БОРЬБА ЗА ДОСТУП К ЭНЕРГЕТИЧЕСКИМ РЕСУРСАМ КАК ФАКТОР АКТИВИЗАЦИИ ВОЕННОЙ ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА[1]
Лукшин Б.С., м.н.с. Центра военно-стратегических исследований Института США и Канады РАН
e-mail:
[email protected]
Аннотация. В условиях нарастающей нестабильности в мире, а также в связи с ограниченностью и истощаемостью основных энергоресурсов, обеспечение энергетической безопасности становится одной из наиболее важных задач высокоразвитых государств. Стремление контролировать богатые энергетическими ресурсами регионы побуждает государства использовать военную силу в том или ином виде, начиная от военной интервенции и заканчивая созданием военных союзов и коалиций. Такие государства, как Россия и США, активизируют свою военную политику ради создания наиболее благоприятных условий по обладанию и использованию энергетических ресурсов планеты.
Ключевые слова: энергетические ресурсы, военная политика, борьба за энергетические ресурсы.
Struggle for energy resources access
as a factor of state’s national military policy activization
Lukshin Boris Sergeevichjunior research fellow, Center for Military Strategic Studies,
The Institute for the US and Canadian Studies RAS,
e-mail:
[email protected]
Annotation. Because of world’s growing instability and basic energy resources limitation the provision of energy security is becoming one of the most important tasks of highly developed states. Aspiration for control over the energy rich regions induces the states to use military force in one form or another, starting from military intervention and finishing with the creation of military blocks and coalitions. Such states as Russia and the USA activate their military policies in order to create the most favorable conditions for obtaining and using of planet’s energy resources.
Key words: energy resources, military policy, struggle for energy resources.
Как известно, военная политика – это деятельность государства и его отдельных структур, направленная на создание, подготовку и применение военной силы. В период холодной войны военная политика обоих противоборствующих государств как лидеров соответствующих блоков была направлена на сдерживание друг друга, на наращивание количества всех типов вооружения, в том числе и ядерных потенциалов, на ведение вооруженной борьбы по идейным соображениям.
С распадом СССР холодная война прекратилась, и США примерно на десятилетие потеряли стержень своей внешней политики в целом и военной политики в частности. Двухполярная система международных отношений потерпела крах. Постепенно начала формироваться многополярная картина мира, становление которой в наибольшей степени сопровождалось процессами глобализации.
В сентябре 2001 года США нашли своеобразный ориентир своей внешней и военной политики – борьбу с терроризмом, тем самым положив своего рода начало новому этапу международных отношений. Преследуя благородные интересы борьбы с международным терроризмом, авторитарными режимами, США параллельно стали пытаться отстаивать свои национальные интересы, выражающиеся, в частности, в стремлении удержать и упрочить мировое лидерство, что в проявляется в попытке доминировать в наиболее богатых энергетическими ресурсами регионах. Необходимо отметить, что активные внешнеполитические действия США предпринимали во многом именно в отношении таких регионов. Примеров этому очень много: Ближний Восток, Центральная Азия, Латинская Америка, Арктический регион.
В современных условиях мировой глобализирующейся экономики проблема энергетического обеспечения обостряется многократно. Существует целый ряд факторов, объясняющих это: возрастающие энергетические потребности крупнейших экономик мира (США, Китая, Индии, Бразилии); постепенная исчерпаемость невозобновляемых запасов углеводородов; отсутствие в достаточном объеме альтернативных источников энергии
[2].
Все эти процессы происходят на фоне глубокого мирового финансово-экономического кризиса. 13 ноября 2008 года на 10-м Круглом столе крупного бизнеса РФ и ЕС в Канне глава компании «Shell» г-н Олилла, ссылаясь на доклад МАГАТЭ, призвал всех готовиться к тому, что после финансового кризиса на мир надвинется еще один тяжелый кризис – нефтегазовый. По его мнению, в 2015 году предложение углеводородов катастрофически отстанет от спроса
[3]. Неизбежное следствие этого – обострение борьбы за месторождения энергоносителей.
Как известно, нефть и газ – это невозобновляемые энергоносители. И за счет их огромного мирового потребления объемы запасов неуклонно снижаются, а количество неразведанных месторождений уменьшается. В этой связи уже ни для кого не секрет, что рано или поздно месторождения полностью истощатся.
Эксперты по-разному оценивают объемы оставшихся невозобновляемых источников энергии. Некоторые считают, что уже израсходовано около половины всех запасов нефти и газа на планете, другие же полагают, что должно пройти еще около 20-40 лет, прежде чем угроза полного исчерпания углеводородов станет реальностью.
Однако все сходятся на том, что потребности в энергоносителях растут, а чтобы удовлетворять эти потребности необходимо иметь доступ к энергоресурсам. Одной из особенностей углеводородов является то, что они распределены по планете чрезвычайно неравномерно. Одни регионы богаты ими, другие – полностью зависимы в плане энергии от первых. Поскольку Запад так и не нашел замену нефти и природному газу, а современная цивилизация так и осталась «нефтяной», глобальный конфликт в борьбе за источники углеводородов в ближайшем будущем неизбежен.
К началу 21 века мир разделился снова, но уже не на капиталистический и социалистический блоки, а по принципу наличия и отсутствия запасов нефти и газа. Самые богатые и наиболее развитые страны – США, ЕС, Япония, Южная Корея практически остались без своей ресурсной базы. Новые индустриальные страны – Китай, Индия испытывают острую нехватку энергетических ресурсов. Все это вполне четко объясняет то, что острые конфликты за ресурсы неизбежны, а также возможно появление своего рода нового колониализма.
В наши дни рождается множество теорий. Самая радикальная из них говорит о несбалансированности мира, о том, что высокоразвитые цивилизованные страны, на долю которых приходится 80% глобального промышленного производства, контролируют лишь 20% мировых запасов углеводородов, что уже само по себе несправедливо. Уже на подходе идеологическое обоснование особой миссии высокоразвитых стран по получению в интересах «всего человечества» свободного доступа к энергоресурсам. Страны-обладатели нефти и газа в случае их отказа могут быть обвинены в энергетическом национализме, попытках использовать энергоресурсы в качестве инструмента давления и даже энергетическом терроризме. «Крестовый поход» за ресурсами не выглядит уж таким нереалистичным сценарием.
Предпосылок этому достаточно много. В ЕС добыча нефти стремительно падает: истощаются старые месторождения. На норвежском шельфе в 2006 году объемы упали на 6,9%, в Дании – на 9,3%, в Северном море у англичан – на 9%, в Румынии – на 8%
[4]. Энергетический голод в Евросоюзе может усугубиться из-за постепенного вывода из строя многих атомных станций. Соединенным Штатам Америки явно не хватает нефти. Огромное потребление – около миллиарда тон в год – требует поиска новых источников для импорта.
Ситуация с природным газом еще более серьезная. Основные разведанные запасы – у РФ (26,3%), Ирана (15,5%), у Катара (14%) и у Саудовского Аравии (3,9%)
[5]. В Латинской Америке газа мало (3,8%), причем самые большие запасы – у Венесуэлы. В Европе добыча газа сходит на нет, а в Африке лишь Алжир обладает запасами, но они очень небольшие – 2,5% мировых. Юго-Восточная Азия практически не имеет собственного газа. В этой ситуации своего рода перераспределение нефтегазовых запасов планеты вполне возможно.
К 2030 году зависимость ЕС от импорта углеводородов вырастет с 57% до 65%. Особенно тяжелой будет зависимость по нефти – 93%, по газу – 84%. США вынуждены были импортировать в 2008 году 550 млн. тонн нефти
[6]. Японцы импортируют весь потребляемый газ, а также нефть – 230 млн. тонн в 2008 году
[7]. Китай также нуждается в большом количестве нефти и газа, даже своего угля ему не хватает, что заставляет закупать его заграницей. Например, в 2008 году китайский импорт угля составил 41 млн. тонн
[8].
Обостряет ситуацию то обстоятельство, что энергоресурсов может просто не хватить на всех. В скором времени возможна ситуация, когда объемы добычи энергоресурсов сравняются с объемами их потребления, что неизбежно вызовет дефицит и попытки его преодолеть, в том числе и военными средствами. Еще в 2007 году Международное энергетическое агентство опубликовало прогноз, в котором указывалось, что такая ситуация может возникнуть уже в 2012 году
[9]. Старые месторождения в Северном море и Мексиканском заливе постепенно исчерпываются, а новые проекты, такие как проекты РФ на Дальнем Востоке, находятся в начальной стадии своей реализации и далеки до завершения.
Ежедневный спрос на нефть в 2012 году может достичь 95,8 млн. баррелей (1999 г. – 71 млн баррелей; 2006 – 85 млн)
[10]. Удовлетворить подобные потребности очень сложно, особенно принимая во внимание военную операцию в Ираке, гражданские войны в Нигерии и суданском Дарфуре, не говоря уж о безусловном присутствии энергетического фактора в этих войнах.
Согласно докладу Национального нефтяного совета США, мировое потребление нефти к 2030 году может достичь 138 млн. баррелей в день, 30 млн. из которых будут потреблять США
[11]. Одновременно с этим многократно возрастет потребление природного газа. В 2007 году оно выросло на 3,4% по сравнению с 2006 годом, в 2008 еще на 1%, и эта тенденция будет сохраняться
[12]. Если говорить о долгосрочных прогнозах, то к 2030 году потребление газа может увеличиться с 2,8 трлн. куб. м до 4,6 трлн. Основной рост потребления придется на Китай – с 39 млрд. куб. м до 192 млрд., из которых собственная добыча сможет составить лишь 113 млрд. куб. м.
[13]
Таким образом очевидно, что энергодефицитные страны сделают все возможное, чтобы максимально снизить угрозу остаться без энергоресурсов. Поскольку на территории основных потребителей углеводородов их остается все меньше, неизбежна новая колонизация, которая, скорее всего, будет осуществляться с применением военной силы.
В такой ситуации становится заметно, что геополитика все активнее уступает место геоэкономике. Наиболее сильные в экономическом отношении государства получают возможность использовать процессы глобализации для достижения своих национальных интересов при помощи не только дипломатических средств, но и военных.
Если раньше в борьбе за сферы влияния основная ставка делалась на военные инструменты, то в условиях современного мира расширение сферы влияния во многом предусматривает расширение ресурсной базы государства. Использование военной силы при таком раскладе становится очень вероятным, так как способствует обретению доминирования над ключевыми для экономического развития регионами.
И в этих условиях ценность представляет не сама территория, а ее экономический потенциал – ресурсы, инфраструктура, коммуникации – то, от чего зависит благополучие многих стран.
Таким образом, процессы глобализации расширяют область применения военной силы. Во многих регионах, значимых с экономической точки зрения, заметен рост внутригосударственных конфликтов
[14]. В них те, кто противостоит центральной власти, широко используют террористические методы, которые все в большей степени начинают переноситься с национального уровня на международный. Во многом, именно борьба с терроризмом стала своего рода стержнем внешней политики для целого ряда высокоразвитых капиталистических стран и лозунгом в их борьбе за отстаивание собственных, прежде всего экономических, интересов.
Однако глобальная война с терроризмом постепенно будет уступать место войне за энергоресурсы. Уже сейчас постепенно разрабатываются стратегии энергетического доминирования, когда какая-то страна получает под свой контроль определенные нефте- и газодобывающие центры, а потом в зависимости от своих политических предпочтений распределяет эти ресурсы, тем самым, ставя другие страны в серьезную энергетическую зависимость.
Единственно возможным условием для реализации подобного сценария может стать нарушение суверенитета ряда стран над их полезными ископаемыми. Это четко вписывается в концепцию нового энергетического колониализма, предусматривающего завладение районами, богатыми энергоресурсами, а затем осуществление «справедливого» распределения углеводородов в «интересах всего человечества».
Разумеется, богатые ресурсами страны, будут не согласны с подобным развитием событий, что неизбежно приведет к вооруженным столкновениям, которые с течением времени могут перерасти в полномасштабные войны.
США и Россия в таком сценарии занимают разные позиции. Прежде всего, это объясняется тем, что США являются одними из главных в мире энергетических потребителей, импортеров, а Россия наоборот – одним из крупнейших производителей и экспортеров углеводородов.
США всерьез намерены укрепить свою энергетическую независимость, а возможно даже попробовать доминировать в этой сфере. В этой связи осуществляемые США действия не выглядят разрозненными и непоследовательными.
Ближний Восток является одним из наиболее критически важных энергетических регионов мира. И политика США в его отношении выглядит очень активной и напористой. Тем не менее, военная политика США разнится в своих проявлениях в зависимости от страны.
Саудовская Аравия, будучи лидером по доказанным запасам и добыче нефти в мире, избрала для себя путь сотрудничества с США. В 1970-х годах королевский дом был убежден Вашингтоном в необходимости реализации плана модернизации государства, а также получил от США политические и военные гарантии сохранения политического режима в этой стране. В обмен на это Саудовская Аравия обязалась поставлять нефть в необходимых для США количествах, а также размещать все контракты на закупку техники у американских компаний и покупать государственный облигации правительства США. И до сих пор США оказывают поддержку королевскому дому Саудовской Аравии и поставляют туда оружие.
Совсем другое развитие пробрели события в Ираке. Исходя из периодически распространяемой информации, нельзя исключать, что иракская кампания США, начатая в марте 2003 года, была связана с желанием Вашингтона закрепиться в зоне месторождений нефти с учетом неблагоприятной перспективы в обеспечении мира этим видом топлива. Ирак обладает третьими по величине нефтяными запасами в мире, и контроль над ним являлся центральным пунктом американской энергетической стратегии, разработанной вице-президентом Ричардом Чейни и его сподвижниками по республиканской партии
[15]. США пришлось признать, что оружия массового уничтожения, чье наличие было объявлено в качестве основного предлога начала военной операции, в Ираке нет. Даже министр обороны Австралии Брендон Нельсон заявил, что австралийские солдаты в Ираке занимаются поддержанием «ресурсной безопасности» на Ближнем Востоке
[16].
Многими экспертами высказывается мнение о том, что военная операция США против Ирака способствовала повышению энергетической уязвимости Китая, который сильно зависит от поставок углеводородов с Ближнего Востока. С этим же связан тот факт, что США не спешат выводить иракскую нефть на мировой рынок. С одной стороны, это позволяет стабилизировать цены на сильно подешевевшую нефть, а с другой, окончательно лишить Китай доступа к энергоресурсам, а также к их добыче, возможность которой сохранялась при Саддаме Хусейне.
При всей тупиковости ситуации в Ираке для США, США получили два неоспоримых позитивных последствия для себя. Первое заключалось в отработке сценария «денежной войны», при которой самым эффективным оружием оказались американские доллары, которыми были подкуплены иракские генералы. С этим связано то, что непосредственно военная операция против вооруженных сил Ирака завершилась очень быстро и с весьма небольшими потерями. Другим же результатом является прецедент объявления законного президента страны диктатором и тираном, что влечет за собой его свержение с использованием военной силы без одобрения или разрешения со стороны международных политико-правовых институтов. Такие сценарии или похожие вполне могут быть реализованы в других «интересных» для США регионах мира.
Некоторые зарубежные аналитики трактуют ситуацию вокруг Афганистана в сходном ключе. По оценке французской газеты «Ле Нувель Экономист», Вашингтон использовал антиталибскую кампанию для усиления своего присутствия в Центральной Азии: ведь ее часть, обращенная к Каспию, содержит огромные запасы углеводородов
[17]. Более того, установление контроля США над Афганистаном даст возможность воскресить идею строительства газопровода из Туркмении к Индийскому океану через Афганистан и Пакистан.
Отношения США и Ирана также развиваются с учетом энергетического фактора. На первый взгляд, ситуация очень проста, и основным мотивом негативного восприятия Вашингтоном иранской политики является стремление Ирана поставить на службу некоторым традиционным и иногда даже воинственным исламским ценностям современные ракетно-ядерные технологии и вооружение.
Однако не только и не столько это является основной причиной пока непримиримых противоречий США и Ирана. В 1996 году США объявили о вводе режима санкций против любой страны, компании которой решат вложить в иранскую экономику более $20 млн. Становится: это вызвано тем, что Иран проводит в мировой энергетике независимый от США и даже потенциально неблагоприятный для них курс. Более того, Иран, обладая самым значительным военным и экономическим потенциалом, способен в любой момент дестабилизировать ситуацию в одном из наиболее важных энергетических регионов, что недопустимо для США.
Энергетических целей у США в Иране достаточно много. Прежде всего, США в долгосрочной перспективе заинтересованы в возможности получать серьезные объемы нефти и газа из Ирана. Как и в случае с Ираком, США пытаются лишить Китай поставок нефти из крупнейшего нефтедобывающего региона. К этому можно добавить нежелание допустить Индию к осуществлению планов по строительству газопровода для получения газа из Ирана, а также стремление разрушить планы России по созданию газовой ОПЕК – организации стран с крупнейшими запасами газа, способной получить контроль над мировыми запасами голубого топлива.
В этой связи обострение отношений США с Ираном выглядит вполне оправданным. Периодически возникающие требования некоторых политиков не допустить появления ядерного оружия у Ирана четко укладываются в общую военно-политическую линию по смене режима в этой стране и установлению контроля над ее энергетическими ресурсами.
Достаточно противоречивой выглядит политика США в отношении Центральной Азии и Каспийского региона. С одной стороны, заметны серьезные успехи, с другой, очевидно, что с 2005 года США постепенно вытесняются из этого региона Россией и Китаем.
Стратегия США в отношении этого региона подразумевает достижение нескольких целей. США и их союзникам должен быть обеспечен гарантированный доступ к жизненно важным источникам энергетических ресурсов региона, позволяющий им (США) удовлетворить свои потребности. Международному терроризму в регионе должен быть нанесен сокрушающий удар. США также должны содействовать улучшению ситуации в политической и общественной среде стран, которые аккумулируют распространение терроризма, включая сохранение региональной стабильности в зоне «дуги нестабильности». Внешняя политика США «должна сделать управляемым рост амбициозного и все более влиятельного в регионе, но потенциально нестабильного Китая». Кроме того, США должны сделать все, чтобы «сдержать амбиции других держав, претендующих на доминирование в регионе, включая воинственный Иран и становящейся все более сильной и настойчивой Индию»
[18].
Однако реализации планов США всячески мешают Россия и Китай, для которых Центральная Азия является одним из наиболее важных мест приложения геополитических усилий. На пути замыслов Вашингтона постепенно возникают помехи в лице Шанхайской организации сотрудничества и Организации Договора коллективной безопасности. Именно поэтому одной из основных форм использования военной силы станет практика «цветных революций», инспирируемых США для установления удобных для себя режимов, которые успешно зарекомендовали себя в Восточной Европе и на постсоветском пространстве. Достаточно вспомнить классический пример смены политического режима в Азербайджане, когда в 1993 году при активном участии «Бритиш Петролеум» (British Petroleum) и британской разведки МИ-6 произошел переворот, в результате которого был свергнут президент Эльчибей и возвращен к управлению страной Гейдар Алиев.
Не меньший, а возможно и больший интерес для США представляют Казахстан, Узбекистан и Туркменистан. Казахстан обладает нефтью, а Узбекистан и Туркменистан – газовые государства. Ситуация с Казахстаном развивалась для западных стран, получивших режим наибольшего благоприятствования и даже не задумывавшихся о смене политического режима в этой стране, в позитивном ключе. Вплоть до 2007 года Казахстану прощались даже такие вещи, как решение Нурсултана Назарбаева стать пожизненным президентом. Однако после парламентских выборов, в результате которых пропрезидентская партия «Нур Отан» получила 100% мест, отношения начали охладевать, что также было связано и со стремлением государства требовать большей доли от разработки нефтегазовых месторождений.
С Узбекистаном ситуация для США складывается достаточно тяжело. После событий в Андижане в 2005 году, которые являлись, по сути, попыткой осуществления государственного переворота, страна стала с большим подозрением относиться к западным компаниям. Это был своего рода шанс для России закрепить в этом регионе.
Похожими являлись события в Туркменистане после смерти президента Сапармурата Ниязова, когда в политической элите произошли серьезные изменения. Однако Запад продолжил свое давление на это богатое голубым топливом государство. В марте 2007 года Туркменистан посетил представитель госсекретаря США по вопросам стран Южной и Центральной Азии Стивен Манн, который пытался убедить нового президента Гурбангулы Бердымухаммедова принять участие в строительстве транскаспийского газопровода, который мог бы соединить страны Центральной Азии с Турцией в обход России.
Все вышесказанное дополняют попытки США ослабить политические связи внутри СНГ за счет создания мелких межгосударственных объединений типа ГУУАМ (с выходом Узбекистана превращающийся в ГУАМ), а также Центрально-Азиатского союза (Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан), инициатива создания которого исходит от президента Казахстана. Это предложение возникло вследствие прохладного отношения стран-членов СНГ к идее Назарбаева о создании Евроазиатского союза и роста сомнений в эффективности ШОС после «цветной революции» в Кыргызстане в марте 2005 года, также поддержанной Соединенными Штатами.
Позиция США заключается в том, что России и Китай сознательно ведут пропаганду, заявляя о причастности разведсообществ Запада к революции в Кыргызстане с целью давления на президента Курманбека Бакиева по вопросу вывода авиабазы ВВС США с аэропорта «Манас». Однако после событий в Южной Осетии, где напрямую столкнулись интересы США и РФ, началось форсирование вопроса о выводе американских военных из Кыргызстана. И в ситуации балансирования между США и Россией Киргизия сделала выбор в пользу последней.
Наряду с закулисными манипуляциями, США предпринимают активные действия по наращиванию военно-политического влияния в регионе. С этим связана активная работа по созданию в Азербайджане сил специального назначения и военных баз, которые будут обеспечивать безопасность в прилегающем к Центральной Азии Каспийском регионе, а также по осуществлению программы «Каспийский страж»
[19].
11 апреля 2005 года газета «Уолл Стрит Джорнел» опубликовала статью, в которой было написано, что США намерены потратить на эту программу $100 млн.
[20]. Эта огромная сумма безусловно подчеркивает значимость региона для энергетической и военной безопасности США.
Программа направлена на создание системы наблюдения за воздушным и морским транспортом, сил быстрого реагирования на возникновение чрезвычайных ситуаций, включая нападения террористов на нефтяные объекты, в том числе трубопроводы, и пункты пограничного контроля
[21]. В связи с этим, а также с целью окружения Ирана военными базами, США намерены вовлечь в эту программу Азербайджан, Казахстан, Туркменистан, Узбекистан и Турцию
[22].
Очевидно одно – США пытаются вторгнуться в традиционную зону российского влияния, что затрагивает не только экономические интересы России, но и угрожает ее военной безопасности. Контроль над Центральной Азией может открыть дорогу на стратегический регион России – Урал. Более того, ни Китай, ни Индия не могут допустить закрепления в ЦАР США, так как это противоречит и их национальным интересам. Более того, с каждым годом Китай все активнее включается в борьбу за Центрально-Азиатский регион. Растут объемы поставок казахстанской нефти в Китай, появляется все большее количество возможностей по инвестированию в добычу углеводородов и строительство трубопроводов.
Все это не может не вызывать обеспокоенность со стороны России, поэтому в таких условиях и Россия начинает формулировать для себя новую задачу военной политики – обеспечение национальной энергетической безопасности.
В утвержденной Президентом Дмитрием Медведевым в мае 2009 года «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года», этим проблемам уделяется особое внимание. Главными стратегическими рисками и угрозами национальной безопасности в экономической сфере на долгосрочную перспективу названы потеря контроля над национальными ресурсами, ухудшение состояния сырьевой базы промышленности и энергетики. «Прямое негативное воздействие на обеспечение нацбезопасности в экономической сфере могут оказать дефицит топливно-энергетических, водных и биологических ресурсов, принятие дискриминационных мер и усиление недобросовестной конкуренции в отношении России, а также кризисные явления в мировой финансово-банковской системе», - отмечается в стратегии
[23].
Развитие отношений двустороннего и многостороннего сотрудничества с государствами-участниками СНГ является для России «приоритетным направлением внешней политики». При этом ОДКБ рассматривается в качестве «главного межгосударственного инструмента, призванного противостоять региональным вызовам и угрозам военно-политического и военно-стратегического характера…»
[24]. С этой же целью при участии Китая была создана Шанхайская организация сотрудничества. Подобные способы сотрудничества, в том числе и военного, должны будут эффективно обеспечивать безопасность России и ее партнеров в Центрально-Азиатском регионе.
Как говорится в Стратегии, в долгосрочной перспективе в мире обострится конкуренция за контроль над энергетическими ресурсами. В разделе «Современный мир и Россия: состояние и тенденции развития» разработчики документа перечисляют регионы, где противостояние может стать особенно заметным: «Внимание международной политики будет сосредоточено на обладании доступом к источникам энергоресурсов, в том числе на Ближнем Востоке, на шельфе Баренцева моря и в других районах Арктики, в бассейне Каспийского моря и в Центральной Азии»
[25].
«Не исключены решения возникающих проблем с применением военной силы – может быть нарушен сложившийся баланс сил вблизи границ РФ и границ ее союзников, возрастет риск увеличения числа государств – обладателей ядерного оружия», - говорится в документе
[26].
Таким образом, впервые в Стратегии национальной безопасности тезис о возможном применении военной силы для отстаивания национальных энергетических интересов получил официальное закрепление.
Одним из ключевых для нас положений Стратегии является следующее: «В интересах обеспечения национальной безопасности в среднесрочной перспективе развиваются конкурентоспособные отрасли экономики и расширяются рынки сбыта российской продукции, повышается эффективность топливно-энергетического комплекса, расширяется использование инструментов государственно-частного партнерства для решения стратегических задач развития экономики и завершения формирования базовой транспортной, энергетической, информационной, военной инфраструктуры, особенно в Арктической зоне, Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Российской Федерации»
[27].
И это не случайно. Арктический регион начинает привлекать к себе все большее внимание со стороны США, России и части западных стран. Это связано с уникальным географическим положением, а также огромными запасами углеводородов – около 13% неразведанных мировых запасов нефти и 30% оценочных мировых запасов газа. Технологический прогресс и глобальное потепление делают планы по добыче здесь полезных ископаемых реальными и рентабельными.
Кроме этого, Арктика имеет и военно-стратегическое значение. Через ее территорию проходят кратчайшие морские и воздушные маршруты, соединяющие Северную Америку и Евразию. Все это и объясняет рост военной активности приарктических государств.
Милитаризация Арктики становится реальностью: сначала об этом заявило НАТО, а чуть позже и Россия. В конце марта был опубликован документ под названием «Основы государственной политики РФ в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу», который был принят 18 сентября 2008 года. В документе, в частности, говорится: «В сфере военной безопасности, защиты и охраны государственной границы РФ необходимо создать группировку войск общего назначения Вооруженных сил РФ, других войск, воинских формирований и органов, в первую очередь пограничных органов, в Арктической зоне РФ, способных обеспечить военную безопасность в различных условиях военно-политической обстановки»
[28]. Также в данном документе указывается, что главными целями и стратегическими приоритетами геополитики России в Арктике является «обеспечение благоприятного режима в российской Арктической зоне, включая поддержание необходимого боевого потенциала группировок войск общего назначения Вооруженных сил РФ, других войск, воинских формирований и органов в этом регионе»
[29].
Россия была не первой страной, заявившей о намерении направить военные формирования в Арктику. 29 января 2009 года генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Схеффер на встрече с командным составом НАТО в Рейкьявике заявил, что в условиях потепления климата, таяния льдов и открытия новых транспортных путей альянс будет нуждаться в военном присутствии в Арктике. «Ожидать военного конфликта (в Арктике) – это последнее дело, однако там будет военное присутствие», – признал Схеффер
[30].
Норвегия, Дания и Канада наряду с США также активно включились в борьбу за Арктику. Как сообщила 23 марта газета «Оттава ситизен» (
Ottawa Citizen), канадские вооруженные силы приступили к созданию крупного соединения, специально предназначенного для операций в Арктике
[31].
Многие аналитики считают источником такого повышенного интереса к Арктическому региону установку на дне Северного Ледовитого океана российского титанового флага. Это был жест, закрепивший своего рода претензии России на исключительное право владения и разработку богатств Арктики. Все это, совместно с возобновлением ВМФ РФ морского и ВВС РФ воздушного патрулирования, в том числе и арктического пространства, вызвало настороженность и даже обеспокоенность со стороны США, Канады и ряда европейских государств.
Однако на самом деле все началось еще задолго до установки российского флага. На протяжении последних двух десятилетий Норвегия и Канада вели активную деятельность в Арктике в надежде расширить свой континентальный шельф. Возвращение же в Арктику России было воспринято очень негативно и с явным раздражением.
Конференция министров иностранных дел стран, предъявивших свои права на Арктику, прошедшая в конце мая 2008 года в Гренландии, в городе Илуллисат, стала важным событием в вопросах развития региона. Главным результатом стало принятие декларации, в которой однозначно указывалось на то, что страны арктического региона не видят необходимости в новом режиме управления Северным Ледовитым океаном и будут продолжать сотрудничать на основе существующих норм международного права, а именно – Морской конвенции. Незадолго до этой конференции в Европейском Союзе звучали призывы к выработке новых норм и конвенций по управлению арктическим регионом. Более того, новые правила были бы на руку НАТО, которое смогло бы действовать активнее в отношении Арктики. Однако принятая в Илуллисате декларация наверняка разочаровала Североатлантический альянс.
Подтверждение действующих норм международного права на какое-то время несколько замедлило «гонку за Арктику», однако не только для приарктических стран, но и для того же НАТО очевидно, что необходимо действовать быстро и решительно, не давая возможности России укрепить свои позиции в этом регионе.
Нельзя отрицать, что у таких стран-членов НАТО как Норвегия и Дания есть национальные интересы в Арктике, но возникает вопрос о том, причем здесь НАТО в целом. По мнению постоянного представителя РФ при НАТО Дмитрия Рогозина, альянсу «нечего делать в Арктике», так как он «не в силах растопить арктические льды»
[32].
Но очевидно то, что НАТО не станет учитывать его мнение. Последние известия о том, что Россия намерена создать в Арктике группировку войск, скорее всего, подстегнет альянс к ответным действиям.
Несмотря на это, начальник Генштаба Вооруженных сил РФ генерал армии Николай Макаров во время визита в Абу-Даби твердо заверил, что Россия ответит на любые попытки милитаризации Арктики.
Однако по утверждениям ученого Артура Чилингарова, «только наша страна обладает уникальной техникой, способной на высоком уровне решать различные задачи в экстремальных арктических условиях. Например, ничто не может сравниться с нашим ледокольным флотом по мобильности и эффективности»
[33].
В настоящее время работу в Арктике проводят лишь российские и норвежские компании при значительной поддержке своих государств. «Газпром» занимается проектом разработки гигантского газового месторождения «Штокман» в Баренцевом море, стоимость которого может превысить $40 млрд. Окончательное решение о начале проекта должно быть принято к началу 2010 года. Норвежская «Стат-ойл-Гидро» (StatoilHydro) разрабатывает за Полярным кругом нефтегазовое месторождение «Снохвит» (Snohvit – «Белоснежка»). Стоимость начальной стадии проекта уже подскочила с $5,1 до $7,7 млрд из-за проблем с оборудованием. У северного побережья Аляски несколько компаний, включая «Роял Дач Шелл» (Royal Dutch Shell), изучают возможность разведки месторождений в ледяных водах Чукотского моря и моря Бофорта.
Таким образом, видно, что Арктика становится новым конфликтным регионом, в котором уже столкнулись и будут сталкиваться энергетические и военно-политические интересы ведущих государств мира. Наряду с этим напряженность будет сохраняться и в ряде традиционных богатых энергоресурсами регионов – Ближний Восток, Центральная Азия, Латинская Америка.
В условиях нарастающей нестабильности в мире, а также в связи с ограниченностью и исчерпаемостью основных энергоресурсов, обеспечение энергетической безопасности становится одной из наиболее важных задач высокоразвитых государств. В связи с расширением географии добычи энергоресурсов и возрастанием количества угроз энергетической безопасности высокоразвитых государств многократно повышается. В современных условиях к ним можно отнести как действия повстанцев в Африке, так и террористические нападения на месторождения добычи нефти и транспортные сети в большинстве регионов мира.
Потенциальная нехватка углеводородов вызывает стремление контролировать богатые энергетическими ресурсами регионы, что побуждает государства использовать военную силу в том или ином виде, начиная от военной интервенции и заканчивая созданием военных союзов и коалиций, призванных обеспечить в том числе и энергетическую безопасность этих группировок.
Постепенно контроль над энергетическими ресурсами становится одним из наиболее важных показателей государственной мощи. США, Китай и Россия стремятся обеспечить свою энергетическую безопасность, в том числе военными средствами. Более того, США и Китай стремятся к единоличному мировому лидерству, что невозможно без эффективного контроля за региональной, а возможно и мировой энергетической инфраструктурой. США, Россия, Китай и Индия – это, скорее всего, те страны, которые будут определять развитие энергетической ситуации в мире в будущем.
Все это провоцирует активизацию военной политики этих государств. Только в одних случаях она более агрессивна и направлена на приобретение влияние в богатых энергоресурсами регионах, а в других – направлена на сохранение status quo и упрочнение собственных, уже приобретенных исторически позиций.
Россия, будучи одним из крупнейших производителей и экспортеров энергоресурсов активно включилась в процесс отстаивания собственных энергетических интересов, в том числе и военными целями, так как без этого обеспечить национальную безопасность в современных мировых условиях невозможно.
[1]Статья разработана при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Военная политика ведущих государств мира в начале XXI века как инструмент формирования многополярного мира», проект 09-03-00812 а/р
[2]Клименко А.Ф. Энергетические факторы в военной политике государств Евразии // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии под ред. А.В. Торкунова. Москва, 2007. С.197.
[3] Цит. по Калашников М. Война за ресурсы, а не за идеи // www.rpmonitor.ru 19.11.2008.
[6] Official Energy Statistics from the U.S. Government // Energy Information Administration.
[8] Update on Chinese coal import and export in 2008 // http://steelguru.com/news/index/2009/02/13/ODIzOTQ%3D/Update_on_Chinese_coal_import_and_export_in_2008.html
[9] World Energy Outlook 2007 // http://www.iea.org/textbase/nppdf/free/2007/weo_2007.pdf
[11] Facing the Hard Truths about Energy – A Comprehensive View to 2030 of Global Oil and Natural Gas (2007) // http://downloadcenter.connectlive.com/events/npc071807/pdf-downloads/NPC-Hard_Truths-Ch1-Demand.pdf
[12] http://www.prime-tass.ru/news/show.asp?id=684918&ct=news
[13] Кашин В. Нужно много газа // Ведомости. 23.05.2007.
[14] По данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), в 1999-2000 годах из 27 крупных военных конфликтов только два были межгосударственными.
[15] Боровский Ю. Политизация мировой энергетики // Международные процессы. Том 6. 1. 2008.
[16] Австралия призналась в интересе к иракской нефти // Коммерсант Власть. 09.07.2007.
[18] Цит. по Нураков Н. Милитаризация внешней политики США и их интересы в Центральной Азии // http://www.easttime.ru/analitic/1/199.html
[19] Клименко А.Ф. Энергетические факторы в военной политике государств Евразии // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии под. ред. А.В. Торкунова. Москва, 2007. С.211.
[20] http://www.globalsecurity.org/military/ops/caspian-guard.htm
[21] Клименко А.Ф. Энергетические факторы в военной политике государств Евразии // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии под. ред. А.В. Торкунова. Москва, 2007. С.212.
[22] C. Cummins. As Threats to Oil Supply Grow, A General Says U.S. Isn't Ready // http://www.secureenergy.org/site/page.php?node=364&id=7
[23] Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года // http://www.scrf.gov.ru/documents/99.html
[28] Основы государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу // http://www.scrf.gov.ru/documents/98.html
[30] Цит. по Арктика вооружается // http://www.novopol.ru/text65131.html 02.04.2009.
[33] Глава Генштаба пообещал ответить НАТО на милитаризацию Арктики // Известия. 24.02.09.