[10]. В будущем эти мероприятия не могут не оказать влияния на развитие ситуации вокруг Каспийского моря. Переброс военно-морских сил в акваторию Каспийского моря позволил бы Тегерану контролировать определенную часть морского трафика на Каспии, что существенно изменило бы баланс сил в регионе.
Оставив за пределами данной работы энергетические амбиции и военный потенциал таких стран, как Азербайджан, Казахстан и Туркменистан, обратимся к двум важнейшим игрокам на Каспийском поле - России, имеющей в силу географического положения серьезные интересы в регионе, и США, все активнее стремящимся проникнуть в регион и в нем закрепиться.
Каспийская флотилия военно-морского флота России имеет в своем составе 40 надводных боевых кораблей, авиацию и береговые войска. Российский ВМФ использует систему многоуровневой обороны, нацеленную на то, чтобы останавливать противника как можно дальше от собственных территориальных вод. Постепенная модернизация флотилии, ввод в строй новых кораблей будут способствовать усилению позиций России в регионе. Это особенно актуально в связи со значительными потерями Черноморского флота после распада СССР. Более того, для России Каспийское море, бассейн Волги и Северный Ледовитый Океан составляют единую важнейшую геостратегическую систему, которая использовалась еще в 1942 г. для переброски советского флота в Арктику и может использоваться сейчас для отстаивания национальных энергетических интересов.
США испытывали определенный интерес к Каспийскому региону со времен президента Клинтона. В 1997 г. в Стратегии национальной безопасности США было зафиксировано, что значение Каспийского региона в обеспечении мира энергоресурсами возрастает[11]. США приветствовали участие иностранных инвесторов в разработке нефтегазовых месторождений Каспийского бассейна. Американские компании ChevronTexaco, Amoco (сейчас часть BP), ExxonMobil, Unocal, Devon и Hess были среди первых, выиграших тендеры на разработку. Активно поддерживался проект трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан, несмотря на все протесты России, Ирана, и даже американских ученых и компаний. Однако критической заинтересованности США в этом регионе в тогда не было. Эта позиция нашла отражение в Докладе Комиссии США по оценке национальных интересов (Report of the Commission on America's National Interests) (июль 2000 г.)[12], в котором прикаспийские государства и их энергоресурсы не попали ни в список жизненно важных, ни чрезвычайно важных, ни просто важных интересов американского государства.
После 11 сентября 2001 г. очень многое изменилось. США осознали огромное значение этого региона и его потенциальный вклад в борьбу против терроризма. Вместе с тем, события 9/11 ясно показали необходимость диверсификации энергетических поставок. Достаточно уверенно можно говорить о том, что задачи США по созданию в государствах Прикаспия марионеточных политических режимов, региональных политических и геоэкономических альянсов, а также давление на Иран и Россию были подчинены реализации одной цели - свободно доставлять энергоресурсы на мировые рынки. На фоне своего рода противостояния в Каспийском регионе по проблемам добычи и транспортировки энергетических ресурсов развивается сотрудничество США и России по ряду глобальных проблем, их взаимопонимание в области сокращения стратегических вооружений. Это вполне вписывается в общий сценарий, включающий также военную кампанию в Ираке, одной из целей которой является 'недопущение формирования неблагоприятных или даже враждебных для США региональных военно-политических и геоэкономических альянсов и создание, напротив, проамериканских региональных 'связок' государств'[13]. Политика в Каспийском регионе является не просто частью осевой энергетической стратегии Соединенных Штатов на Ближнем Востоке, но и производной от нее.
В области газовых проектов США придерживаются политики двойного сдерживания - недопущения, с одной стороны, укрепления энергетических связей Европы и Ближнего Востока, а с другой - сближения Индии и Пакистана с Россией и Ираном. Альтернативой российскому газу может быть только газ из Ирана или Туркмении. В этой связи США приходится балансировать между основными участниками газового рынка, пытаясь во всех случаях обеспечить свои национальные энергетические интересы по максимуму.
Для этого США резко активизировали военную политику в этом регионе. Основная их цель - утвердить здесь свое военное присутствие. Многие американские СМИ уже пишут о создании 'Каспийского стража' - спецподразделения со штаб-квартирой в Баку для наблюдения за акваторией и охраны сухопутных границ Азербайджана и Казахстана. Практика 'цветных революции' имеет очень опасные последствия. Потенциальные революции в Узбекистане и Азербайджане могут грозить России потерей Габалинской радиолокационной станции 'Дарьял' в Азербайджане и проблемами нормального функционирования РЛС 'Окно' в Таджикистане.
Поскольку США заинтересованы в этом регионе, они любыми способами пытаются дестабилизировать ситуацию в нем, создать атмосферу недоверия для оправдания своего военного присутствия. Это становится источником уже для милитаризации других государств региона. Многополярность в этом случае имеет лишь негативные последствия, давая возможность региональным державам наращивать военную мощь, активно обеспечивая свои национальные интересы.
Проблема многополярности в области энергетической безопасности стремительно развивается применительно к воображаемой линии Ближний Восток - Юго-Восточная Азия. Основным игроком в этом регионе остаются США. Однако стратегическая важность Индийского океана заставляет включаться в процесс борьбы за контроль над ним, в том числе над судоходными коммуникациями, других игроков - Китай и Индию.
В отчете западной консалтинговой фирмы PriceWaterhouseCoopers утверждается что к 2030 году в число пяти ведущих экономик мира войдут Китай, США, Индия, Япония, Бразилия. В 2008 г. 'пятерка' выглядела так: США, Япония, Китай, Германия и Франция. Вероятно, Китай станет крупнейшей экономикой мира уже в 2018-2020 гг. После 2020 г. экономика Индии может расти еще быстрей, чем экономика Китая, благодаря достаточно молодому и быстро увеличивающемуся населению[14].
США не готовы отдать пальму первенства 'Срединной империи'. Поскольку Китай чрезвычайно заинтересован в Индийском океане, через который из стран Персидского залива получает значительную часть необходимой нефти, задача США заключается в том, чтобы перекрыть поставки нефти из Судана, минералов из Зимбабве и т.д. Кроме того, США проводит 'стратегию жемчужной нити', предусматривающую создание целого ряда марионеточных режимов по периметру Индийского океана. К ним относятся Таиланд, Бирма, Бангладеш, Шри-Ланка, Пакистан, Судан, где американо-британские спецслужбы пытаются дестабилизировать ситуацию и насадить свой режим.
Существует и стратегия Збигнева Бжезинского, которую он называет 'макространы и министраны', согласно которой существующие страны распадаются на несколько более мелких частей, как СССР: Ирак распадается на курдов, шиитов и суннитов, а Пакистан - на Панжаб, Синд, Пуштунистан, Полуджистан и Районы Племен. В результате доступ Китая к иракской или иранской нефти будет отрезан, так как нефтепровод идет через территорию Пакистана[15].
Китай, в свою очередь, также реализует 'стратегию жемчужной нити' - помогает в создании морских баз на побережье ряда стран - портов Янгон в Мьянме, Хамбантота в Шри Ланке и Гвадар в Пакистане. Посмотрев на карту, можно увидеть, что Китай не только стремится обеспечить безопасность поставок энергоносителей, но и ставит перед собой более амбициозные военно-политические задачи. Например, военный порт Гвадар на юго-западе Пакистана стратегически расположен так, чтобы охранять вход в Персидский залив, а также оснащен оборудованием электронного слежения для наблюдения за кораблями, в том числе и военными, проходящими через пролив Хормуз и Аравийское море. Ведется строительство контейнерного портового сооружения в городе Читтагонг (Бангладеш) для военно-морского и торгового флота, а также ряд военно-морских баз и пунктов сбора электронной информации на островах в Бенгальском заливе. В соседнем с Мьянмой Таиланде Китай инвестировал $20 млрд. в строительство канала через Кра Истмус, который позволит связать Сиамский залив с Индийским океаном, предоставив, таким образом, альтернативный путь для импорта нефти в обход Малаккского пролива[16].
В Южно-Китайском море Китай готовится к широкомасштабному развертыванию подразделений военно-морских и военно-воздушных сил путем укрепления баз на острове Хайнань и прибрежных территорий на юге Китая. На островах Спратли и Парасель, захваченных у Вьетнама и Филиппин, Китай строит портовые сооружения для швартовки крупных судов и взлетно-посадочные полосы для бомбардировщиков. Таким образом, Пекин фактически находится на пороге создания группы авианосцев в центре Южно-Китайского моря[17].
Руководство КНР планирует строительство своей первой военно-морской базы за границей (в Аденском заливе) для поддержки борьбы против сомалийских пиратов. Китайские военные корабли уже участвуют в международной борьбе с ними, обеспечивая транспортировку не только нефти, закупаемой за рубежом, но и той нефти, в добыче которой КНР сама участвует. Так, в 2009 г. крупнейшая китайская компания China National Petroleum Corporation (CNPC) на 12,5% по сравнению с предыдущим годом увеличила добычу нефти за рубежом (объем добычи составил 70 млн т). В частности, в Судане добыто 15 млн. т нефти, около 18 млн. т в Казахстане и 10 млн. т в Латинской Америке[18].
Руководство КНР полностью отдает себе отчет в том, что в случае обострения военно-политической обстановки и бурного всплеска международной террористической активности, снабжение Поднебесной нефтью по морским коммуникациям может оказаться весьма проблематичным. Это вызывает вполне обоснованный интерес к постсоветской Средней Азии: Китай связан нефтепроводом с Казахстаном, недавно введен в эксплуатацию газопровод из Туркмении в Китай через территории Казахстана и Узбекистана. Достигнуты договоренности с Россией о поставках нефти по фиксированной цене не только по железной дороге, но и по трубопроводу. Однако отказаться от импорта по морю арабской и иранской нефти Китай в ближайшие годы не сможет[19].
Для США представляется очень важным поставить под собственный контроль порт Аден в Йемене, и в целом Аденский залив. Получив контроль над последним, а также над Малаккским проливом, США могут стать недосягаемыми в 'большой игре' в Индийском океане.
Китай чрезвычайно зависим от морских транспортных путей, проходящих по Индийскому океану. Более того, Пекин пытается привлечь на свою сторону Шри-Ланку и Мьянму, для того чтобы открыть новые транспортные пути на Ближний Восток, Персидский залив и Африку, где Китай начал активно соперничать с традиционным западным влиянием[20]. США также начали привлекать на свою сторону ранее им неугодные режимы, такие как военная диктатура в Мьянме, для ограничения или даже пресечения китайского влияния в регионе. И в этом Вашингтону может помочь Индия, которая является союзником США против Китая и которая делает очень многое для недопущения китайского господства.
США заинтересованы в естественном соперничестве Китая и Индии в регионе. В свое время Вашингтон достаточно спокойно отреагировал на обретение Индией ядерного оружия. Сейчас же американцы сотрудничают с индусами в области атомной энергетики: участвуют в строительстве атомных реакторов, снимут, видимо, эмбарго на поставки в Индию технологий двойного назначения[21].
Идет активная модернизация индийских военно-морских сил. Ожидается, что в течение нескольких ближайших лет в состав ВМС войдут до 40 новейших боевых кораблей, включая фрегаты, эсминцы и подводные лодки[22].
Будучи противовесом Китаю, Индия для США является своего рода полюсом притяжения сырьевых ресурсов стран Ближнего Востока и Центральной Азии. В этой связи США взяли курс на организацию 'перетока' энергетических ресурсов Центральной Азии в Южную. Это необходимо для предотвращения намечающейся тенденции по ориентации нефтегазового экспорта центрально-азиатских стран на Китай[23].
В эту картину органично вписываются два незавершенных трубопроводных проекта. Первый из них - это газопровод Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия. Его реализации препятствует война в Афганистане, однако по мере успехов вооруженных сил США в регионе трубопровод может быть запущен. Вторая газовая магистраль, переговоры о строительстве которой ведутся с 1995 г., должна быть проложена по маршруту Иран-Пакистан-Индия. Предполагаемая пропускная способность газопровода - 55 млрд. кубометров в год, из которых 62% объемов предназначались бы Индии, а остальные - Пакистану. На первом этапе трубы будут проложены к 2014 г. на участке Иран-Пакистан. Пакистанская экономика стала бы получать до 11 млрд. кубометров в год с последующим удвоением. Ресурсной базой для газопровода должно стать иранское гигантское месторождение Южный Парс с запасами в 14 трлн. кубометров газа[24].
Россия также не находится в стороне от восточного пакистанского маршрута. В прошлом году заместитель министра энергетики РФ Анатолий Яновский даже приветствовал предварительное соглашение о строительстве газопровода между Ираном и Пакистаном[25], поскольку чем более привлекательным для Ирана будет это направление, тем ниже вероятность его подключения к газопроводу Nabucco и выхода на европейский рынок. Это выгодно Газпрому по конкурентным соображениям.
Таким образом, тенденция многополярности набирает обороты. В настоящих условиях ни одно из существующих государств не может обеспечить себе единоличное и долгосрочное лидерство. И энергетическая безопасность - одна из сфер, где ни одно государство не может быть полностью избавлено от угроз, а соответственно, не может диктовать и остальным свои условия. Все чаще задача обеспечения ресурсной безопасности решается с использованием военных средств в том или ином виде. Страны проводят военные кампании, наращивают вооружения, используют ресурсы военно-политических блоков, для того чтобы получить или обезопасить доступ к невозобновляемым источникам энергии. Здесь действует обычный закон рыночной экономики - чем меньше предложение, тем выше цена и спрос. Нефти и газа на планете становится все меньше, соответственно, спрос на них увеличивается, и государства готовы платить большую цену за то, чтобы ими обладать.
США являются крупнейшим импортером энергоносителей. Получить доступ к ресурсам является для них критически важной задачей. В этой области Вашингтон пытается не только обеспечить свою энергетическую безопасность, но и стать мировым лидером, поставив под свое влияние целый ряд регионов, богатых энергоресурсами.
Вполне закономерно, что Китай и Индия, будучи потенциальными сверхдержавами, пытаются этому помешать. Они активно модернизируют вооруженные силы, строят военно-морские флоты, прокладывают трубопроводы из интересующих их в энергетическом смысле регионов.
Россия активно включилась в процесс отстаивания национальных энергетических интересов, в том числе и военными средствами. Обладая огромными запасами нефти и газа, Россия является одним из крупнейших игроков на мировом энергетическом рынке, и без ее участия он функционировать не сможет. Это, в свою очередь, может привести к утрате национального суверенитета, так как желающих добывать углеводороды на российской территории предостаточно. Нашему государству необходимо любыми способами обеспечивать сохранность и неприкосновенность месторождений и объектов нефтегазовой инфраструктуры. Россия имеет возможность играть на противоречиях Китая и Запада, однако в полной мере это возможно только в том случае, если государство будет сильным во всех отношениях. Китай, как потенциальный соперник США, в среднесрочной перспективе заинтересован в том, чтобы привлечь Россию на свою сторону. Российско-китайское энергетическое сотрудничество вызывает серьезную обеспокоенность со стороны США. Каждое из государств в этом треугольнике заинтересовано в усилении собственных позиций для обеспечения энергетической безопасности, без чего существование в современном многополярном мире попросту невозможно.
[1] Moran D. and Russell J. Introduction: the militarization of energy security // Energy security and global Politics: the militarization of resource management / Ed. by Daniel Moran and James A. Russell. Routledge, UK. 2009. P. 1-18. (Здесь и далее пер. автора, с сокр. - Прим. ред.)
[2] The Military Power of the People's Republic of China.Report of the United States Department of Defense. 2002. - www.defense.gov/pubs/china.html.
[3] Chapman D. Gulf oil and international security: can the world's only superpower keep the oil flowing? // Energy security and global Politics: the militarization of resource management / Ed. by Daniel Moran and James A. Russell. Routledge, UK. 2009. C. 75-94.
[4] Fisher D. The Great Wave: Price Revolutions and the Rhythm of History. Oxford University Press. 1996. P. 179?234.
[5] Bronson R. Thicker Than Oil: America's Uneasy Partnership with Saudi Arabia. Oxford University Press. 2006. P. 36-60.
[6] Memorial Institute for the Prevention of Terrorism. The Terrorism Knowledge Base. - http://www.tkb.org/IncidentTargetModule.jsp.
[7] Moran D. and Russell J. Introduction: the militarization of energy security. P. 1-18.
[8] Azerbaijan Protects over Iranian Ship Interception. BBC Online, 24 July 2001.
[9] Katik M. Militarisation of the Caspian Sea. London and New York: Routledge Curzon. 2004. P. 299.
[10] Haghshenass F. Iran's Asymmetric Naval Warfare. - http://www.washingtoninstitute.org/pubPDFs/PolicyFocus87.pdf.
[11] A National Security Strategy for A New Century. May 1997. - http://clinton2.nara.gov/WH/EOP/NSC/Strategy/.
[12] Crandall M. Energy, Economics and Politics in the Caspian region. Praeger Security International. Westport, Connecticut. 2006.
[13] Бакаев А. Проблемы безопасности Каспийского региона. 31.01.2009. - http://www.cpf.az/rus/caspsea/341-problemy-bezopasnosti-kaspijjskogo.html.
[14] Новиков И. От Адена до Малаккского пролива // Красная звезда. 27.01.2010. - http://www.redstar.ru/2010/01/27_01/4_03.html.
[15] Американский политолог: Обама начнет Третью мировую войну. Интервью с американским политологом Вебстером Тарпли. - http://www.pl.com.ua/?pid=61&artid=4020.
[16] Канеда Х. Подъем Китая как морской державы // Project Syndicate. 08.09.2005. - http://www.project-syndicate.org/commentary/kaneda7/Russian.
[17] Там же.
[18] Новиков И. Там же.
[19] Там же.
[20] Bhadrakumar M. Russia parries US thrust in Central Asia. 08.08.2009. - http://www.atimes.com/atimes/Central_Asia/KH08Ag01.html.
[21] Новиков И. Там же.
[22] Там же.
[23] Там же.
[24] Там же; Индийский океан в центре внимания США и Китая // Война и мир (интернет-проект). 27.01.2010. - http://www.warandpeace.ru/ru/news/view/43666/.
[25] Lamin Y. A big game around the pipeline Iran-Pakistan-India // Международное обозрение: Восток+Запад. 13.04.2010. - http://eastwest-review.com/article/big-game-around-pipeline-iran-pakistan-india.