МИЛИТАРИЗАЦИЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ:
ОПЫТ США в 21 ВЕКЕ1
Б. С. Лукшин, кандидат политических наук,
младший научный сотрудник
Центра военно-политических исследований
Института США и Канады РАН
e-mail:
Аннотация. Статья посвящена особенностям процесса милитаризации энергетической безопасности на основе опыта США в 21 веке. Особое внимание уделено изменениям военной политики в отношении энергетической безопасности, произошедшим с приходом к власти в США в 2009 г. демократической администрации Барака Обамы.
Ключевые слова: энергетическая безопасность США, военная политика США.
MILITARIZATION OF ENERGY SECURITY:
US EXPERIENCE IN THE 21 CENTURY
Boris S. Lukshin
Ph.D., Junior research fellow, Center for Military-Political Studies,
Institute for the U.S. and Canadian Studies,
of Russian Academy of Sciences
e-mail:
Annotation. The article is devoted to the peculiarities of energy security militarization process on the basis of the US experience. Special emphasis is placed on the military policy changes that have happened with the Democratic Administration of Barack Obama came to power in 2009.
Keywords: energy security of the USA, military politics of the USA.
Как известно, военная политика – это деятельность государства и его отдельных структур, направленная на подготовку и применение военной силы. Как писал Карл фон Клаузевиц, «Война есть продолжение политики, только иными средствами. Война — не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами. То специфическое, что присуще войне, относится лишь к природе применяемых ею средств. Военное искусство вообще и полководец в каждом отдельном случае вправе требовать, чтобы направление и намерения политики не вступали в противоречие с этими средствами. Такое притязание, конечно, немаловажно, но, как бы сильно в отдельных случаях оно ни влияло на политические задания, все же это воздействие должно мыслиться лишь как видоизменяющее их, ибо политическая задача является целью, война же только средство, и никогда нельзя мыслить средство без цели»2.
В период «холодной войны» военная политика обоих противоборствующих государств — СССР и США — как лидеров соответствующих блоков, была направлена на сдерживание друг друга, на наращивание количества всех типов вооружения, в том числе и ядерных потенциалов, на ведение вооруженной борьбы по идейным соображениям.
После окончания «холодной войны» много изменилось. Крах биполярной модели мироустройства способствовал резкому снижению уровня их стратегического противостояния. Одновременно начали уходить в прошлое большие армии, уменьшилась необходимость наращивания ядерных потенциалов.
Тем не менее, конфликтность в мире не исчезла, но видоизменилась. Глобальное противостояние стало уступать место региональному или даже локальному. При этом вероятность возникновения крупного международного конфликта на глобальном уровне начала снижаться, что выдвинуло на первый план возникновение большого числа регионально-локальных столкновений, которые в некоторой степени и ознаменовали собой начало формирования многополярной картины мира.
На первый план стали выходить новые угрозы международной безопасности, все менее традиционные и все более нетрадиционные: охрана окружающей среды, распределение энергетических ресурсов и др.3.
С окончанием «холодной войны» конфликты, происходившие и происходящие в мире, перестали быть «отражением противостояния двух сверхдержав на их периферии и охватывали гораздо более широкий спектр противостояния от субконвенциональных (локальных) до обычных (региональных, или «малых») войн»4. Их причинами становились уже не идеологические разногласия, а целый комплекс социально-экономических и политических противоречий, постепенно все в больше выходящих на первый план.
Бывшим сверхдержавам было необходимо приспосабливаться к таким изменениям. В значительной степени эти перемены коснулись военного дела и военной политики многих государств мира, и, в частности, Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки.
Оставив за границами данного исследования российский подход к трансформации вооруженных сил, обратимся сразу к американскому опыту. В США процессы адаптации военно-политического механизма к реалиям современности происходят гораздо более выпукло, чем в России. Экс-президент США Джордж Буш-мл., еще будучи губернатором, произнес фразу, которая в полной мере раскрывает суть процесса трансформации вооруженных сил США: «Мы являемся свидетелями революции в технологии войны. Мощь все больше определяется не размерами, но мобильностью и быстротой. Влияние измеряется информацией; безопасность достигается благодаря хитрости; а силы проектируются по длинной дуге (досягаемости) высокоточного управляемого оружия»5.
Необходимо выделить несколько показателей, по которым новые трансформированные вооруженные силы должны превосходить старые. Это быстрое реагирование на кризисные ситуации в любом регионе мира; своевременное развертывание в районы оперативного предназначения; высокая маневренность; универсальность применения группировки войск; достаточная для успешного ведения любого рода действий поражающая сила формирований; значительная живучесть на поле боя; способность к ведению длительных боевых действий6.
В 2003 г. Министерством обороны США был выпущен доклад «Военная трансформация: стратегический подход», который явил собой принципиально новый подход к системе военного планирования США. В нем было обозначено шесть критически важных оперативных задач, которые, по мнению авторов документа, и составляют основную суть «трансформации». Это защита важнейших операционных баз и противодействие химическому, биологическому, радиологическому и ядерному оружию; проецирование силы на удаленные регионы и их всесторонняя поддержка; лишение противника возможности укрыться от воздействия ВС США; использование информационных технологий; защита информационных систем и проведение информационных операций; повышение возможностей космоса7.
Все это позволяет сделать вывод о том, что «военная машина» США находится в «подвижном» состоянии. Это выражается в попытках адаптировать ее к условиям современного мира, в котором одной из серьезнейших угроз становится проблема доступа ведущих энергопотребителей к энергетическим ресурсам.
Для полноценного понимания современной военно-политической ситуации в части ее энергетического компонента представляется необходимым обратиться историческому наследию той политики, которая проводится современной Администрацией Президента США.
С распадом СССР Америка существенно изменила стержень своей внешней политики в целом и военной политики в частности.
Наиболее выпукло эти идеи проявляются на примере Стратегий национальной безопасности Дж. Буша-старшего, У. Клинтона, Дж. Буша-младшего и Б. Обамы. Все они в той или иной степени показывают, что основная цель США – глобальное лидерство.
Так, в Стратегии национальной безопасности США, увидевшей свет в августе 1991 г., зафиксировано, что «несмотря на возникновение новых центров силы, США остаются единственным государством, обладающим реальной глобальной мощью, богатством и влиянием во всех областях – политической, экономической и военной»8. Чуть ниже авторы Стратегии идут еще дальше: «Мы не можем быть мировым полицейским, беря на себя ответственность за решение проблем безопасности во всем мире. Но мы остаемся страной, к которой все другие обращаются в период кризисов… В 1990-х гг., так же как на протяжении почти всего века, замены американскому лидерству нет и быть не может»9.
Такова была риторика республиканской администрации Дж. Буша-ст., на смену которому пришел демократ У. Клинтон, не поменяв, однако, декларативного и сущностного наполнения внешней политики. В Стратегии национальной безопасности 1996 г. уже признается, что главная угроза – коммунизм – исчезла. В документе указывается, что «никогда раньше американское лидерство не было таким явственным»10.
В сентябре 2001 г. США нашли ориентир своей внешней и военной политики – борьбу с терроризмом, тем самым положив своего рода начало новому этапу международных отношений. Преследуя благородные цели по борьбе с международным терроризмом и авторитарными режимами, США параллельно продолжили отстаивать свои национальные интересы, выражающиеся, в частности, в стремлении удержать и упрочить мировое лидерство, что проявляется в попытке доминировать в наиболее богатых энергетическими ресурсами регионах. Анализ внешней политики США после 11 сентября 2001 года показывает, что активные внешнеполитические действия США предпринимали во многом именно в отношении таких регионов. Примеров этому множество: Ближний Восток, Центральная Азия, Латинская Америка, Арктический регион.
В современных условиях мировой глобализирующейся экономики проблема энергетического обеспечения обостряется многократно. Существует целый ряд факторов, объясняющих это: возрастающие энергетические потребности крупнейших экономик мира (США, Китая, Индии, Бразилии); потенциальная исчерпаемость невозобновляемых запасов углеводородов; отсутствие в достаточном объеме альтернативных источников энергии11.
Как известно, нефть и газ – это невозобновляемые энергоносители. И за счет их огромного мирового потребления объемы запасов неуклонно снижаются, на Земле остается все меньше зон, где могли бы располагаться крупные залежи углеводородных ресурсов. В этой связи уже ни для кого не секрет, что рано или поздно открытые месторождения полностью истощатся.
Эксперты по-разному оценивают объемы оставшихся невозобновляемых источников энергии. Некоторые считают, что уже израсходовано около половины всех запасов нефти и газа на планете, другие же полагают, что должно пройти еще около 20-40 лет, прежде чем угроза полного исчерпания углеводородов станет реальностью.
Однако все сходятся на том, что потребности в энергоносителях растут, а чтобы удовлетворять эти потребности необходимо иметь доступ к энергоресурсам. Одной из особенностей углеводородов является то, что они распределены по планете чрезвычайно неравномерно. Одни регионы богаты ими, другие – полностью зависимы в плане энергии от первых. Поскольку Запад так и не нашел замену нефти и природному газу, а современная цивилизация так и осталась «нефтяной», конфликт в борьбе за источники углеводородов неизбежен.
Анализ показывает, что предпосылок этому достаточно много. В ЕС добыча нефти стремительно падает: истощаются старые месторождения. На норвежском шельфе в 2010 г. по сравнению с 2009 г. объемы добычи упали на 9,6%12, в Дании – на 16,48%13, в Северном море у англичан – на 8%14. Энергетический голод в Евросоюзе может усугубиться из-за постепенного вывода из строя многих атомных станций. Соединенным Штатам Америки также явно не хватает нефти. Огромное потребление – около миллиарда тонн в год – требует поиска новых источников для импорта.
Ситуация с природным газом еще более серьезная. Основные разведанные запасы – у РФ (21,4%), Ирана (15,9%), Катара (12%) и Саудовской Аравии (3,9%)15. В Латинской и Центральной Америке газа мало (4%), причем самые большие запасы – у Венесуэлы. В Австралии – около 1,8% мировых16. В Европе добыча газа сходит на «нет», а в Африке лишь Алжир обладает запасами, но они очень небольшие – 2,2% мировых17. Юго-Восточная Азия практически не имеет собственного газа. В этой ситуации своего рода перераспределение нефтегазовых запасов планеты вполне возможно.
К 2030 г. зависимость ЕС от импорта углеводородов вырастет с 57% до 65%. Особенно тяжелой будет зависимость по нефти – 93%, по газу – 84%. США были вынуждены импортировать в 2011 г. 559 млн. тонн нефти18. Японцы импортируют весь потребляемый газ, а также нефть – 221 млн. тонн в 2011 г.19. Китай также нуждается в большом количестве нефти и газа, даже своего угля ему не хватает, что заставляет закупать его заграницей. Например, в 2010 г. китайский импорт угля составил 165 млн. тонн20.
Обостряет ситуацию то обстоятельство, что энергоресурсов может просто не хватить на всех. В скором времени возможна ситуация, когда объемы добычи энергоресурсов сравняются с объемами их потребления, что неизбежно вызовет дефицит и попытки его преодолеть, в том числе и военными средствами. Еще в 2007 г. Международное энергетическое агентство опубликовало прогноз, в котором указывалось, что такая ситуация может возникнуть уже в 2012 г.21. Старые месторождения в Северном море и Мексиканском заливе постепенно исчерпываются, а новые проекты, такие как проекты РФ на Дальнем Востоке, находятся в начальной стадии реализации и далеки до завершения.
Ежедневный спрос на нефть в 2012 г. может достичь 95,8 млн. баррелей (1999 г. – 71 млн. баррелей; 2006 г. – 85 млн.)22. Удовлетворить подобные потребности очень сложно, особенно принимая во внимание невосстановленные мощности Ирака, гражданские войны в Нигерии и суданском Дарфуре, не говоря уж о безусловном присутствии энергетического фактора в этих войнах.
Согласно докладу Национального нефтяного совета США, мировое потребление нефти к 2030 г. может достичь 138 млн. баррелей в день, 30 млн. из которых будут потреблять США23. Одновременно с этим многократно возрастет потребление природного газа. В 2007 г. оно выросло на 3,4% по сравнению с 2006 г., в 2008 г. еще на 1%, и эта тенденция будет сохраняться24. Если говорить о долгосрочных прогнозах, то к 2030 г. потребление газа может увеличиться с 2,8 трлн. куб. м до 4,6 трлн. Основной рост потребления придется на Китай – с 39 млрд. куб. м до 192 млрд., из которых собственная добыча сможет составить лишь 113 млрд. куб. м.25
Все это доказывает идею о том, что при растущем все возрастающем спросе на энергоресурсы, а это процесс объективный, государства все в большей степени будут начинать искать разнообразные источники предложения нефти и газа. Однако в связи с тем, что предложение на этом рынке формируется лишь небольшим количеством государств-производителей, действительно способных поставлять серьезные объемы сырья и одновременно заинтересованных в своем устойчивом развитии, а в ряде случаев и в приобретении лидирующего положения либо на региональном, либо на мировом уровне, такие государства могут активно использовать энергетический рычаг своей внешней политики в ущерб интересам государств-потребителей. Это закономерно вызывает у последних необходимость диверсифицировать свой импорт, закрепляясь в богатых углеводородами регионах и получая привилегированное положение либо в добыче и разработке этих ресурсов, либо в ориентируя их на себя в плане импортных потоков.
Вполне обоснованно можно утверждать то, что такого рода проникновение будет осуществляться в том числе и с использованием военной силы.
Все эти идеи в той или иной степени закреплены в официальных американских документах, издаваемых различными органами государственной власти в период президентства Барака Обамы.
Так, в главном документе по национальной безопасности, исходящем от Президента США, Стратегии национальной безопасности 2010 г., открыто говорится о том, что доступ к источникам энергии является жизненным интересом США26. Для достижения этой цели США намереваются диверсифицировать источники энергии и направления экспорта энергоресурсов. Несмотря на провозглашение цели уменьшения зависимости от углеводородов, очевидно, что в ближайшие 30-50 лет отказаться о них не удастся. Поэтому за такой благородной формулировкой скрывается конкретный узконаправленный национальный интерес США – поиск новых регионов, богатых энергоресурсами и любыми средствами обеспечение бесперебойной поставки нефти и газа по наиболее выгодным ценам.
Общие идеологические установки, представленные в «Стратегии национальной безопасности», нашли более глубокое и конкретное отражение в «Четырехлетнем обзоре оборонной политики», изданном в феврале 2010 г. Министерством обороны США. В документе четко представлены четыре области, на которые нацелено повышенное внимание Минобороны и которые требуют активной разработки: помощь в обеспечении безопасности, усиление обороны, защита промышленной базы страны и союзников и обеспечение энергетической безопасности27. Именно последний пункт заслуживает особого внимания.
Постепенно вооруженные силы США начинают переориентироваться на обеспечение ресурсной безопасности. Критическое значение приобретает не сама по себе территория, а ее экономический и, в частности, энергетический потенциал с крайне уязвимой энергетической инфраструктурой. Это становится заметно при анализе Внешнеполитического Обращения Государственного секретаря США Хиллари Клинтон на заседании Совета по международным отношениям 15 июля 2009 г., которая подчеркнула, что одной из четырех задач, решением которых занимаются вооруженные силы США на Ближнем Востоке, является обеспечение энергетической безопасности28.
Тем не менее, все эти формулировки, приведенные в официальных политических документах и речах, достаточно обтекаемы и заключены в относительно благодушную фразеологическую оболочку. Гораздо дальше идет разведывательное сообщество США, вводя термин «энергетическое противостояние» или «энергетическое соперничество» (energy competition)29. Управление Директора национальной разведки в «Национальной разведывательной стратегии» 2009 г. пишет о том, что назревающее энергетическое соперничество может нанести серьезный урон национальной безопасности США, так как множество стран будут искать новые источники энергии, транспортные маршруты и т.д.30 В этой связи разведсообщество США будет всеми силами пытаться не допустить ущемления национальных интересов в данной сфере, активно работать в направлении воспитания аналитиков в области энергетической безопасности и получения информации по ее критически важным аспектам.
Завершая рассмотрение концептуальных взглядов нынешнего американского военно-политического руководства США на проблему использования военной силы для обеспечения энергетической безопасности, стоит обратиться к документу «Global Trends 2025: A Transformed World» («Глобальные тенденции 2025: Измененный мир»), разработанному совместно Национальным разведывательным советом и Управлением Директора национальной разведки.
Прогнозируя вероятные сценарии развития мировой ситуации в кратко- и среднесрочной перспективах, авторы доклада признают, что конфликт за обладание и доступ к энергоресурсам вполне возможен. Это может быть крупный межгосударственный конфликт, спровоцированный странами, активно стремящимися получить доступ к новым богатым в ресурсном отношении регионам или сохранить свой политический режим31. Авторы справедливо отмечают возросшую военно-экономическую активность таких стран, как Китай и Индия, а именно по наращиванию объемов торговли вооружениями и строительством океанских флотов. Для Китая такой флот критически необходим для осуществления национальной идеи – экспортно-ориентированной экономической экспансии и охраны путей, по которым страна импортирует сырье32.
Несмотря на смену целого ряда идеологических установок, после прихода демократического президента Б. Обамы в Белый дом, постулат о доминировании в энергетической сфере остался практически неизменным. Так, в своем выступлении на политическом форуме, организованном Сэмом Нанном в Технологическом институте Джорджии 16 апреля 2012 г., заместитель министра обороны США Эштон Картер прямо заявил о том, что «США несут тяжелую ношу и огромные обязательства по обеспечению как национальной, так и глобальной энергетической безопасности»33. Вполне закономерно предположить, что в большей степени США заинтересованы в обеспечении национальной энергетической безопасности, однако и ресурсная безопасность союзников для них имеет весьма существенное значение. Это доказывается тем фактом, что непосредственно с Ближнего Востока, который считается традиционным приоритетом военной политики США, Америка получает лишь 10-15% от своего импорта углеводородов. В гораздо большей степени от ближневосточной нефти и газа зависят Европа и, конечно, Китай.
Тем не менее, это обстоятельство не только не снижает интерес США к региону, но скорее наоборот – привлекает их внимание. Б. Обаме в наследство от его предшественника досталась очень серьезная ситуация как в Ираке, так и Афганистане. И несмотря на то, что в декабре 2011 г. состоялся вывод американского воинского контингента из Ирака, США отнюдь не потеряли преимуществ в контроле над нефтеносными зонами.
Начиная военную операцию в этой стране в марте 2003 г., Президент Д. Буш-мл. руководствовался не только идеями избавления мира от недемократического режима Саддама Хусейна, предположительно разрабатывавшего оружие массового уничтожения. Нельзя исключать, что иракская кампания США была связана с желанием Вашингтона закрепиться в зоне месторождений нефти, с учетом неблагоприятной перспективы в обеспечении мира этим видом топлива. Ирак обладает третьими по величине нефтяными запасами в мире34, и контроль над ним стал центральным пунктом американской энергетической стратегии, разработанной в 2003 г. вице-президентом Ричардом Чейни и его сподвижниками по Республиканской партии35.
Президент Б. Обама, руководствующийся интересами национальной безопасности своего государства, оказался перед дилеммой, когда напрямую столкнулся с необходимостью решать «иракскую» проблему. С одной стороны, необходимо было выполнить предвыборное обещание по выводу войск из Ирака, а с другой – не допустить выхода Ирака из сферы своих интересов, в том числе энергетических. И в этой ситуации Президент Обама принял правильное решение – объявил о выводе американских войск из этой страны. Вместе с тем, стратегическое преимущество США в Ираке совершенно не ослабло. Был достигнут один колоссальный политико-экономический результат, закрепить который Президент Обама пытается с помощью других стран региона, а именно – повышение энергетической уязвимости Китая в виду его сильной зависимости от ближневосточных углеводородов. Таким образом, в настоящее время все шаги Вашингтона в этом большом регионе в той или иной мере направлены на сдерживание энергетических амбиций Китая и усиление собственного влияния и даже лидерства: контроль над Ираком, попытки закрепиться в Афганистане, Центральной Азии, контроль пролива Ормуз и т.д.
Отношения США и Ирана также развиваются с учетом энергетического фактора. На первый взгляд, ситуация очень проста, и основным мотивом негативного восприятия Вашингтоном иранской политики является стремление Ирана поставить на службу некоторым традиционным и иногда даже воинственным исламским ценностям современные ракетно-ядерные технологии и вооружение. Однако не только это является причиной пока непримиримых противоречий США и Ирана.
Исламская республика обладает пятыми по размеру нефтяными запасами в мире (после Саудовской Аравии, Ирака, Кувейта и ОАЭ), однако из-за санкций выйти на пиковый уровень 1974 г. в 6 млн. баррелей в день Тегеран не может.
Эти санкции также тормозят международные усилия по разработке недр Каспийского бассейна. Поскольку Каспийское море внутреннее и не имеет выхода в Мировой океан, любой экспорт нефти и газа может осуществляться только через трубопроводные системы, либо путем доставки углеводородов в порты с доступом к международным водам.
В настоящее время энергетические компании могут использовать лишь «старую», времен СССР, трубопроводную систему по транспортировке Каспийской нефти и газа в Россию, а затем в Восточную Европу, или два более «новых» трубопровода по доставке нефти и газа в порты на Черном море.
Но по экономическим соображениям было бы гораздо разумнее построить трубопровод по территории Ирана, идущий к Персидскому заливу. Этот путь был бы гораздо короче и устранял бы зависимость от узких турецких проливов. Однако, ввиду неопределенности мирового сообщества по вопросу иранской ракетно-ядерной программы, а также в связи с периодически появляющейся информацией о поддержке Тегераном инсургентов в пограничных странах, строительство такого трубопровода на нынешнем уровне политико-экономических отношений невозможно.
Это вызвано тем, что Тегеран проводит в мировой энергетике независимый от Вашингтона и даже потенциально неблагоприятный для США курс. Более того, Иран, обладая значительным военным и экономическим потенциалом, способен в любой момент дестабилизировать ситуацию в этом важном для мировой энергетики регионе мира.
Для США ключевым геостратегическим и геоэкономическим объектом в регионе также является Ормузский пролив, являющийся ключевым транспортным коридором для экспорта арабских углеводородов.
Согласно Американской администрации по энергетической информации, в 2008 г. объем транспортируемой через него нефти достиг 40% от всей перевозимой нефти по морю и 20% всей торгуемой нефти в мире36. Шириной в самом узком месте всего 55 км и разделенный на два транспортных коридора шириной по 2,5 км каждый, этот пролив является ключевым для всей мировой энергетической картины, и тщательно оберегается как Ираном, так и США, что является одной из причин воздержания последних от удара по Исламской Республике. Начиная с 1983 г. – времени организации Центкома, охрана пролива входит в список ключевых приоритетов Командования, т.к. его [пролива – Б.Л.] блокада может стать «крупнейшей единичной угрозой энергетической безопасности, которая только существует в мире»37.
Энергетических интересов, помимо контроля пролива, у США в Иране достаточно много. Прежде всего, США в долгосрочной перспективе заинтересованы в возможности получать серьезные объемы нефти и газа из Ирана. Как и в случае с Ираком, США пытаются лишить Китай поставок нефти из крупнейшего нефтедобывающего региона. К этому можно добавить нежелание допустить Индию к осуществлению планов по строительству газопровода для получения газа из Ирана, а также стремление разрушить планы России по созданию газовой ОПЕК – организации стран с крупнейшими запасами газа, способной получить контроль над мировыми запасами голубого топлива.
В этой связи обострение отношений США с Ираном выглядит вполне оправданным. Так, в январе-феврале 2012 г. Тегеран пригрозил перекрыть Ормузский пролив в ответ на американо-англо-канадские односторонние санкции, направленные против энергетического и финансового секторов иранской экономики38. Периодически возникающие требования некоторых политиков не допустить появления ядерного оружия у Ирана четко укладываются в общую военно-политическую линию по смене режима в этой стране и установлению контроля над ее энергетическими ресурсами.
Однако Иракский сценарий в отношении Ирана выглядит маловероятным. Изолированного и авторитарного лидера, постоянного игнорирования резолюций ООН, а также военных, безропотно подчиняющиеся своему правителю – всего этого в Иране нет. Страна эффективно управляется теократической верхушкой; президент избран в ходе открытых, относительно демократических выборов, да и вооруженные силы намного превосходят по мощи иракские. К этому добавляется присутствие в Белом доме Барака Обамы, президента, который еще на стадии предвыборной кампании говорил о возможности переговоров с Исламской Республикой Иран и относительном нежелании доводить конфликт до горячей стадии. Под большим вопросом находится и эффективность применяемых экономических санкций, т.к. Иран постоянно находит возможности обмениваться с некоторыми государствами и товарами, и технологиями, в том числе теми, распространение которых в мире запрещено.
Вместе с тем, по мере того, как Иран отказывается идти на переговоры о прекращении своей ядерной программы, лимит терпения США снижается. На данном этапе в США у власти политик нового типа – Барак Обама.
Для США серьезным отягчающим фактором ситуации на Ближнем Востоке можно считать активные попытки Китая и Индии проникнуть в этот регион и закрепиться там. Более того, все это осуществляется руками энергетических компаний, поддерживаемых государствами различными политико-дипломатическими методами. В ближайшем будущем Китай и Индия планируют составить серьезную конкуренцию позициям США в регионе, что значительно повышает риски возникновения гонки вооружений и вооруженного конфликта39. Вместе с тем анализ тенденций развития военно-политических отношений в регионе показывает, что такое развитие событий может иметь место лишь спустя продолжительный период времени. Вместе с этим всего этого может и не произойти, поскольку у Китая и Индии есть много рычагов проникновения в Персидский залив и без использования военной силы.
Таким образом, США рассматривают Ближний Восток как один из наиболее важных регионов для их национальной безопасности в целом и энергетической, в частности. Более того, именно этот регион продолжает оставаться основным в качестве объекта приложения военной силы.
Для этого США сохраняют значительное военное присутствие в странах Ближнего Востока. Ирак, Кувейт, Катар, Бахрейн, ОАЭ, Афганистан – государства, которые интересны США во многом с позиций их энергетических богатств. И в каждом случае Вашингтон пытается приобрести неоспоримые преимущества по части укрепления своей энергетической безопасности.
Жесткость Президента США и его приверженность цели отстаивания национальных интересов, в том числе энергетических, очень ярко проявилась на примере конфликтов в Ливии и Сирии.
Ситуация с Ливией представляется очень показательной в части американского проникновения с целью получить привилегированное положение в энергетическом комплексе этой страны, прежде всего, для своих западных союзников, а во вторую очередь – для себя. По статистике на 2011 г. США произвели около 34% потребляемой нефти, импортировав 66%40. Потоки ливийской нефти непосредственно в США достаточно скромные, в большей степени ливийская нефть идет в Европу. Тем не менее, до начала гражданской войны в Ливии американские нефтяные компании были одними из самых активных покупателей легкой и малосернистой ливийской нефти.
Так как Ливия является членом ОПЕК, то цены на ее углеводороды являются фиксированными для всех покупателей и диктуются организацией. В некоторой степени США были заинтересованы в том, чтобы вывести страну из политического равновесия для того, чтобы ослабить контроль ОПЕК над ценами на нефть и позволить американским компаниям приобретать ее по сниженным ценам.
В Сирии события развиваются еще активнее. Интерес со стороны США и НАТО к этой стране возник еще около 10 лет назад. Тогда он выразился в постоянном присутствии Альянса в Восточном Средиземноморье и принятии в 2003 г. «Билля об ответственности Сирии»41, который узаконил право Президента США вводить против Дамаска санкции в ответ на предполагаемую разработку Сирией оружия массового уничтожения, незаконный с точки зрения США импорт Сирией иракской нефти и т.д.
В настоящее время США очень глубоко вовлечены в сирийский кризис, однако пока предпочитают действовать не напрямую. Большую помощь им оказывает Иордания как их союзник, предпринимая действия по дестабилизации ситуации42. Аль-Рамта в настоящее время используется для нападений на город Дараа и сирийскую территорию. Иорданские силы во многом действуют для защиты Израиль, активно используя потенциал разведывательных служб, тесно работающих с ЦРУ и Моссадом.
В значительной степени Соединенным Штатам помогает Катар. Эта страна в серьезной степени заинтересована в свержении режима в Сирии, так как единственная возможность составить конкуренцию Газпрому в Европе как крупнейшему поставщику газа – это проложить газопровод как минимум, к средиземному морю, а как максимум, через Турцию и дальше в Европу, а это возможно только через территорию Сирии. Учитывая, что последняя является стратегическим союзником Ирана, то вероятность согласия Башара Асада на строительство такой транспортной магистрали равна нулю.
Таким образом, США при Бараке Обаме продолжают делать ставку на создание или поддержание постоянной нестабильности на Большом Ближнем Востоке. В случае успеха они могут получить возможность поставить под свой контроль огромные энергетические ресурсы и маршруты их транспортировки, а также иные природные ресурсы, препятствуя появлению на пространстве от Марокко на западе до Индонезии на юго-востоке новых полюсов силы.
Одновременно с этим Барак Обама на встрече с прессой 20 августа 2012 г. четко заявил о том, что военное вмешательство США в сирийский конфликт возможно, при условии, что будут свидетельства того, что сирийская сторона проводит какие-либо действия в отношении химического оружия, будь то транспортировка или готовность к применению43.
Еще одним регионом, куда направлено внимание США при Бараке Обамы, является Арктика, пространство, содержащее в себе около 13% неразведанных мировых запасов нефти и 30% оценочных мировых запасов газа.
Помимо экономического, Арктика имеет и военно-стратегическое значение. Через ее территорию проходят кратчайшие морские и воздушные маршруты, соединяющие Северную Америку и Евразию. Более того, регион представляется чрезвычайно удобным «для старта баллистических ракет, размещения систем противоракетной обороны и других элементов систем стратегического сдерживания»44. Благодаря глобальному потеплению, военно-морские силы государств имеют возможность осуществлять активную деятельность здесь независимо от времени года. Все это и объясняет рост военной активности приарктических государств, которая выражается в возобновлении патрулирования авиацией воздушного пространства и морских акваторий средствами военно-морских сил, проведением крупномасштабных учений, планами по строительству военных баз.
США являются единственным из основных развитых государств, которое до сих пор не ратифицировало Конвенцию ООН по морскому праву. Этот документ в значительной степени усилил бы позиции Вашингтона в части отстаивания своих интересов в мировых акваториях Тихого и Северного Ледовитого океана, туда, куда активным образом проникает такое государство как Китай. В связи с этим Президент Барак Обама поставил себе одной из основных задач добиться ратификации этого документа в Сенате США еще до президентских выборов в ноябре 2012 г. Однако, в связи с широкой дискуссией, этот вопрос был перенесен на осень выборного года, что позволяет предположить то, что до окончания президентских полномочий Б. Обамы документ так и не будет утвержден45.
Еще одним активным шагом Администрации в направлении закрепления позиции в Арктическом регионе стало подписание Президентом США 9 января 2009 г. президентской директивы США о национальной безопасности, касающейся политики в арктическом регионе (National Security Presidential Directive Arctic Region Policy)46. Формально документ был подписан еще Президентом Дж. Бушем-мл., однако, без всякого сомнения, он составлялся исходя из взглядов избранного Президента США Б. Обамы.
В списке ключевых национальных интересов США в Арктике, согласно этому документу, на первом месте стоят такие проблемы, как противоракетная оборона и раннее предупреждение, развертывание морских и воздушных систем для стратегических перевозок, стратегическое сдерживание, присутствие военно-морских сил США и обеспечение беспрепятственной навигации и воздушных полетов в этом регионе47.
На втором месте идет традиционный для США интерес по обеспечению безопасности и предотвращении возможных террористических актов, которые могут нанести ущерб национальным интересам в регионе48.
Отдельное внимание уделено проблеме безопасности территориальных вод, экономической зоны и континентального шельфа.
В документе Арктическая дорожная карта Министерства военно-морских сил США (US Navy Arctic Roadmap), часть из которого была рассекречена и опубликована 10 ноября 2009 г., говорится о том, что по определенным данным уже к 2030-м гг. Арктика может существенно лишиться льда. Это сильно повлияет на систему добычи полезных ископаемых, туризм, науку и полностью изменит мировою транспортную систему. Командование ВМС США отмечает, что преимущества, скрытые в такой ситуации, соседствуют с вызовами, которые могут возникнуть, а именно – соперничество и даже конфликты за обладание природными ресурсами49.
Большое внимание США уделяют транспортным маршрутам – Северо-Западному проходу и Северному морскому пути. Первый находится под юрисдикцией Канады, являясь частью внутренних вод этой страны; второй принадлежит России. Вашингтон постоянно оспаривает национальную принадлежность этих транспортных систем и активно выступает за их интернационализацию. В этой связи США открыто говорят о возможности возникновения конфликтов с Канадой и Россией50.
Милитаризация Арктики становится реальностью: сначала об этом заявило НАТО, а чуть позже и Россия. В конце марта 2009 г. был опубликован документ под названием «Основы государственной политики РФ в Арктике на период до 2020 г. и дальнейшую перспективу», который был принят 18 сентября 2008 г. В документе, в частности, говорится: «В сфере военной безопасности, защиты и охраны государственной границы РФ необходимо создать группировку войск общего назначения Вооруженных сил РФ, других войск, воинских формирований и органов, в первую очередь пограничных органов, в Арктической зоне РФ, способных обеспечить военную безопасность в различных условиях военно-политической обстановки»51. Также в данном документе указывается, что главными целями и стратегическими приоритетами геополитики России в Арктике является «обеспечение благоприятного режима в российской Арктической зоне, включая поддержание необходимого боевого потенциала группировок войск общего назначения Вооруженных сил РФ, других войск, воинских формирований и органов в этом регионе»52.
США закономерно обеспокоены таким активным интересом России к Арктике. Вашингтон всеми путями пытается контролировать экономическую и военно-политическую деятельность Москвы в этом регионе. Проводниками интересов США являются энергетические компании, участвующие в разработке природных ресурсов, а также различного рода некоммерческие организации, стремящиеся, в том числе, под предлогом борьбы за экологию, ослабить российские позиции.
Все это, во-первых, обусловлено американским неодобрением попыток Москвы юридически закрепить территории арктического шельфа. «США исключены из обсуждения заявления России по границам ее континентального шельфа в Арктике – вопроса, который напрямую затрагивает интересы США. Страна, которая делает самую большую ставку на нефть и газ и обладает самой полной геологической информацией, не входит в состав Комиссии ООН по континентальному шельфу, в то время как Россия и другие страны начинают заявлять там свои претензии на континентальный шельф. США тоже должны предъявлять свои права»53.
Во-вторых, активное военное присутствие России мешает аналогичному присутствию военно-морских сил США, которое постоянно наращивается. «Усиливается военное значение Аляски. На территории этого штата расположены военно-воздушные базы, армейская и морская базы и ещё 54 других военных объектов. Территория Аляски была задействована в первом этапе развертывания американской системы ПРО. На базе в Форт-Грили расположены ракетно-пусковые комплексы, призванные выполнить роль первого наземного «щита» ПРО США»54.
Глобальное потепление открывает большие возможности для ВМС США, которые могут держать в регионе оперативную ракетную группу в составе трех-четырех крейсеров и четырех-шести эсминцев, способную нести зенитно-управляемые ракеты класса «Стандарт-SM3». Такой потенциал мог бы полностью гарантировать безопасность территории США от ракет различной дальности, в том числе межконтинентальных, с севера, то есть с российского направления.
Подводный компонент ядерной триады США также получает целый ряд преимуществ, имея возможность осуществлять боевое патрулирование акватории Северного Ледовитого океана. Северные территории России практически не защищены, что в значительной степени повышает их уязвимость со стороны подводного флота США, способного в условиях таяния льдов производить ракетные запуски из подводного положения.
Сухопутный компонент вооруженных сил США также начинает готовиться к возможному проведению операций в регионе. Это включает в себя разведывательные операции, десантирование и т.д.
Таким образом, Вашингтон проводит последовательную политику выдавливания конкурентов из значимого для них региона, стремясь обеспечить разнообразные интересы национальной безопасности. По определенным вопросам Оттава и Копенгаген могут стать союзниками Москвы в противодействии гегемонизму Вашингтона, однако в данной работе эти вопросы не рассматриваются.
В заключение необходимо сказать о том, что, несмотря на предвыборную риторику 2007-2008 г., президент Барак Обама недалеко ушел от президента Джорджа Буша-мл. в плане реализации политики США в области энергетической безопасности и отстаивании национальных интересов, в том числе с использованием военной силы. Бараку Обаме удалось вывести войска из Ирака, покончив с многолетним присутствием американского контингента в этой стране. Однако, ситуация в Афганистане продолжает оставаться с напряженной, с Ираном достичь договоренностей не удалось. Более того, зимой 2012 г. произошел очередной рецидив американо-иранских отношений, в ходе которого эксперты всерьез обсуждали возможность применения силы со стороны Вашингтона в отношении Тегерана.
Не удалось Соединенным Штатам при Обаме избежать участия, пусть и непрямого, косвенного, в конфликтах первых лет второго десятилетия XXI века, а именно – Ливии и Сирии. Энергетический подтекст в них, безусловно, присутствует, хотя говорить, что это основная причина американского внимания к этим странам, было бы слишком опрометчиво.
Тем не менее, очевидно, что США с большим вниманием относятся к своей национальной энергетической безопасности, что выражается в готовности отстаивать ее, в том числе с применением военной силы. США продолжают в некоторой степени выполнять функции «мирового полицейского», что наглядно подтверждается словами Б. Обамы: «Некоторые государства могут закрывать глаза на жестокость, которая творится в других странах. Соединенные Штаты Америки не такие. И я, как Президент, не буду дожидаться фактов массовых убийств перед тем, как предпринять какие-либо действия»55.
