Россия и Америка в XXI веке
Россия и Америка в XXI веке На главную О журнале Свежий выпуск Архив Контакты Поиск
Подписаться на рассылку наших анонсов

E-mail:
№1, 2008

США: КОНЦЕПЦИЯ «КОНТРОЛЯ
НАД ЭСКАЛАЦИЕЙ ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ»

Семейко Л. С., д.и.н., ведущий научный сотрудник Института США и Канады РАН

 

 

Аннотация

В статье раскрыта сущность американской военно-политической концепции «контроля над эскалацией ядерной войны», проведен анализ ее исторического развития от периода стратегического  превосходства США с середины 20 века до периода стратегического равновесия между СССР и США и показаны основные механизмы «контроля» в новой геополитической ситуации 21 века. Автор делает вывод о политической и военной несостоятельности концепции «контроля», так как реакция конфликтующих сторон на характер возможных ограниченных ядерныхударов не может быть предсказуемой.

Ключевые слова: военная политика США, ядерная война.

 

Военно-стратегическая концепция «контроля над эскалацией ядерной войны» (“limited nuclear war escalation concept”; “controlled nuclear escalation”, далее «контроль») – важный элемент как прошлой, так и современной военной доктрины США. Представляется, однако, что в российской, а ранее в советской, научной литературе эта концепция зачастую исследована фрагментарно, т. е. без должной увязки с другими доктринальными установками. Такие важные доктринальные элементы, как стратегия «гибкого реагирования», концепции «ограниченной ядерной войны», «ограниченной стратегической ядерной войны» рассматриваются хотя и детально, но, как правило, раздельно, т. е. применительно к различным историческим периодам, а не в «сквозном» историческом плане и при этом через призму «контроля». Логическая увязка между этими элементами и концепцией «контроля» или отсутствует, или сводится к предельному минимуму. А именно эта концепция, как и концепция «ограничения ущерба» (damage limitation), принятые в США в годы холодной войны и также тесно связанные между собой, являлись отправными. Они были нацелены на такое использование стратегического и тактического ядерного потенциала США, которое позволило бы максимально сократить или даже избежать катастрофического ущерба страны в случае ядерной войны. Налицо логическая цепочка взаимосвязей различных стратегических установок – обеспечить максимальное «ограничение ущерба» путем «гибкого реагирования» в ходе войны и ведения «ограниченных» ядерных войн. В годы конфронтации эти установки должны были выполняться прежде всего путем управляемого «контроля над эскалацией ядерной войны». Исторически «сквозной» анализ указанных взаимосвязей позволяет полнее рассмотреть эволюцию военно-политических установок Вашингтона на протяжении истекшего полувека и значимость в современных условиях.

Учитывая возникновение новых ядерных угроз, в США сохранена преемственность ставки на «контроль» и «ограничение ущерба». Вполне возможным считается применение ядерного оружия не только против России и Китая, пусть вероятность этого и меньшая, чем в прошлом, но и против «стран-изгоев» и террористических группировок, стремящихся к обретению ОМУ или уже ставших его обладателями. Стремление добиться максимального «ограничения ущерба» в ядерных столкновениях любого рода путем контроля над их ходом, как и раньше, пронизывает современную военную доктрину США.

В свете происходящего распространения ядерного оружия проблема «контроля» приобретает повышенную значимость. Война новых обладателей ядерного оружия с использованием только обычного оружия (например, возможная крупная война между Индией и Пакистаном) может перерасти в ядерную, если стороны не примут предупредительных мер. Вряд ли можно с абсолютной уверенностью исключать, что при определенных условиях дальнейшая ядерная эскалация распространится на другие ядерные державы. Та же опасность существует и в случае американского вмешательства в региональные конфликты, особенно на Ближнем Востоке, в которых участвовали бы ядерный Израиль (в войне Ираном) и/или государства-спонсоры ядерного распространения. С учетом этого взгляды США, явившихся инициатором разработки концепции «контроля», не могут не представлять, как минимум, теоретический интерес.

Представляется целесообразным вначале напомнить сформированные в прошлом основные положения американской концепции «контроля над эскалацией ядерной войны». Это целесообразно тем более, что ряд из этих положений ныне сохранены в неизменном виде, тогда как другие модифицированы с учетом новой геополитической обстановки.

 

1. Концепция «контроля над эскалацией ядерной войны»: основные положения

Для военно-политического мышления и практики стратегического планирования в США на протяжении почти полстолетия, то есть с того времени, как территория страны стала уязвимой от ракетно-ядерных ударов, характерны две отправных посылки: первая – не допустить ядерной войны, которая имела бы катастрофические последствия для США, и вторая – если войны не удалось бы избежать, то эти последствия максимально нивелировать. Была и третья посылка – добиться решения задачи максимально уменьшить неизбежный ущерб приобретением способности к первому обезоруживающему удару.

Соответствующие усилия в наращивании ядерного потенциала и разработке сценариев обезоруживающих ударов не привели к успеху. Поэтому наряду со стремлением сохранить стратегическую стабильность множеством политико-дипломатических, военных и технических мер в годы холодной войны на первый план выходила цель обеспечить «ограничение ущерба». Соответствующая концепция в стратегическом планировании фактически явилась цементирующей практически все другие. Она явилась исходной и для концепции «контроля над эскалацией ядерной войны». В то же время концепция «контроля» в американских источниках рассматривается самостоятельно в рамках теории «ограниченных войн».

В американской научной литературе исследован широкий комплекс различных политических, военных и организационных аспектов «контроля»[1].

В кратком изложении наиболее важные из них сводятся к следующему:

·                                               главная цель «контроля не военная, а политическая – ограничить масштабы применения ядерного оружия и, используя военные преимущества, добиться окончания войны на выгодных для США политических условиях. Руководство «контролем» должно принадлежать политикам, а не военным. Необходимо убедить противника в том, что он не достигнет своих политических целей путем эскалации ядерной войны в ее географических масштабах или путем использования новых ядерных сил и средств. Однако для этого потери противника должны перевешивать потери США, а преимущества прекращения войны перевешивать преимущества ее продолжения;

·                                               «контроль» может быть успешным, если ставятся ограниченные политические цели, а уничтожение городов исключено. Полная победа в ядерной войне над равным по силе противником невозможна ввиду их способности уничтожить друг друга. Частичная победа предполагает не безусловную капитуляцию противника, а предоставлеиие ему возможности вести переговоры на приемлемых условиях;

·                                              эскалация ядерной войны может происходить случайно или преднамеренно. К эскалации прибегает сторона, проигрывающая ход военных действий;

·                                              успех «контроля» будет более вероятным, если по дипломатическим и иным каналам удастся убедить противника в том, что сторона, начавшая ядерную войну, не намерена превратить ее во всеобщую;

·                                              «контроль» будет наиболее удачным, если воюющие стороны имеют равные СЯС и ТЯО, аналогичные группировки развернутых войск, и даже сходные установки военных доктрин, а также обоюдно придерживаются правил «контроля» Если же стороны имеют неравную ядерную мощь, то «контроль» может осуществляться только более сильной стороной, которая не будет стремиться к полному уничтожению более слабого противника;

·                                              «контроль» достигнет своих целей только при условии, что стороны сохранят возможности для контактов в ходе войны, которые в конечном итоге должны привести к ее окончанию.

Эти и другие положения концепции «контроля» анализируются ниже.

 

2. «Контроль» в период стратегического превосходства США

Создание ракетно-ядерного потенциала Советским Союзом породило в Вашингтоне сомнения в эффективности ядерного сдерживания, провозглашенного в середине 1950-х гг. Администрации Кеннеди-Джонсона отказались от ставки на стратегию «массированного возмездия», которой придерживалась администрация Эйзенхауэра. Вариант неограниченного (массированного) применения ядерного оружия ввиду его возросшей опасности для США в принятой стратегии «гибкого реагирования» рассматривался уже как «крайний случай». Учитывая быстро растущую ядерную мощь СССР и его предполагаемую готовность к ведению неограниченной ядерной войны, а, следовательно, и к взаимному уничтожению, жизненно важной в США стала считаться проблема недопущения ядерной эскалации. Главной задачей ставилось путем ограничения масштабов применения ядерного оружия, прежде всего на начальной его стадии, не допустить ядерной эскалации, угрожающей самому существованию Соединенных Штатов. Более того, в задачу входило исключить риск самого возникновения ядерной войны в результате перерастания обычной войны в ядерную.

Согласно стратегии «гибкого реагирования», расширялся диапазон войн, к которым США должны готовиться: не только к всеобщей ядерной войне, но и ко всем мыслимым видам войн – ядерным и обычным, крупномасштабным и локальным, межгосударственным и контрпартизанским. Направленность стратегии на «гибкость» и многообразие способов использования военной силы в зависимости от характера конфликта обусловила формирование в ее рамках новых военно-стратегических концепций, рассчитанных на различные виды войн и варианты их развития.

Один из их видов – «ограниченная война». С середины 1950-х гг. в США широко обсуждалась возможность ограничения масштабов ядерной войны, в том числе ограничения географическими рамками путем вывода территории США из-под ядерных ударов. Военные действия на чужих территориях велись бы с контролируемым применением обычного или только тактического ядерного оружия. Вполне понятно, что с таким вариантом, вновь предложенным министром обороны Дж. Шлезинджером в середине 1970-х гг., союзники США не могли согласиться, и он не стал частью официальной стратегии «гибкого реагирования»[2].

В начале 1960-х гг. был отвергнут подготовленный администрацией Эйзенхауэра план SIOP-62 (SIOP – Единый интегрированный оперативный план)[3]. План предусматривал в качестве единственного варианта использование всех ядерных сил сразу с началом ядерной войны с СССР с поражением прежде всего его городов и экономического потенциала. В превентивном ударе предусматривалось применить более 3200 ядерных боезарядов по 1060 объектам на территории СССР, Китая и их союзников в Европе и Азии. Мегатоннаж дежурных СЯС составлял примерно 2100 Мт, а всех ядерных сил – около 7850 Мт. Использование этой колоссальной мощи должно было привести к гибели 285 млн. человек. Американские историки утверждают, что Эйзенхауэр, ознакомившись с SIOP-62, заявил, что план заставил «дьявола выскочить из меня с испугу». Однако план был им утвержден [4].

Разработанный под руководством министра обороны Р. Макнамара новый ядерный план (SIOP-63) знаменовал переход от контрценностной стратегии к стратегии контрсилы[5]. Как заявлял Макнамара, «главной целью в случае ядерной войны… должно быть уничтожение военных сил противника, а не его гражданского населения… Другими словами, мы даем возможному противнику самый мощный вообразимый стимул для того, чтобы воздержаться от нанесения ударов по нашим городам». Поражение СЯС СССР не ответным, а первым обезоруживающим ударом, должно было, по замыслу Пентагона, исключить для США неизбежность катастрофических потерь или, по крайней мере, максимально уменьшить их в ходе последующей эскалации ядерного конфликта.

В соответствии со стратегией «гибкого реагирования» и концепции «ограничения ущерба», разработанной в 1963 г., США рассчитывали одержать победу как в различных видах обычных войн, так и в ядерной войне путем «эскалационного доминирования» на каждом их этапе. Предусматривался широкий диапазон контролируемой эскалации – от ограниченного использования тактического ядерного оружия на поле боя до неограниченного применения стратегических сил. «Эскалационное доминирование» предполагалось осуществлять в военных действиях, начинающихся в виде обычного вооруженного конфликта, затем перерастающих в ограниченную и лишь на последнем этапе во всеобщую ядерную войну. Контроль за эскалацией должен был принадлежать США.

В целях усиления «контроля» СЯС США на рубеже 1960-е гг. были оснащены системой PAL (Permissive Action Links), предназначенной для исключения несанкционированного применения ядерного оружия. Для запуска ракет требовалось введение кода, который, как предполагалось, должен был быть достаточно сложным, чтобы предотвратить случайное угадывание, и известным лишь ограниченному кругу лиц. Однако, как впоследствии обнаружилось, была допущена организационная ошибка: в течение длительного времени (вплоть до 1977 г.) код не менялся (ключевая комбинация состояла из восьми нулей). Это создавало риск несанкционированного запуска стратегических ракет, находящихся на боевом дежурстве, если в систему управления СЯС проникли бы лица, знакомые с кодом и обуреваемые желанием совершить катастрофическую ядерную диверсию[6].

Сценарии ядерной войны, включенные в SIOP-63, остаются засекреченными до сих пор[7]. Однако, по некоторым данным, ограничения в нанесение ограниченных стратегических контрсиловых ударов, предлагавшиеся аналитиками в политическом руководстве, в частности, подкомитетом СНБ по оценке вариантов ядерной войны и их последствий, так и не были внесены в план (это было сделано лишь администрациями Никсона и Картера в 1990-х гг.)[8].

В ходе разработки SIOP-63 руководство ОКНШ, соглашаясь на включение в план вариантов нанесения исключительно масштабных контрсиловых ударов, сопротивлялось коренной его переработке. Заявлялось, что сохранение уже разработанных планов ведения ядерной войны обойдется дешевле, чем их переработка в соответствии с требованиями «контроля» над ее эскалацией. В результате идея «контроля» на его стратегическом уровне в 60-х гг. не была полностью реализована, хотя в SIOP-63 были зафиксированы три новых варианта нанесения ядерных ударов – “Alpha”, ‘Bravo”, “Charlie”[9]. Контрсиловые удары в целях «контроля» должны были наноситься стратегическими ракетами и бомбардировщиками, а контрценностные – с использованием БРПЛ в целях сдерживания угрозой гарантированного уничтожения.

В то же время считалось необходимым учитывать, что даже при максимально эффективном массированном и превентивном контрсиловом ударе американских СЯС на любом этапе возможны ответные ядерные удары уцелевших стратегических сил СССР. «Очевидным и неизбежным фактом остается, что Советский Союз с его наличными силами может эффективно уничтожить Соединенные Штаты, даже приняв на себя всю тяжесть американского первого удара», – заявлял Макнамара[10].

Исходя из соответствующих сугубо военных, а также, надо полагать, и политических соображений, было принято решение, что США должны иметь способность решить не только контрсиловую задачу, но и наиболее масштабную военно-политическую задачу – осуществить «гарантированное уничтожение» СССР, как государства. По оценке министра обороны, акцент на «гарантированное уничтожение» должен был усилить сдерживание (устрашение): «Программы «ограничения ущерба», сколько бы мы на них не тратили, никогда не могут заменить «гарантированного уничтожения» в роли устрашения»[11]. Угроза гарантированного уничтожения СССР должна была, по расчетам Вашингтона, способствовать тому, чтобы в случае возникновения конфликта обеспечить его прекращение на условиях, выгодных для США.

Провозглашенная Макнамарой в 1967 г. соответствующая концепция носила откровенно агрессивно-наступательный, а не оборонительный характер, присущий, хотя лишь и в определенной мере, концепции «ограничения ущерба». Имеется в виду, что задачу «ограничения ущерба» должны были решать не только наступательные стратегические силы, но и оборонительные в виде начавшегося в те годы развертывания «тонкой» системы ПРО («Сентинел»), призванной осуществлять зональную оборону основных административно-промышленных объектов. Осуществлялись и дорогостоящие программы гражданской обороны.

Таково довольно причудливое переплетение военно-политических и стратегических концепций Соединенных Штатов в период их ядерного превосходства. Но очевидным было главное – это стремление Вашингтона, используя эффект превосходства, диктовать Советскому Союзу ведение поэтапно градуированной войны с единственной целью – обеспечить минимизацию собственного ущерба путем контроля над эскалацией ядерной войны. А для этого максимально оттянуть переход к массированному применению ядерного оружия, сохраняя при этом возможность окончить обмен ядерными ударами на выгодных для США условиях.

Такие установки сохранились и в период стратегического равновесия между СССР и США (количественного равенства по носителям и ядерным боезарядам, хотя, кстати, Советскому Союзу для равновесия достаточно было иметь в 3-4 раза меньше боезарядов. Таково было мнение Маршала Советского Союза Н.В.Огаркова, которое, к сожалению, не было понято «наверху»[12]). Однако в эти установки были внесены существенные изменения.

 

3. Механизм «контроля» в период стратегического равновесия СССР-США

С установлением стратегического ядерного равновесия на рубеже 1970-х гг. в США развернулась борьба вокруг проблемы ограничения масштабов ядерной войны и контроля над ее эскалацией. Уже в первом Послании новый президент Р. Никсон заявил: «Должен ли президент в случае ядерного нападения иметь лишь единственную возможность – отдать приказ на массовое уничтожение населения вражеского государства, зная, что за этим последует массовое уничтожение американцев? Должна ли концепция гарантированного уничтожения пониматься узко как единственный показатель нашей способности сдерживать множество угроз, с которыми мы можем столкнуться?»[13]. Такой подход к ядерным проблемам полностью поддержал помощник президента по национальной безопасности Г. Киссинджер, который еще в середине 1950-х гг. в своей книге «Ядерное оружие и внешняя политика» выдвигал идею ограниченной ядерной войны.

Однако идея ограничения встретила не только поддержку, но и сопротивление оппонентов, сомневавшихся в самой возможности ведения ограниченной ядерной войны. По свидетельству экспертов, даже Киссинджер, наиболее убежденный сторонник ядерных ограничений, временами терял веру в его возможность, хотя и продолжал настаивать на продолжении разработки соответствующих концепций[14]. Рассматриваемая концепция скептически была воспринята некоторыми сторонниками Киссинджера. Заявлялось, что и при ограничениях в использовании ядерного оружия огромные людские потери будут неизбежными, что реализация разработанной концепции приведет к понижению ядерного порога и сделает ядерную войну вполне допустимой, а сама идея предотвращения ее эскалации связана с «непредсказуемыми рисками»[15].

К моменту прихода в Белый дом президента Никсона приоритетность объектов поражения в стратегическом планировании (National Strategic Targeting and Attack Policy) определялась в SIOP. Президент имел возможность в кризисной ситуации (или уже в ходе вражеского ядерного нападения) выбрать любой из трех вариантов поражения указанных и других целей превентивным или ответным ядерным ударом: ядерные объекты (пусковые установки стратегических ракет, аэродромы стратегических бомбардировщиков, склады ядерных боеприпасов); ядерные и неядерные военные объекты и центры стратегического и государственного управления); эти объекты, а также города и важнейшие индустриально-промышленные объекты. Для последнего варианта (6500 объектов) в 1971г. планировалось использовать 4200 ядерных боеприпасов (близко расположенные объекты могли поражаться одним боеприпасом). Будучи только что избранным на пост президента, Р. Никсон, по свидетельству очевидцев, «пришел в ужас» от этих цифр, потребовав разработки альтернативных вариантов.

Требование такой разработки встретило сопротивление стратегических планировщиков в Пентагоне и ОКНШ, считавших, что включение в SIOP тех или иных ограничений не только нарушит целостность этого плана, но и негативно скажется на эффективности сдерживания. Заявлялось, например, что поражение только ракетных ПУ в шахтах спровоцирует массированный ответный удар непораженных средств доставки, что подорвет выполнение SIOP. К тому же стабильность стратегической ситуации будет, де, ослаблена из-за того, что советские СЯС будут вынуждены поднять уровень своей боеготовности. Сомнения высказывались также со стороны ЦРУ и многих экспертов.

Вместе с тем, учитывалось и то, что предстоящее заключение соглашений по ограничению СНВ и Договора по ПРО должно будет позволить уменьшить количество ядерных ударов, в том числе за счет тех средств, которые предназначались для преодоления возможной в будущем советской системы ПРО. В целом, военный истеблишмент США встретил требования Белого дома по разработке альтернативных планов ведения ядерной войны весьма настороженно, хотя в Пентагоне и был создан специальный орган по пересмотру ядерных планов (комитет Дж. Фостера).

Однако специальное исследование проблемы, проведенное в Комитете по пересмотру военных программ при Совете национальной безопасности, подтвердило необходимость планирования ограниченной ядерной войны. Было сочтено, что принятие такой концепции затруднит советское стратегическое планирование, поскольку планировщики будут не уверены в истинных намерениях США. В результате облегчится и процесс смягчения напряженности в кризисных ситуациях, что будет содействовать главному – предотвращению ядерного столкновения.

Вместе с тем эксперты Комитета также высказывали сомнения: реализация рассматриваемых концепций может привести к понижению ядерного порога, так как в кризисных ситуациях может возникнуть соблазн ограниченного, к тому же, нельзя исключать, бесконтрольного применения ядерного оружия, особенно тактического. В результате реализации, казалось бы, здравой идеи ядерных ограничений возрастет опасность начала неограниченной ядерной войны. СССР в ответ на запуск, например, десятка американских ракет, может ответить немедленным массированным ядерным ударом. С другой стороны, предполагалась возможность того, что уже в ходе ядерного конфликта Москва пойдет на переговоры о прекращении его эскалации, что оправдает цели американских ограничений и возможность окончания ядерного конфликта на выгодных для США условиях.

Учитывая возникающие риски и неопределенности, указанный Комитет в январе 1972 г. пришел к выводу, что ограниченное ядерное нападение целесообразно начинать только в случае реальной угрозы жизненным интересам США и только после того, как для предотвращения ядерного конфликта будут использованы все возможности дипломатии, «горячая линия» (линия прямой связи СССР-США), а также будет принят отказ от нанесения ударов по центрам советского государственного управления. Последнее обеспечило бы возможность последующих контактов с военно-политическим руководством СССР и сохранение им контроля над использованием своих СЯС.

К середине 1972 г. пентагоновский комитет Дж. Фостера закончил разработку концепций как массированного, так и ограниченного применения ядерного оружия – тактического и стратегического. В концепции «контроля над ядерной эскалацией» были разработаны различные варианты нанесения ответных и превентивных стратегических ядерных ударов. Их цель – сигнализировать Советскому Союзу о готовности США к началу уже широкомасштабного обмена ядерными ударами. Только что принятые на вооружение системы РГЧИН (MIRV) рекомендовалось использовать для поражения политических, экономических и военных объектов СССР, что затруднило бы восстановление страны, а потому ускорило бы окончание ядерного противоборства. Главное: впервые предусматривалось нанесение ограниченных ядерных ударов не только тактическими, но и стратегическими средствами.

По указанию Киссинджера был произведен детальный межведомственный анализ предложений комитета Дж. Фостера. Через год положительная оценка была дана в Меморандуме исследования национальной безопасности 169. Однако в нем содержались и сомнения по двум основным пунктам: 1) ставка на контроль над эскалацией ядерной войны может ослабить сдерживание (противник будет знать, что Вашингтон «не применит свои главные стратегические силы <…> в ответ на локальную агрессию»), а также ослабить эффективность СЯС (отказ от ударов по государственным и стратегическим центрам управления может облегчить Советскому Союзу нанесению ответного удара), ухудшить отношения с союзниками, и 2) контроль над ядерной эскалацией может не состояться ввиду того, что для СССР будет неясно, что предпочитают США ограничениями в ядерных ударах – сигнализировать о готовности к их прекращению или, наоборот, о готовности к переходу к массированному обмену ими. В результате США могут получить немедленный упреждающий массированный удар. Однако последнее сомнение не считалось безусловным, поскольку полученные разведкой планирующие документы учений войск Варшавского договора свидетельствовали о том, что противник, несмотря на публичное осуждение идеи ограниченной ядерной воны, на самом деле к ее ведению готов.

В январе 1974 г. президент Никсон подписал Меморандум о решениях в области национальной безопасности 242 (NSDM-242), в котором было объявлено о принятии концепций «ограниченной стратегической войны» и «контроля за эскалацией ядерной войны». Две эти концепции были тесно связаны: контроль осуществляется путем ограничений в масштабах и характере планируемых ядерных ударов. Ограничение ущерба США от ядерных ударов выступало как цель, а контроль как способ достижения цели.

В Меморандуме говорилось: «Необходимо разработать варианты применения силы, в которых его уровень, масштабы и продолжительность были бы ограничены в совершенно ясной для противника форме». Если контроль над их эскалацией не сможет состояться и начнется ядерная война, то тогда в целях ограничения ущерба «столь важных для сохранения влияния США и их союзников политических, экономических и военных ресурсов» станет необходимым уничтожение этих ресурсов у противника. Особо должны быть выделены объекты, уничтожение которых подорвет «способность противника быстро восстановится в качестве крупной державы»[16].

Министр обороны Дж. Шлесинджер апрельской (1974 г.) директивой «Политика в области применения ядерного оружия» включил положения концепций в стратегическое планирование (положения стали именоваться «доктриной Шлесинджера», чем, между прочим, был весьма недоволен Киссинджер, главный инициатор идеи «ядерного контроля»). Предусматривалось первоочередное «умеренное» поражение ядерных объектов и до 70% промышленных и военных объектов, необходимых для послевоенного восстановления[17]. В соответствии с требованиями директивы и Меморандума к концу 1975 г. был разработан SIOP-5. Акцент в нем был сделан на поражение этих объектов, что, в общем-то, осложняло «контроль». Сбои происходили в результате скрытого сопротивления планировщиков в Пентагоне и ОКНШ, по-прежнему сомневавшихся в целесообразности коренной переработки главного стратегического документа, которым являлся SIOP.

Дальнейшие уточнения были произведены администрацией Картера в президентской директиве PDD-59, в NSDD-13 президента Рейгана и в других документах[18]. В рейгановском «Руководстве в области обороны» (Defense Guidance), в частности, делалась ставка на достижение победы в ядерной войне, в том числе длительной: «В случае, если сдерживание не сработает и произойдет ядерная война с СССР, США должны, одерживая победу, быть способными заставить Советский Союз добиваться скорейшего окончания военных действий на условиях, выгодных США».

В целях ограничения собственного ущерба от неограниченного использования Советским Союзом своих СЯС началось перенацеливание американских СЯС с гражданских объектов на военные. Считалось, что СССР в ответ также откажется от «контрценностных» ядерных ударов, ограничившись лишь «контрсиловыми» ударами. Предусматривался комплекс мер различного характера, направленных на предотвращение: а) крупномасштабной обычной войны в ядерную; б) ограниченной ядерной войны с применением только тактического ядерного оружия в неограниченную; в) использование стратегического ядерного оружия для нанесения ударов по ограниченному числу военных объектов.

Была повышена роль сил общего назначения, которые были провозглашены «мечом», а стратегические силы – «щитом» (имелось в виду, что обычный «меч» должен активно использоваться в вооруженных конфликтах под прикрытием стратегического ядерного «щита»). Главная цель этого – максимально оттянуть возможность ядерного уничтожения США и одновременно обеспечить решение глобальных военно-политических задач. Министр обороны Г. Браун заявлял по этому поводу: «Несмотря на то, что мы должны уделять внимание ядерным силам – как стратегическим, так и тактическим – в настоящее время существует общее согласие, что обычные силы США и их союзников заслуживают по крайней мере такого же (на мой взгляд, даже большего) внимания <…> Использование ядерного оружия будет скорее последним, чем первым, шагом в применении военной силы <…> Более вероятны вооруженные конфликты, которые начнутся с применением обычного оружия»[19].

В конце 70-х годов декларировались военно-политические цели США, прямо или косвенно относящиеся к контролю над эскалацией вооруженных конфликтов:

·                    предупреждать (сдерживать) возникновение вооруженных конфликтов посредством устрашения силой;

·                    в случае возникновения конфликта обеспечить его прекращение на условиях, выгодных для США;

·                    поддерживать достаточную военную мощь, чтобы предупредить возможность «силового принуждения» Соединенных Штатов к нежелательным для них действиям;

·                    оказывать помощь определенным государствам в обеспечении их самообороны;

·                    обеспечивать свободу воздушного пространства и морей [20].

Предотвращение эскалации ядерного конфликта, если он все же состоялся бы, предусматривалось и с помощью политико-дипломатических мер в процессе контроля над вооружениями. США пошли на соответствующие переговоры с СССР именно с конца 60-х гг., т. е. с установлением стратегического равновесия. В 1970-х гг. были подписаны несколько важных соответствующих документов (Соглашение о предотвращении ядерной войны, договоры ОСВ-1 и ОСВ-2 и др.).

Однако не было достигнуть каких–либо договоренностей, касающихся непосредственно контроля над эскалацией ядерного конфликта. Это требовало согласования военных доктрин двух ядерных держав, но оно не могло состояться в силу взаимного недоверия и подозрительности. Ядерные аспекты военных доктрин (масштабы применения ядерного оружия, объекты и последовательность их поражения, система стратегического управления и т. д.) оставались, как и продолжают оставаться ныне, самыми охраняемыми секретами, хотя какие-то призывы к их согласованию время от времени исходили и из Вашингтона и из Москвы. Достигнутые договоренности касались проблем предотвращения ядерной войны, а отнюдь не контроля над ее эскалацией.

Допустимость «контроля» в военных доктринах СССР/России. Возможность ограниченной ядерной войны, как и «контроля» за ее ведением в советской военной доктрине длительное время отрицалась. В труде «Военная стратегия», изданном в 1968 г., этим американским концепциям противопоставлялись отправные положения советской военной доктрины: «В будущей мировой войне для достижения ее целей решающее значение будут иметь массированные ракетно-ядерные удары. Нанесение их явится основным, определяющим способом ведения войны»; «Основным способом ведения войны явятся массированные ракетно-ядерные удары, наносимые с целью уничтожения средств ядерного нападения агрессора и одновременного массового разрушения и уничтожения жизненно важных для противника объектов, составляющих его военную, политическую и экономическую мощь, а также подавление воли к сопротивлению и достижения победы в возможно короткие сроки»; «Будущая мировая война потребует от Советских Вооруженных Сил, от всего социалистического лагеря применения главных военных усилий сразу же с началом войны, буквально в первые часы и минуты с тем, чтобы добиться самых решительных результатов в минимальные сроки»[21].

Нельзя, видимо, не признать: такие тезисы практически не отличались от американских стратегических установок времен Эйзенхауэра. Не учитывалось, что еще в начале 1960-х гг. США от концепции «массированного возмездия» отказались, предпочтя ей концепции «гибкого реагирования» и «контроля над эскалацией ядерной войны», что в будущей войне придется столкнуться и с новыми формами ядерного противоборства, применяемыми США.

В основу критики клались не только стратегические, но и политические соображения. Так, например, стратегия «контрсилы» (или «исключения городов» из числа поражаемых объектов) оценивалась в характерном для советской пропаганды предельно упрощенном стиле: «Политический смысл этой стратегии заключается в том, чтобы путем ведения так называемой «контролируемой» ядерной войны не допустить гибели капиталистического строя». А концепция ограниченной войны представлялась как «один из способов подготовки неограниченной ядерной войны против Советского Союза и всех социалистических стран» [22].

Впрочем, такие оценки носили явно пропагандистский характер. Главной целью их афиширования было не столько стремление убедить советскую и мировую общественность в агрессивности и порочности военно-политической стратегии США, сколько максимально усилить эффект ядерного сдерживания (устрашения) угрозой нанесения только массированного ядерного удара. Такой эффект достигался. Например, по оценке ЦРУ, сделанной в августе 1974 г., существует риск недооценки того, что СССР «менее всего намерен принять концепцию ограниченного применения ядерного оружия в межконтинентальных ядерных операциях»[23].

Фактически же СССР был намерен вести и контролируемую ядерную войну с ограниченным применением ядерного оружия, что подтверждают, в частности, найденные в 1990-х годах в пражских архивах документы Варшавского договора, в том числе планы проведения учений на Европейском ТВД. По американским оценкам, основанным и на интервью с видными советским военачальниками и военными экспертами, в 1960-х гг. «Советы внимательно следили за развитием новой американской концепции эскалации над применением ядерного оружия, которая ранее отвергалась ими. Произошел сдвиг в сторону «контролируемой ядерной войны».

Cтало считаться, что советская военная стратегия, нацеленная на достижение победы в Европе, должна предусматривать превосходство в возможностях ядерной эскалации на театре с тем, чтобы сдержать НАТО от применении я ядерного оружия и, пользуясь этим, выиграть время для достижения победы с использованием только обычного оружия <…> Но лишь c 1980-85 гг. концепция ограниченной ядерной войны была окончательно принята. Это ограничения в применении ядерного оружия на поле боя, против военных целей, в нанесении стратегических ударов и ответных ударов, пропорциональных ограниченному же нападению»[24].

Поворот в наших открытых подходах к возможности ограничений в ядерной войне был совершен лишь с окончанием холодной войны. В опубликованной в 1997 г. «Военной доктрине России» говорилось: «Российская Федерация заявляет о своей решимости осуществлять его (ядерного оружия – авт.) полномасштабное или ограниченное применение с целью пресечения ядерного нападения или отражения агрессии против нее». Признавалась также «возможность ограниченного применения ядерного оружия» в локальных войнах. Предусматривалась и необходимость поддержания ядерных сил в готовности к нанесению гарантированного «неприемлемого или заданного (т.е., надо полагать, и ограниченного – авт.) ущерба агрессору в любых условиях и применение их по особому решению Верховного Главнокомандования»[25]. В последующих уточненных текстах «Военной доктрины» РФ (1999г., 2000 г.) говорилось о необходимости гарантированно обеспечить нанесение уже только «заданного» ущерба любому государству-агрессору (либо коалиции государств) в любых условиях обстановки[26]. Такие установки, конечно же, не только соответствовали новой геополитической ситуации, но и были гораздо более реалистичными, чем содержавшиеся в прежних открытых военно-доктринальных публикациях.

 

4. «Контроль» в новой геополитической ситуации

В современных условиях концепция «контроля» получает принципиально другое содержание. На первый план выходит стремление не допустить всеобщей ядерной войны в результате как случайного ее возникновения между США и Россией (в меньшей степени между США и Китаем), так и перерастания возможного ограниченного ядерного конфликта между США и ядерными «странами – изгоями» или нанесения ядерных ударов по гнездам террористов. Если указанное стремление осуществляется через комплекс мер по укреплению стратегической стабильности, реализуемых в мирное время, то рассматриваемый «контроль» – через оперативно принимаемые решения по недопущению расширения масштабов уже начавшейся войны.

В теоретическом плане проблема «контроля» в перспективе останется актуальной, если в ходе ядерной войны стороны будут обладать не только способностью, но и готовностью вести контролируемый обмен ядерными ударами. В этом случае становится возможным так или иначе регулировать (контролировать) их масштабы, последовательность и сам характер тактических и стратегических ударов. Но это относится только к ситуациям ядерной войны между мощными ядерными державами.

Способы «контроля». Можно видимо, полагать, что существовавшие в годы холодной войны различные способы «контроля» в действиях США, прежде всего в рамках «ограниченной стратегической ядерной войны», останутся в силе. Судя по ряду американских оценок, планы ведения ядерной войны против мощных ядерных держав в принципе не изменились даже с учетом создания новых ядерных и высокоточных обычных средств («мини-ньюки», крылатые ракеты и др.). Их применение способно, надо полагать, при определенных условиях усилить возможности «контроля» (учитывая эти соображения, видимо, нет необходимости в повторном рассмотрении разработанных ранее в США способов «контроля»).

Для характеристики современных подходов к идеям «контроля над эскалацией ядерной войны» целесообразно привести цитату из одной работы американского эксперта У. Барра, одного из наиболее крупных исследователей рассматриваемой проблемы: «С окончанием холодной войны опасность катастрофического обмена ядерными ударами уменьшилась, но тревожные оценки китайской ядерной угрозы и попытки создать и развернуть ядерные «подрывники бункеров» (bunker-busters) свидетельствуют о том, что военно-политическое руководство все еще считает ядерные угрозы и концепции ограниченной ядерной войны политически важными. Однако неясно, в какой мере эти концепции теперь поддерживаются»[27].

Эксперты Совета по природным ресурсам и обороне (Natural Resources Defense Council) также считают, что «американские планы ядерной войны вряд ли изменились». Но и они не уверены в обоснованности возможных мер «контроля»: по-прежнему «последствия применения ядерного оружия сложно подсчитать. Они непредсказуемы и, в конечном счете, неконтролируемы». Соотношение между ядерной мощью США и ожидаемыми потерями противника (а, следовательно, и потерями США) остается парадоксально не адекватным, даже по мнению военных. Так, бывший глава Стратегического командования генерал Дж. Бутлер считает, что если ориентироваться на нанесение ядерных ударов по городам России, потребуется лишь 3 процента ядерной мощи СЯС США, чтобы уничтожить 50 млн. человек. Но, заявляет генерал, «президенты, обладающие правом выбирать любой вариант нанесения ядерных ударов, имеют лишь приблизительное представления о последствиях их решений»[28]. Это, конечно же, вносит неопределенность в характер «контроля», тем более в кардинально изменившейся геополитической обстановке.

Сокращение количества поражаемых объектов в принципе облегчает «контроль»: в 1985 г. их было 16000, а в 2000 г. – около 2500 (из них в России около 2000, в Китае 300-400, в Северной Корее и других регионах 100-200)[29]. В начале этого столетия по плану SIOP президент имел возможность избрать четыре варианта нанесения контрсиловых ядерных ударов: «ограниченный», «региональный», «прямого планироваиия» и «адаптивного планирования» (на случай непредвиденных обстоятельств). «Ограниченный» вариант предусматривал использование от двух до 120 ядерных боезарядов[30].

Представляется, что если исходить из характера оцениваемых в Вашингтоне потенциальных угроз национальной безопасности США, способы «контроля» не могут быть одинаковыми в возможных сценариях начавшейся ядерной войны. Одно дело – ядерная война между США и Россией (США и Китаем) – мощными ядерными державами, которые способны избирать различные формы ядерного обмена, а, следовательно, пусть и теоретически, так или иначе контролировать масштабы и способы нанесения ядерных ударов. Ныне вероятность ядерного столкновения между указанными державами весьма мала, но вероятность «контроля» по ранее разработанным в США способам достаточно велика. Страх перед катастрофическими последствиями неограниченной ядерной войны в США отнюдь не уменьшился за истекшие десятилетия. Более того, после огромных потерь 11 сентября, которые США пережили на собственной территории, этот страх даже возрос.

Совершенно другое дело – «контроль» в случае применения против США или их союзников ядерного оружия «странами-изгоями» или террористами, как и в случае превентивного применения ядерного оружия Соединенными Штатами против них. Думается, что проблема «контроля» здесь достаточно спорна. Насколько она остается актуальной в чисто военном плане в силу того, что достаточно длительный обмен ядерными ударами между США и «странами-изгоями» в принципе невозможен в силу ряда лимитирующих факторов?

В числе последних прежде всего ограниченность ядерных арсеналов «проблемных стран», в результате чего они просто не в состоянии производить ядерный обмен. К тому же опасения за возможность поражения временно резервируемых ракет неизбежно приведут к стремлению побыстрее запустить их (в определенных политических условиях резервирование, видимо, нельзя исключать, например, в целях шантажа мощной ядерной державы, но вряд ли это приведет к ограничению ядерных ударов тех же США).

Эти обстоятельства, надо полагать, учтены в Пентагоне, который даже рекомендует называть возможное ядерное столкновение между США и «проблемными странами» не войной, а конфликтом. Стратегическое командование США заявляет, что дело здесь «не в тривиальной семантике», а «в природе большинства конфликтов»: «ядерная война предполагает обмен ядерными ударами между противниками (например, между США и СССР), < … > тогда как после окончания холодной войны ядерный конфликт может включать в себя использование всего лишь одного или нескольких ядерных боеприпасов, причем не обязательно в порядке обмена ядерными ударами»[31].

Другой фактор, лимитирующий «контроль» США в незначительных по масштабам ядерных «конфликтах» – ставка современной американской ядерной стратегии на максимально быстрое и эффективное поражение опасных объектов в «странах-изгоях», обладающих ОМУ или стремящихся к его приобретению. Однако быстрота и эффективность ядерных ударов органически противоречат «неспешному» переходу «контроля» из одной стадии в другую. Все это меняет военные аспекты «контроля».

Менее спорным, видимо, можно считать, что проблема «контроля» ныне приобретает не столько военный, сколько более широкий военно-политический характер. Реагирование на применение ядерного оружия новыми противниками, полагают в Вашингтоне, должно осуществляться не только в военном плане: «Если превентивные меры не сработали, США должны действовать ответным образом. Соответствующие меры будут эффективными, если США, действуя совместно с государствами, придерживающимися одинакового подхода, используют все элементы своей национальной мощи <…>, чтобы в проводимых операциях ликвидировать вражеские ядерные возможности или самих их обладателей»[32]

Эти аспекты сказались на характере разрабатываемых отправных военно-политических документов. Начиная с 2003 г., Пентагон дважды откладывал публикацию окончательного текста такого документа, как «Доктрина проведения скоординированных ядерных операций» (Doctrine for Joint Nuclear Operations)[33]. Документ, определяющий порядок проведения ядерных операций на стратегическом уровне и на удаленных ТВД, по оценкам представителей Пентагона, «слишком секретен» для того, чтобы его полностью публиковать, например, в Интернете. В 2005 г. был обнародован очередной открытый (и сокращенный) вариант документа (Joint Pub 3-12) (он, кстати, сразу же был осужден в письме 16 законодателей). С точки зрения исследуемой здесь проблемы документ достаточно показателен, чтобы по нему определять потребность в «контроле» в различных современных сценариях ядерной конфронтации.

В доктрине перечислены бывшие и в первом варианте ее текста восемь случаев, в которых военное командование на ТВД может запрашивать разрешение на применение ядерного оружия:

·                    противник использует или угрожает использовать ОМП против США, многонациональных или союзных сил, а также мирного населения; а также в случае возникновения необходимости:

·                    не допустить биологической атаки противника;

·                    поразить вражеские средства ОМП или заглубленные и укрепленные бункеры, в которых находятся эти средства;

·                    остановить потенциально превосходящие обычные войска противника;

·                    быстро закончить войну на выгодных для США условиях;

·                    подтвердить, что американские и международные военные операции проходят успешно;

·                    показать, что применением ядерного оружия США готовы и способны сдержать противника от использования средств ОМП;

·                    реагировать на попытки использовать поставляемые средства ОМП против США, многонациональных сил или гражданского населения.

Предусматривается, что инициатива в «контроле над ядерной эскалацией» должна принадлежать США – не противнику и даже не союзникам. Главное – упредить противника в нанесении ядерных ударов. Ставка на нанесение превентивных ядерных ударов закреплена в рассматриваемой доктрине.

Весьма характерны, с точки зрения «контроля», и другие положения разрабатываемой доктрины: «применение ядерного оружия предоставляет президенту возможность быстро окончить конфликт на выгодных для США условиях <…> и уменьшает уверенность противника в его способности контролировать эскалацию конфликта»; «применение ядерного оружия, представляя собой масштабную эскалацию обычной войны, может быть спровоцировано некоторыми действиями, событиями или угрозой. Однако решение на применение ядерного оружия, как и при ведении любых военных действий, принимается исходя из преследуемых политических целей»; «интеграция обычных и ядерных операций обеспечит наиболее эффективное использование сил и предоставит руководству США более широкий выбор его вариантов <...>, оптимальный выбор объектов и способов поражения, минимум побочного ущерба, а также уменьшит вероятность эскалации»[34].

Такой подход был зафиксирован сразу после прихода к власти администрации Дж. Буша. В «Обзоре положения в области ядерного оружия» (2001 г.) говорилось: «Ударная мощь новой триады СЯС включает как обычные, так и ядерные средства, что обеспечивает большую гибкость в планировании операций и их проведении с целью решительного разгрома противника. Возможности неядерного оружия могут быть особенно полезными для снижения побочного ущерба и контроля над эскалацией конфликта. Ядерное оружие может быть использовано против целей, которые не могут быть поражены обычным оружием (например, глубокие подземные бункеры или объекты биологического оружия)»[35].

В 2002-06 гг. вопрос об интегрированном и превентивном использовании обычного и ядерного оружия с целью уменьшении вероятности эскалации в противостоянии новым угрозам приобрел особую остроту. В «Стратегии национальной безопасности США» (сентябрь 2002 г.) впервые была зафиксирована целесообразность их превентивного использования: США «должны быть готовы остановить страны-изгои и их террористических клиентов до того как они приобретут способность угрожать оружием массового уничтожения или применить его против Соединенных Штатов и их союзников». В одновременно разработанной президентской директиве NSPD-17 первоочередными объектами превентивных ударов назывались прежде всего Иран и Северная Корея.

Анализ американских прогнозов характера возможного нападения США на эти страны показывает, что характер «контроля» (если он вообще будет осуществлен) будет иным, чем в гипотетическом столкновении с мощными ядерными державами. Он будет определяться, так сказать, не «внутренними» причинами, порожденными страхом перед ядерной эскалацией в рамках двухстороннего конфликта, а «внешними» – опасениями за международные последствия эскалации.

Иран. Большинство аналитиков в США сходятся на том, что нападение на Иран с массированным использованием только обычного оружия было бы оптимальным, если при этом удалось бы свергнуть нынешний иранский режим. Применение даже (и только) маломощных ядерных «пенетраторов» для поражения укрытых целей рискованно, ибо может вызвать глобальную бурю негодования, прежде всего в мусульманских странах. Это грозит Америке множеством терактов по всему миру. Последнее особенно вероятно, если будет применено и мощное стратегическое ядерное оружие для поражения городов. Поэтому, считают в Вашингтоне, важно заранее рассчитать ограничения в ядерной эскалации, которая, учитывая отсутствие в Иране стратегических ядерных средств доставки, может осуществляться только Соединенными Штатами.

Северная Корея. «Контроль» за эскалацией при начале ядерного конфликта с Северной Кореей будет необходимым не столько из-за угрозы северокорейских ядерных ударов по территории США, наращивания их масштабов (ракетно-ядерная мощь Пхеньяна пока остается символической),  сколько из-за международных последствий. Их оценка экспертами ЦРУ: « разговор о нацеливании на Северную Корею, являющейся для администрации Буша целью номер один в возможном превентивном ядерном ударе, – это в действительности разговор о войне с Китаем»[36]. В числе последствий и неизбежное радиоактивное заражение сопредельных территорий России, Китая. Японии. Применение «мини-ньюков» с ограниченным выбросом радиации и обычного оружия становится оптимальным только при осуществлении «контроля».

То же касается и ударов по гнездам террористов[37]. В «Четырехлетнем военном обзоре» (2006 г.) ведению борьбы с терроризмом уделено первостепенное внимание: «После 11 сентября ведение нестандартных военных действий против США, их союзников и партнеров стало доминирующей формой вооруженной борьбы, что потребует ведения (против террористов) различных и длительных операций, включая ядерные (unconventional)»[38].

«Контроль» в концепции «Глобального удара». В рамках разрабатываемой в США концепции «Глобального удара» предусмотрены конкретные меры, призванные уменьшить вероятность эскалации конфликта.

Ставка сделана на превентивное использование против террористов и «стран-изгоев» двух типов оружия – ядерного оружия предельно малой мощности («мини-ньюков») и стратегических БРПЛ, оснащенных обычным боеприпасом. «Ядерное оружие позволит Соединенным Штатам быстро и полностью ликвидировать враждебное государство при использовании даже ограниченных ресурсов» – говорится в одном из отправных документов Пентагона. Однако, убеждены в Вашингтоне, террористов не сдержать угрозой применения ядерного оружия. К тому же замена ядерных средств весьма эффективными обычными, по расчетам американских аналитиков, должна дать существенные военно-политические выгоды: «нанесение неядерных ударов может быть особенно выгодным для уменьшения побочного ущерба и предотвращения эскалации конфликта». Поэтому «немедленный и масштабный глобальный удар должен сочетаться с предоставлением президенту широкого спектра вариантов использования обычного оружия»[39], – говорится в последнем (2006 г.) «Четырехлетнем военном обзоре».

Планирование «контроля». Разработка конкретных мер и координация действий в борьбе с новыми обладателями ОМУ возложена на единый орган – Стратегическое командование (СК) США.  Уже к ноябрю 2003 г. СК совместно со штабами ВВС и ВМС закончило предварительную разработку «Плана немедленного глобального удара» (Global Prompt Strike Plan). Постадийная и окончательная его детализация проводится в Объединенном комитете начальников штабов и фиксируется в документе COPLAN 8022 (Contingency plan – План действий в непредвиденных ситуациях). К лету 2004 г. был готов документ COPLAN 8022-01. Тогда же Дональдом Рамсфелдом был подписан секретный приказ «О временном порядке поддержания повышенной боевой готовности к нанесению глобального удара» (Interim Global Strike Alert Order). После проведения в августе-ноябре 2005 г. ядерных учений «Глобальная молния» и «Глобальный шторм» рассматриваемая концепция приобрела статус первоначально разработанной для оперативного использования. В начале 2006 г. заканчивалась разработка очередного документа – СOPLAN 8022-02, а в конце года должен был быть готов COPLAN 8099, предусматривающий мероприятия по глобальной борьбе с оружием массового поражения.

В Стратегическом командовании составлен список 115 реальных объектов, подлежащих уничтожению в «Глобальном ударе» уже не в течение нескольких дней, а то и недель, а за часы или даже минуты после принятия решения. Список этих объектов включен в два важнейших документа – COPLAN 8022 и OPLAN 8044 (новое название оперативного плана SIOP). Объекты для немедленного поражения подразделены на восемь категорий: ОМУ (производственные объекты, склады, средства доставки и места их запуска); элементы системы политического и военного руководства; важнейшие объекты инфраструктуры; противокосмические средства; ключевые узлы обороны; аэродромы, порты, транспортные узлы; объекты международного терроризма.

В отдельную важнейшую категорию выделены высокозащищенные заглубленные бункеры, в которых могут находиться как стратегические объекты, так и склады ОМУ и укрытия террористов. По официальны оценкам, укрепленные бункеры, используемые в военных целях, имеются в 70 странах, а их численность превышает 10000. Более 1400 бункеров являются стратегическими. Считается, что поразить их могут только ядерные боеприпасы, способные благодаря своей прочности и конфигурации проникать сквозь укрытие, а затем взрываться[40].

Концепция «Глобального удара» предусматривает, что превентивное применение ядерного оружия возможно, как минимум, в четырех случаях, когда станут очевидными:

·                       намерения противника использовать ОМУ против США, союзников и других государств или гражданского населения;

·                        неизбежность применения им биологического оружия, которое безопасно может быть уничтожено только ядерными взрывами;

·                       необходимость немедленного уничтожения его объектов ОМУ, высокозащищенных складов химических и биологических боеприпасов, центров управления, что должно предотвратить нападение на США и их союзников;

·                        целесообразность нанесения демонстративных ядерных ударов с целью сдержать применение ОМУ противником.

Вместе с тем Пентагон хотел бы максимально засекретить конкретные детали планов применения ядерного оружия против новых противников. В проекте «Доктрины проведения скоординированных ядерных операций», опубликованном 15 марта 2005 г., говорится о причинах этого: «США не делают заявлений, определяющих обстоятельства, при которых может быть применено американское ядерное оружие <…> Сохранение неясностей позволит породить сомнения у потенциальных противников и уже этим сдержать их от враждебных акций»[41].

В таком подходе нельзя не усматривать принципиально важный и опасный сдвиг американского политического и стратегического мышления: ядерное оружие из считавшегося пригодным лишь для сдерживания агрессии превращается теперь во вполне применимое средство ведения военных действий. Уже само сосредоточение в руках Стратегического командования управленческих функций по использованию не только ядерного, но и обычного оружия стирает грань между ними. СК всегда отвечало за скоординированное использование только стратегических ядерных сил. К тому же превентивность ударов придает ядерному оружию наступательный характер, тогда как оно традиционно и декларативно рассматривалось как «крайнее средство», применяемое  только в интересах обороны. Не посчитались в Белом доме и Пентагоне и с тем, что в военно-политической стратегии допускается зияющее противоречие: готовность применить ядерное оружие объективно свидетельствует о возрастании его роли в оценках Вашингтона, тогда как одновременно им же декларируется уменьшение таковой.

Готовя превентивное нанесение глобальных ядерных ударов, в Вашингтоне сознают, что по политическим и военным соображениям в борьбе против террористов вряд ли стоит прибегать к ним (образно говоря, «стрелять из пушки по воробьям»). В качестве одной из мер предупреждения ядерной эскалации возможно эффективное использование обычных боеприпасов, особенно при повышении точности средств доставки и способности боеголовок проникать сквозь бетонные и другие преграды. На неядерные системы вполне может быть возложено решение ряда задач, выполняемых с помощью ядерного оружия. Это тем более возможно, что в вооруженные силы США располагают десятками тысяч боеприпасов, способных поражать укрепленные бункеры, расположенные на глубине до 10 м.

Включение высокоточных обычных систем в наступательный компонент «новой триады» должно позволить компенсировать декларируемое уменьшение ставки на ядерное оружие. Характерно внимание, которое уделено использованию бомбардировочной авиации при проведении глобальных операций. Поставлена задача увеличить ее боевые возможности на 50%, а способность проникать в максимально удаленное воздушное пространство противника в 5 раз (к 2025 г.). Примерно 45% боевых вылетов будет совершаться беспилотными самолетами. Усовершенствованные крылатые ракеты «Томагавк» уже могут поражать цели, которые в прошлом требовали использования ядерного оружия.[42].

Военно-политическое руководство США считает, что нивелирование современных угроз, особенно террористических, требует практически мгновенной реакции. Родилась идея использовать стратегические ракеты (БРПЛ) с частичным оснащением их обычными боеприпасами. Их преимущества: возможность патрулировать максимально близко к угрожаемым районам; быстрота поражения целей (время полета БРПЛ к целям составило бы всего 12-25 минут); возможность удачного сочетания точности и мощности боеголовок с обычными боезарядами, если их модернизировать и установить на ракетах.

Пентагон предложил в течение двух лет установить на подводных ракетоносцах вместо ядерных 96 обычных боеголовок нового типа по формуле 4х2х12, то есть по 4 боеголовки на 2-х ракетах «Трайдент II D5», размещенных на каждом из 12 ракетоносцев. Эти боеголовки могли бы использоваться для поражения не только стационарных, но и мобильных террористических объектов. При этом ракетоносцы сохраняли бы огромный ядерный потенциал.

Идея точечного поражения гнезд террористов или каких-то объектов «пороговых» стран с использованием высокоточных боеголовок на БРПЛ встретила критику не только среди американских экспертов, но и за рубежом, в том числе в России. Главное – угроза случайного возникновения ядерной войны, когда запуск «обычной» БРПЛ ошибочно был бы воспринят как начало ядерного нападения. В ежегодном послании Федеральному собранию (2006 г.) президент России заявил: «Пуск такой ракеты может спровоцировать неадекватную реакцию со стороны ядерных держав, включая полномасштабный ответный удар с использованием стратегических ядерных сил».

По оценкам американских экспертов, нельзя исключать, например, такой сценарий: американо-китайские отношения крайне обострились; в это время США запускают ракету с неядерной боеголовкой против какого-то объекта в Северной Корее; Китай, учитывая, что ракета летит в его сторону, немедленно наносит ядерный удар по США. В сценарии не упомянута Россия, граничащая с КНДР. А ведь и она могла бы неадекватно среагировать при таком или другом сценарии. Было бы поистине чудовищным, если наши отношения с Соединенными Штатами при этом были бы нормальными…

Руководство СК стремится приуменьшить такую опасность, утверждая, что Россия и Китай могут предупреждаться по существующей «горячей линии» о предстоящих запусках ракет. Делаются ссылки и на опыт проведенных запусков: «С 1968 года мы осуществили 433 запуска ракет с неядерными боеголовками без неясностей, порождаемых процессом заблаговременного оповещения», – заявил Командующий СК генерал Картрайт. Но этот довод не убеждает: одно дело испытательные запуски ракет по уже традиционным траекториям их полета, и совсем другое по совершенно неожиданным траекториям. К тому же даже при заблаговременном оповещении о предстоящих запусках могут быть двусмысленные «неясности», что признает и глава СК США. Нет никакой гарантии и в том, что оповещение состоится не только в предельно четкой форме, но также обязательно и своевременно. И еще: в оперативном плане COPLAN 8022 ничего не говорится о том, что он исключает нанесение ограниченных ядерных ударов по целям в России и Китае.

В США даются и другие критические оценки планов по перевооружению БРПЛ, пусть даже частичному. В техническом плане реализация такой программы отнюдь не легка, не исключена возможность дорогостоящего изменения конструкции БРПЛ и боеголовок. Потребуются значительное повышение точности новых боеголовок (менее 10 м) с использованием cпутниковой системы GPS, а также перестройка системы управления морским компонентом СЯС. Велика сложность быстрой и четкой координации действий сил и средств разведки с действиями подводных лодок. Возможны ошибки в запуске ракет, когда вместо «обычной» будет запущена ядерная со всеми крайне негативными последствиями этого. Велика и стоимость программы: на предстоящее пятилетие Пентагон запросил пол миллиарда долларов. Учитывая все это, судьба программы Конгрессом окончательно еще не решена. Пока в бюджете на 2007 фин. год запрошенные администрацией ассигнования значительно уменьшены.

Что же может ожидать концепцию «Глобального удара» в обозримой перспективе? Пока концепция находится в США на начальной стадии своей разработки, хотя ее основные положения уже очерчены. Впереди два по существу крайних варианта. Первый – дальнейшее усиление агрессивной и провокационной направленности концепции и, что наиболее опасно, ее реализация в попытках ядерного пресечения распространения ОМУ. Другой вариант – пересмотр концепции с переносом усилий в борьбе с новыми угрозами на более эффективные политико-дипломатические методы при сохранении, конечно, права на оправданное международным правом применение силы, – применения, однако, без использования ядерного и других рискованных систем оружия.

Судя по внутриполитической обстановке в Вашингтоне, сложившейся после победы демократов на промежуточных выборах в Конгресс в ноябре 2006 г. и отставки Д. Рамсфелда с поста МО, определенные сдвиги в военной политике и стратегии США возможны. Однако вряд ли они явятся реализацией любого из этих вариантов в полном объеме. Представляется, что, скорее всего, будет преобладать осторожность, диктуемая неудачами иракской кампании. Проявится она в более сдержанном отношении к проведению новых крупномасштабных военных операций, в блокировании (вероятнее всего, временном) планов создания новых ядерных средств и перевооружения БРПЛ. Наиболее одиозные положения концепции «Глобального удара» могут быть сглажены, но сама она останется в силе.

Такой вариант наиболее вероятен уже потому, что ставка на глобальное доминирование США во всех сферах и на «контроль» над эскалацией возможного ядерного конфликта будет определять политику Вашингтона, как это было и в прежние годы правления демократов. Изменения в подходах к концепции «Глобального удара», как и других стратегических концепций, надо полагать, проявятся уже в оставшийся период правления республиканцев, когда Бушу придется иметь дело с неподконтрольным Конгрессом. Но в любом случае ее опасность для глобальной стабильности, как и стабильности стратегической, нельзя будет исключать, даже если США будут в большей мере будут ориентироваться не на силовое контрраспространение, а на политику нераспространения с ее испытанными политико–дипломатическими и экономическими мерами.

Заключение

Приверженность США идее «контроля над эскалацией ядерной войны» вряд ли может найти политическое и военное одобрение.

В политическом плане концепция «контроля», призвана, как будто, решить благородную задачу – обеспечить максимальное уменьшение потерь в ядерной войне. Но она несостоятельна уже в силу того, что допускает целесообразность недопустимого, т. е. самой ядерной войны. Концепция исходит из представлений о том, что ядерного катаклизма якобы вполне можно избежать, если «разумно» регулировать обмен ядерными ударами, добиваясь в конечном итоге прекращения конфликта на выгодных для США политических условиях. Такие посылки способны лишь способствовать развязыванию ядерного конфликта, не считаясь с тем, что при любом «контроле» количество жертв может исчисляться миллионами.

Идея «контроля» несостоятельна и в военном плане. Реакция конфликтующих сторон на характер наносимых ограниченных ядерных ударов уже по определению не может быть предсказуемой. В любой момент каждая из сторон может перейти к массированному применению ядерного оружия, опасаясь того, что к тому же готов противник. Если не сработало многолетнее предвоенное ядерное сдерживание в мирной и лишь временами напряженной военно-политической обстановке, то куда больше шансов, что не сработает и ядерная сдержанность в напряженнейшие часы или даже минуты после начала смертельной ядерной схватки.

Готовность России к ведению ограниченной ядерной войны с ее элементами «контроля» вряд ли может рассматриваться как их одобрение. Такая готовность была и остается вынужденной мерой, учитывающей стратегические концепции главного потенциального противника. Отвечать на нанесение даже одного ядерного удара запуском сотен ракет было бы неоправданным с любой точки зрения. Однако представляется, что в рамках возможного согласования военных доктрин России и США было бы политически также неоправданным согласовывать порядок «контроля» над ядерной эскалацией.

Конечно, сказанное применимо к условиям военно-политической конфронтации мощных ядерных держав. В течение полувека ими были США и СССР. Ныне конфронтации нет, хотя нет и стопроцентной уверенности в том, что ее рецидивы никогда не повторятся. Но даже если это случится, идея «контроля» не станет оправданной. В том числе, если будут созданы новые виды ядерного оружия, которые в силу своих менее устрашающих поражающих факторов могут показаться вполне приемлемыми для боевого использования. Военно-технические достижения не должны порождать готовность к развязыванию любого вооруженного конфликта в расчете на кажущееся увеличение возможностей его регулирования.

Тенденции в создании новых видов ядерного оружия в США, в том числе по программе RRW, предусматривающей полное обновление американского ядерного арсенала, не могут не вызывать озабоченности. Налицо явное привыкание Вашингтона к мысли о том, что ядерное оружие применимо для достижения политических целей. Отсюда и готовность приспособить идею «контроля» к новым геополитическим условиям. Отсюда и зарождающееся стремление использовать различные политико-дипломатические, экономические и угрожающие военные меры (наложение жестких экономических санкций на носителей новых угроз, воздушная и морская блокада, демонстрация силы), которые в последующем могли бы оправдать переход к применению ядерного оружия в кризисных ситуациях регионального характера, а в идеале для американского руководства, возможно, и обеспечить появление новой формы военно-политических отношений – установление правил некоего международного «контроля» за развитием ядерного конфликта.

Источники


[1] Наиболее известные работы: Henry Kissinger. Nuclear Weapons and Foreign Policy. – New York,  Council on Foreign Relations, 1957;  Henry Kissinger. The Necessity of Choice: Prospects of American Foreign Policy. –New York, Anchor Books, 1962; Robert H. Larson. “B.H. Liddell Hart: Apostle of Limited War” – Military Affairs 44, 2, April 1980; Morton H. Halperin. Limited War in the Nuclear Age. – New York, John Wiley & Sons, Inc., 1963;  Robert E. Osgood. Limited War Revisited. Boulder, CO: Westview Press, 1979; John Garnett. “Limited War,” in Contemporary Strategy: Theory and Practice, eds. John Baylis et al.  –  New York, Holmes & Meier Publishers, 1975.

[2] Getting MAD: Nuclear Mutual Assured Destruction, Its Origin and Practice. Ed. by Henry D. Sokolsky, November 2004, p. 7.

[3] Aaron L. Friedberg. A History of The US Strategic Doctrine. – Journal of Strategic Studies, Vol.3, # 3, December 1980, pp. 37-71.

[4] The Creation of SIOP-62. More Evidence on the Origin of Overkill. Ed. by William Burr. July 13, 2004, рp. 2, 5.

[5] Desmond Ball. Development of SIOP. 1960-1983. Desmond Ball  and Jeffrey Richelson, eds., Strategic Nuclear Targeting. – Ithaca, N.Y.: Cornell University Press. 1980, pp. 62-70.

[6] Ядерный пароль на ядерные боеголовки .– Ktirf // 02.06.04.

[7] US Planning for War in Europe, 1963-64. Edited by William Burr, May 24, 2000.

[8] Desmond Ball. Development of SIOP.  Op. cit.

[9] Chris Borgen. Alpha, Bravo, Charlie: Nixon and Kissinger’s Search for Limited Nuclear Options.

[10] Цит. по: Алексей Арбатов. Военно-стратегический паритет и политика США. – Изд. полит. лит-ры., 1984, с. 23.

[11]John Lewis Gaddis. Strategies of Containment/ A Critical Appraisal of Post-War American National Security.– Oxford University Press, 1982.

[12] Ядерный конфликт в новом веке. Возможен ли он? http//www.ipmb.ru/8_08.html.

[13] Matthew G. McKinzie, Thomas B. Cochran, Robert S. Norris, William M. Arkin. The US Nuclear War Plan: A Time for Change. – Natural Resources Defense Council, June 2001, pp. 6, 7.

[14] William Burr. Looking Back: The Limits of Limited Nuclear War. – Arms Control Today, Vol. 36, # 1, January/February 2006.

[15] Ibid,  p.43.

[16] Matthew G. McKinzie, Thomas B. Cochran, Robert S. Norris, William M. Arkin. The US Nuclear War Plan: A Time for Change. Op. cit., p. 7.

[17] Office of Secretary of Defense, “Policy Guidance for the Employment of Nuclear Weapons, 3 April 1974, Тop Secret.

[18] The Journal of Strategic Studies, Vol. 6, #2, June 1983, pp. 125-146.

[19] Department of Defense Annual Report, FY 1978, pp. 73,74.

[20] Statement by General Bernard W. Rogers, Chief of Staff,    US Army, Department of the Army. The Posture of the Army and Department of the Army Budget Estimates for FY 1978. Washington. 1977, p. 8.

[21] Военная стратегия. Под ред. Маршала Советского Союза Соколовского В. Д. Изд. третье. – Воениздат МО СССР, М., 1968, с. 245, 247, 255.

[22] Там же, с. 76, 82.

[23] Central Intelligence Agency. “Soviet and PRC Reactions to US Nuclear Weapons Employment Policy”. 1 August 1974, Top Secret.

[24] John A. Battilega. Soviet Views of Nuclear Warfare: The Post-Cold War Interviews, Chapter 5, pp. 154, 155, 165.

[25] Военная доктрина России. – Независимое военное обозрение 29, 1997.

[26] Красная звезда,  1999, 9 октября; Независимая газета, 2000, 22 апреля.

[27] William Burr. Looking Back: The Limits of Limited Nuclear War. Op. cit., p.44.

[28] NRDC: Exposing U. S. Nuclear War Plan.

[29] The US Nuclear War Plan: A Time for Change. Chapter Two. Op. cit., p.5.

[30] Ibid, p. 11.

[31] Hans M. Kristensen. The Role of  US Nuclear Weapons: New Doctrine Falls Short of Bush Pledge. –  Arms Control Today, September 2005.

[32] Quadrennial Defense Review Report, 2006, р. 34.

[33].CJCS, “JP 3-12, Joint Staff Input to JP 3-12, Doctrine for Joint Nuclear Operations (Second Draft),” April 28, 2003; CJCS, “JP 3-12, Doctrine for Joint Nuclear Operations,” December 16, 2004.

[34] Doctrine for Joint Nuclear Operations, 15 March 2005.

[35] Nuclear Posture Review [Excerpts] Submitted to Congress on 31 December 2001, 8 January 2002, рр.12-13.

[36] Jeffrey Steinberg. US Nuclear First Strike Doctrine is Operational. – EIR, May 27, 2005.

[37] Edward A. Corcoran. Strategic Nuclear Weapons and Deterrence, 29 November 2005.

[38] Quadrennial Defense Review Report, 2006, р. 36.

[39] Ibid., p. 31.

[40] Report to Congress on the Defeat of Hard and Deeply Buried Targets, July 2001, p. 46.

[41] Jeffrey Steinberg. US Nuclear First Strike Doctrine is Operational. Op. cit.

[42] Quadrennial Defense Review Report, 2006, pр.46, 49..

 



Назад
Наш партнёр:
Copyright © 2006-2016 интернет-издание 'Россия-Америка в XXI веке'. Все права защищены.