К РАЗОРУЖЕНИЮ ЧЕРЕЗ СОВМЕСТНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ[1]
В.Е. Ярынич, кандидат военных наук,
ведущий научный сотрудник
Института США и Канады РАН
e-mail:
Аннотация.В статье рассматривается новый подход к оценке взаимного ядерного сдерживания между США и Россией, и затем между всеми ядерными странами, основанный на совместном моделировании сценариев гипотетической ядерной войны. Показывается, что глубокие сокращения ядерных арсеналов возможны, если ядерные силы сторон находятся в пониженной боевой готовности. Главным условием корректной оценки сдерживания является открытость совместных исследований, включая саму модель, комплект исходных данных и получаемые результаты.
Ключевые слова: ядерные силы, готовность, модель, исходные данные, открытость, совместные исследования.
To Disarming Through Joint Modeling
Valery Y. Yarynich
Candidate of military sciences, Leading fellow,
Institute for the U.S. and Canadian Studies, Russian Academy of Sciences
e-mail:
Annotation. This article describes the new approach to assessment of mutual nuclear deterrence between the U.S. and Russia (and then – between all nuclear states), based on joint modeling scenarios of hypothetical nuclear war. It’s shown that deep cuts of nuclear arsenals are possible when nuclear forces of sides are at reduced combat readiness. Main condition of correct assessment of deterrence is openness of this joint research, including the model itself, set of initial data, and results.
Key words: nuclear forces, readiness, model, initial data, openness, joint research.
Мировые лидеры не устают повторять, что ядерная война не может быть рациональным выбором, но, тем не менее, сотни стратегических ракет в Соединенных Штатах и России остаются в готовности к пуску в течение одной-двух минут. Этот взведенный курок (hair trigger) может внезапно сработать вследствие технического дефекта, ошибки дежурного расчета на командном пункте ядерных сил или террористической диверсии. Американский или российский президент окажутся в уникальном критическом цейтноте для ответа на гамлетовский вопрос «что делать?», если на экранах системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) внезапно появится сигнал о ракетной атаке против его страны. В 1962 г. мир избежал глобальной войны во многом благодаря очень низкой боевой готовности нарождающихся ядерных сил сторон. Теперь ракеты стали излишне совершенными, поэтому продолжение их дежурства в наивысшей готовности к быстрому пуску есть очевидный нонсенс.
Взгляд внутрь этой странной ситуации и необходим, и возможен. Информация о ядерных силах всех стран мира опубликована сегодня в деталях, в том числе в Интернете. Однако, для того чтобы изучить проблему так тщательно, как требуется, лучше использовать более широкий диапазон исходных данных, включая условные. Так что проблемы с их секретностью для такого исследования не существует.
Важно не только увидеть какие-то цифры, но и понять, насколько необходимо продолжать игру с огнем. Проведенные в последние годы исследования показали, что реализация важной идеи понижения готовности ядерных сил США и России, или «де-алертинга» (от амер. de-alerting), вполне возможна без ущерба для национальной безопасности сторон как при сегодняшних, так и при более низких уровнях ядерных арсеналов.
1. Главные особенности подхода к оценке сдерживания.
Дальнейшее сокращение ядерных потенциалов США и России, объявленное президентами Медведевым и Обамой важной целью двух правительств, будет невозможно (или серьезно затруднено), если не организовать совместную количественную оценку сохранения взаимной безопасности сторон и, в целом, стратегической стабильности в мире.
Ранее, при наличии у США и России по 10-12 тыс., а затем по 6 тыс. ядерных боезарядов, было допустимо сокращать арсеналы практически «вслепую». Однако с приближением к рубежу в одну тысячу встает вопрос о сохранении национальной безопасности. Не проскочим ли критический рубеж? Каков он по величине? Во всяком случае, здесь уместно вспомнить слова Кельвина: «Если мы не можем измерить явление количественно, то мы не знаем о нем ничего».
Трудности, с которыми столкнулись наши страны при подготовке Договора СНВ-3, были вызваны, кроме всего прочего, отсутствием такой совместной оценки. Без нее взаимное ядерное сдерживание, которое по определению является двусторонним понятием, не может работать, тем более при сегодняшних, уже довольно низких уровнях арсеналов. Некоторыми экспертами эта проблема называется «дефицитом доверия» к надежности ядерного сдерживания. В таких условиях предстоящая ратификация парламентами двух стран Договора СНВ-3 может опять вылиться в чисто политические дебаты сторонников и противников разоружения, не подкрепленные фактическими цифровыми данными.
Интересно отметить, что в «Совместном понимании» президентов Медведева и Обамы от 6 июля 2009 г. содержалось поручение включить в предстоящий новый договор по СНВ положение относительно подсчета предельных уровней ядерных боезарядов и носителей. Фактически получилось так, что сначала лидеры задали конечные цифры, а потом эксперты разработали под них обоснование. Вряд ли при дальнейших сокращениях такой метод будет приемлем.
Предлагаемая совместная оценка взаимного ядерного сдерживания должна производиться с помощью единой модели или комплекса моделей, позволяющих получать количественную меру основного показателя надежности сдерживания – риска первой ядерной атаки одной стороны против другой.
Идея моделирования ядерной войны далеко не нова. Существует множество как аналитических, так и статистических моделей, используемых в официальных структурах или применяемых для анализа независимыми экспертами. К сожалению, мы ничего не знаем о характере и содержании моделей, использованных Генеральным штабом и Пентагоном для обоснования цифр в Договоре СНВ-3. Сам факт засекречивания официальных моделей по данной проблеме вызывает недоумение. Во-первых, сама модель как инструмент не может быть секретной. Во-вторых, все исходные данные, необходимые для решения задачи: количество и типы ядерных средств разных стран, их характеристики, дислокация и т.д. –уже имеются в Интернете и других открытых источниках. В-третьих, без демонстрации модели невозможно убедить кого-либо в корректности полученных с ее помощью результатов.
С открытыми (несекретными) моделями для анализа исходов ядерной войны (причем не только военно-стратегических результатов, но также и экологических последствий) дело обстоит лучше. Однако большинство этих моделей являются односторонними: каждую из них использует только одна сторона, будь то Америка, Россия или другое государство. Мало моделей, применяемых при международных оценках исходов ядерной войны.
В исследовании, которое проводилось в последние годы с участием автора этих строк, была предложена модель, позволяющая обосновать возможность одновременного решения двух важнейших на сегодня задач в сфере ядерных вооружений:глубокого сокращения размеров ядерных сил ипонижения их готовности. Первое необходимо для более решительного движения к «Глобальному Нулю», а второе может полностью устранить угрозу случайной или спровоцированной ядерной катастрофы.
Администрация Барака Обамы в своем недавнем Обзоре ядерной политики США (Nuclear Posture Review) не решилась признать понижение готовности ядерных сил необходимым. Осторожность администрации была обоснована тем, что если обе стороны примут такой статус, то у каждой из них будет соблазн получить стратегическое преимущество путем быстрого и скрытного восстановления готовности своих ракет.
Однако такая причина является надуманной. В нашем исследовании показано, что построение каждой из группировок ядерных сил США и России в два эшелона с разной степенью понижения готовности может обеспечить устойчивое взаимное сдерживание. При этом первый эшелон, с малой степенью де-алертинга (несколько часов), должен состоять на обеих сторонах только из шахтных моноблочных МБР (в США – Минитмен III, в России – Тополь-М и др.). Таким путем обеспечивается максимально возможная симметрия сил «передней линии обороны», иными словами, устраняется главное препятствие – асимметрия между американскими и российскими силами в целом, которое долгие годы было камнем преткновения на пути к снижению опасного уровня противостояния двух ядерных сверхдержав. Попытки сделать другую устойчивую схему первого эшелона, например с наличием в нем подводных ракетных крейсеров, ни к чему не приведут, так как здесь не обеспечивается симметрия: единичным ядерным ударом можно, в принципе, уничтожить всю подводную лодку вместе с большим количеством боезарядов на борту.
Конечно, американские официальные структуры восприняли бы предложение о схеме первого эшелона только с шахтными МБР без особого энтузиазма. Морской компонент является ядром стратегических наступательных сил США, а военно-морской флот в целом – традиционным предметом гордости американцев. И тем не менее, имеет смысл предложить им нашу схему. Интересно, какие доводы они смогли бы привести против нее в пользу «субмарин».
Ценность идеи эшелонирования видится в том, что внезапная атака первого эшелона против своего «визави» бессмысленна, ибо у атакующей стороны имеется всего по одной ядерной боеголовке для каждой ракетной шахты противника, что не обеспечивает полное подавление его первого эшелона. Во всяком случае, этот ограниченный и не очень эффективный удар заведомо не решает главную задачу нападения – не обеспечивает окончательную победу. Возмездие за первый удар можно осуществить даже уцелевшими ракетами первого эшелона страны-жертвы, не говоря уже о том, что с началом войны будут немедленно приводиться в готовность вторые эшелоны ядерных сил, что значительно усиливает общий сдерживающий эффект.
Далее. При анализе оптимальных схем построения эшелонов ядерных сил следует учитывать также наличие у сторон, по крайней мере у США, определенной части стратегических ракет в обычном оснащении (согласно концепции Глобального Удара). Это может несколько видоизменить схему. Кроме того, представляется, что приведение в готовность всех сил второго эшелона лучше осуществлять синхронно, а не по частям. Тогда страна-жертва может применить все сохранившиеся ракеты в ответном ударе залпом или несколькими залпами, что является наихудшим сценарием для системы ПРО атаковавшей стороны.
Во всех рассматриваемых сценариях ядерной войны единственно верным подходом к выбору характера действий сторон должен быть такой: атакующая первой сторона наносит «противосиловые» удары (то есть по первому и второму эшелонам ядерных сил страны-жертвы), а страна-жертва отвечает возмездием по городам агрессора. В США и России часто обсуждаются различные гипотетические варианты «разумной», «ограниченной», «поэтапной» и т.п. ядерной войны. Например, доказывается, что необязательно отвечать ядерным возмездием по городам противника в случае первой атаки по своим ядерным силам. Такие дебаты совершенно бесполезны. Просто потому, что при моделировании любого сценария надо представлять себя «в шкуре» потенциального агрессора: как он оценивает свой риск, и что он должен ожидать, как наихудший исход своей авантюры. Конечно, этим наихудшим исходом является удар по его городам, и он обязан думать, что страна-жертва поступит именно так. Во всяком случае, эмпирических данных по такому вопросу Земля еще, слава Богу, не имеет.
2. Взаимосвязь сокращений ядерных сил, понижения их готовности, наличия противоракетной обороны и других факторов.
Понижение готовности ядерных сил будет способствовать сокращению ядерных арсеналов.
Вывод достаточно неожиданный, и его, конечно, надо подтверждать в дальнейшем результатами моделирования. Однако предварительные оценки показывают, что Россия и США могли бы без ущерба для национальной безопасности уже сегодня сократить свои арсеналы до 1000 стратегических боезарядов. Конечно, при условии, что все остальные члены ядерного клуба не будут наращивать свои ядерные силы.
Шаг с 1550 боезарядов, предусмотренных договором СНВ-3, до 1000 целесообразен еще и по экономическим соображениям: при снижении количества боезарядов России легче решать такие проблемы, как продление технического ресурса существующих комплексов и всей инфраструктуры, а также восполнение парка вооружений новыми ракетами.
В Договоре СНВ-3 в отношении ядерных боезарядов и носителей применяются такие термины, как «развернутые» и «неразвернутые». Представляется, что все боезаряды и носители, которые будут находиться в пониженной готовности (в де-алертинге), должны считаться как «развернутые». А те, что находятся на складах, на ремонте, доработках и т.п., будут считаться «неразвернутыми». Во всех сценариях ядерной войны модель оперирует лишь с «развернутыми» вооружениями. Как относиться при этом к наличию у сторон определенных запасов «неразвернутых» средств – вопрос особый и требует пояснения при любом моделировании.
Проблематика тактического ядерного оружия, пожалуй, для России чувствительнее, чем для любой другой ядерной страны (из-за заметного превосходства Китая и НАТО в обычных вооруженных силах). На следующем этапе возможно достижение договоренности между США и Россией о лимитах на смешанный состав ядерных боезарядов – стратегических и тактических. Скажем, в рамках той же одной тысячи нам можно будет иметь 800 стратегических и 200 тактических зарядов, а американцам – 900 и 100 соответственно. Ядерные боезаряды, не входящие в зачет этой тысячи, должны быть ликвидированы. На каждой стороне можно будет оставить небольшой стандартный запас на случаи ремонта, регламентов технического обслуживания и т.п. Конечно, определение приемлемых составов смешанных ядерных группировок остается трудным вопросом и возможно лишь при достижении соответствующих партнерских отношений со всеми заинтересованными странами.
Фактор противоракетной обороны, несомненно, является сегодня основным для оценки возможных глубоких сокращений ядерных арсеналов. Во всяком случае, Президент России Д.А. Медведев прямо связал наши шаги к «ядерному нулю» с ограничением систем противоракетной обороны. Он сказал о некоем пороге в развитии ПРО США. Если американцы его перешагнут, Россия будет вправе выйти из Договора СНВ-3 и чуть ли не повернуть процесс разоружения вспять.
Но когда наступит этот порог и каков он должен быть в конкретных цифрах? Никаких официальных ответов на этот вопрос пока нет. Здесь нельзя обойтись без моделирования, причем в модели по оценке ядерного сдерживания обязательно должны учитываться все этапы и все сегменты систем ПРО, «съедающие» соответствующие части облака ядерных зарядов в ударе возмездия.
Предварительные оценки показывают, что наличие у США даже таких «продвинутых» перехватчиков ПРО, как SM-3 Block 2B, планируемых к развертыванию к 2018 г. и (якобы) способных поражать наши стратегические ракеты и боеголовки, не смогло бы гарантировать полную защиту американских городов от ядерного возмездия в случае первой атаки против России. Правда, число этих и других перехватчиков должно быть ограничено, а насколько – будет зависеть от других факторов, включая размеры и построение самих ядерных сил, воздействие всех неядерных (conventional) ударных средств, особенности исследуемого сценария и т.д. Эту оценку вполне может дать моделирование, проводимое совместно американскими и российскими экспертами с использованием открытых данных, в том числе и по системам ПРО.
Учесть «фактор ПРО» можно не только его прямым включением в модель ядерной войны. Есть и другой путь – это сотрудничество России с США, НАТО и другими странами по всему комплексу вопросов противоракетной обороны. Конечным результатом такого сотрудничества хотелось бы видеть достижение соглашения с заинтересованными сторонами о совместном управлении едиными системами ПРО, направленными на предотвращение и нейтрализацию возможных ракетных атак со стороны стран-изгоев и террористических группировок. Но и в этом случае оценка эффективности совместных систем ПРО и управления ими может тоже быть проведена с использованием соответствующих моделей.
Одним из ключевых условий глубоких сокращений ядерных вооружений является открытость в оценках взаимного сдерживания. При подготовке Договора СНВ-3 российские официальные эксперты исходили из требования, что сохранившиеся после первой атаки ядерные силы должны быть способны нанести удар возмездия не менее чем по нескольким сотням американских городов. Заметим, что такое требование выдвигалось со стороны потенциальной страны – жертвы нападения (России). Но правильно ли так делать? Не корректнее ли при оценке сдерживания брать за основу мнение той стороны, которую мы хотим сдержать, в данном случае Америки? Такой подход, представляющийся нам единственно верным, требует от сторон проводить обмен оценками сдерживания и их согласование. Если же эти оценки вынести из закрытых кабинетов Генерального штаба и Пентагона на суд общественности, то достаточный уровень сдерживания будет равен, скорее всего, не нескольким сотням, а только единицам городов, которым грозит уничтожение. А это значит, что в сокращении вооружений есть огромный резерв: чем ниже будет планка допустимого риска первой атаки, тем меньшими могут быть ядерные арсеналы сторон. Но без открытых количественных оценок сдерживание или совсем не работает, или работает только на слепом страхе перед неизвестностью, – довольно шаткой основе, особенно при низких уровнях арсеналов сторон.
Таким образом, стремление наших двух стран к совместным оценкам взаимных угроз обоснованно и целесообразно. Это лучше, чем показывать друг другу кулак в кармане, пусть даже ядерный. Открытость позволила бы доказать, что размеры этих «ядерных кулаков» могут быть гораздо меньшими, чем сейчас, при сохранении устойчивого стратегического равновесия.
И еще одно существенное замечание. Не стоит смешивать упомянутый выше подход к оценке сдерживания с мерами, которые позволили бы придти к полному ядерному нулю – Global Zero. Это две большие разницы. «Нуль» – это мечта, популярный сейчас лозунг, высокая цель, и тому подобное, и как достигнуть его не знает пока никто. Путь к нулю будет долгим, и на этом пути вехами являются последовательные сокращения арсеналов. Цель изложенных выше предложений состоит в достижении разумного минимума ядерных вооружений, обеспечивающего одновременно и национальную безопасность (через сохранение взаимного сдерживания), и надежную защиту (через понижение готовности ядерных сил) от случайной или спровоцированной ядерной катастрофы.
3. Некоторые детали моделирования ядерного обмена.
3.1. Что сдерживает?
Главная задача при двухполярном варианте модели – выявить из массива результатов конфликта, при достаточно большом числе симуляций (розыгрышей) каждого из его конкретных сценариев, те случаи возмездия (пусть и не очень частые), когда оно достаточно велико или просто неприемлемо для потенциального агрессора по своей величине (ущербу). Очевидно, что получаемые при этом даже весьма низкие значения вероятности таких случаев возмездия имеют решающее влияние на оценку эффективности сдерживания.
Другими словами, задача исследования состоит не в показе наиболее вероятных (частых при моделировании) случаев возмездия, когда величина возмездия может быть относительно низкой. (Именно это происходит сегодня при оценках по существующим методикам и ведет к страхам и спекуляциям.) Суть сдерживания состоит в доказательстве принципиальной возможности большого (заведомо неприемлемого) ущерба даже при малых исходных уровнях ядерных арсеналов. Пусть такая возможность маловероятна, но она существует, и это возможность получить неприемлемый ущерб со стороны жертвы. Сейчас такая перспектива ощущается только интуитивно. Совместное моделирование по предлагаемому подходу позволит перейти на язык цифр и оценивать шаги по ядерному разоружению более реально.
Приведем условный пример.
Пусть страна-жертва (назовем ее стороной В) имеет на боевом дежурстве 500 ядерных боезарядов. После тысячи симуляций одного из сценариев конфликта она смогла в 950 случаях нанести агрессору (стороне А) удар всего в 3-4 блока, но в 50 случаях – удар с величиной, не меньшей 300 блоков. Для нападающей стороны А плохи обе перспективы. Правда, по первой перспективе она еще может допустить споры о степени ущерба для себя («3-4 ядерных взрыва на своей территории – это много или мало?») Что касается второго типа исхода, то риск гигантского по величине ущерба с вероятностью в 5% [P(N>300) = 0,05] является достаточно убедительным, отрезвляющим аргументом при разумном прогнозировании результата нападения, ибо даже малый риск неприемлемого ущерба недопустим – по самому определению слова «неприемлемый». Разумное прогнозирование предполагает открытое изложение его результатов, и какая-либо келейность в принятии решений на их основе исключается.
3.2. «Тупик» и выход из него.
Один вопрос приводит в замешательство экспертов при обсуждении природы сдерживания: как сторона А может в ходе нападения оценить ущерб, реально нанесенный ею стороне В? «Хватит» или еще «добавить»? Ведь нельзя же полагаться только на предварительно проведенные теоретические расчеты достаточности той или иной мощности первого удара, желательно бы знать его результат. Но как? И знать надо как можно быстрее, пока противник не «очухался». Даже неэксперту понятна вся техническая сложность однозначного определения стороной А, например с помощью космических средств, сохранила ли после удара конкретная шахтная пусковая установка стороны В способность к пуску ракеты или нет. Особенно если сторона В создавала помехи средствам наблюдения стороны А или даже хуже (можно додуматься и до такого!) – если сторона В еще в мирное время объявила, что она создала у каждой пусковой установки средства имитации ее полного поражения, чтобы сбить потенциального противника с толку и лишить его надежды на объективный анализ результатов нападения.
Тупик? Да, но только, если сторона А действует по сегодняшним методикам: если она прогнозировала какой-то фиксированный, точечный результат ущерба стороне В (например, вывести из строя до 97% целей) и, соответственно, надеется в ходе нападения определить, достигнута эта цель или нет. Но это – тупик, созданный самой стороной А из-за неверного в принципе методического подхода. Ошибка состоит в том, что она планировала реальное, обязательное достижение фиксированного (97%), или что-то около этого (96-98%), результата.
Если же применить вероятностный подход, то никакого тупика нет, как нет и самого вопроса о необходимости проверки результата нападения. Потому что модель покажет большое разнообразие возможных результатов возмездия, включая и очень неожиданные для плановщиков. Рассматриваться должны не отдельно взятые, а все результаты моделирования. И когда сторона А получит очень плохие для нее прогнозы нападения, то есть случаи неприемлемого возмездия, она просто откажется, за ненадобностью, от мысли об апостериорной оценке каких-то других, более удачных (хотя и тоже возможных) результатов, а значит, не будет ни выдумывать для этого новые технологии, ни создавать соответствующие средства, ни строить опасные планы.
3.3. Исходные данные модели.
При определении комплекта средств воздействия на ядерные силы противника и на систему управления ими особое внимание следует обращать на новейшие (и перспективные) средства. Прежде всего, это высокоточное оружие (ВТО). Можно найти приемлемые способы задания открытых (или условных) исходных данных по этим средствам, не нарушая безопасность стороны – обладателя этого оружия.
По мнению некоторых экспертов, системы ВТО США в перспективе могут стать для ядерных сил России и других стран не меньшей опасностью, чем американская ПРО. Роль ВТО с неядерным оснащением в стратегическом балансе будет возрастать по мере повышения его эффективности, а также с расширением его географии. При вводе исходных данных по ВТО в модель главными параметрами должны быть время доставки его к цели (время удара) и вероятность поражения того или иного типа цели, то есть те же самые данные, что и для ядерных средств нападения.
В модели следует максимально учитывать факторы, наиболее существенно влияющие на эффективность действий нападающей стороны А. Назовем их внешними факторами (Exterior Factors). Они определяются как возможными собственными сбоями стороны А в ходе нападения, так и защитными действиями стороны В. Подчеркнем, что должны быть заданы, по возможности, реальные исходные данные об эффективности действий нападающей стороны А, – что важно для точности конечной оценки сдерживания, то есть вероятности возмездия со стороны В. (Конечно, все исходные данные о стороне В не меньше влияют на конечный результат моделирования, но о порядке их задания сказано уже достаточно подробно во многих источниках.)
При вводе данных о стороне А важно четко разделить две вещи: человеческий фактор и технические причины.
а) Человеческий фактор (решимость, компетентность, информированность, психология, поведение в экстремальных условиях и т.п.) практически не подлежит моделированию, и поэтому в предлагаемом подходе вероятность его нормального срабатывания за нормативное время равна единице, то есть люди приняты за автоматы. Такое допущение сделано для действий людей на стороне В, и логически это вполне оправдано: при правильном прогнозировании противостоящая сторона А обязана предполагать худший для себя вариант, а не рассчитывать на какие-то ошибки в действиях оппонента. Например, прогнозируя время принятия решения на ответный ядерный удар политическим руководством стороны В или строя предположение «решится ли расчет на командном пункте стороны В провести пуск ракет или нет?» Разумно считать, что «решится» и что выполнит он это за рутинное технологическое время.
При моделировании действий людей на стороне А предлагаемый подход кажется на первый взгляд неправильным: ведь сторона А должна и здесь тоже рассчитывать на худшее для себя. А это значит, что она не может вводить в модель человеческий фактор (на стороне А) по принципу автомата. Она должна считаться с тем, что некоторые командующие на различных уровнях и отдельные расчеты дрогнут в решающий момент и не выполнят приказ на удар по стороне В. Значит, удар А получится слабее запланированного, а возмездие со стороны В, соответственно, сильнее.
Однако указанную трудность можно преодолеть. Первым вариантом моделирования для каждого сценария должен быть «идеальный» вариант, то есть с людьми-автоматами и на стороне А (на стороне В действия людей считаются автоматическими во всех вариантах). Если при таком условии возмездие для стороны А получится неприемлемым, то оно будет заведомо больше и тоже неприемлемо в более плохих вариантах, с живыми (неисполнительными) людьми на командных пунктах. Поэтому все другие («неавтоматические») варианты данного сценария моделировать просто незачем. Есть уверенность, что так и будет, потому что принцип оценки результатов моделирования через возможность недопустимого возмездия должен с большим запасом обеспечивать надежное сдерживание даже при «идеальных» вариантах нападения.
Но если все же результат варианта с людьми-автоматами не удовлетворит исследователей с точки зрения надежности сдерживания (то есть возмездие, получаемое стороной А, будет для нее мало «убедительным»), то можно вводить на стороне А коэффициент неисполнительности. Какой процент невыполнения приказа вводить в модель, однозначно сказать трудно, но эта трудность не относится к модели: при моделировании можно будет перебрать для каждого из сценариев несколько вариантов с различной степенью неисполнения приказа в атакующих силах стороны А и затем сравнить полученные результаты.
б) Относительно проще учитывать чисто технические причины, влияющие на эффективность атакующих действий стороны А. Они могут быть заданы в модели величиной вероятности срабатывания, известной из практики или записанной в технических требованиях. К техническим внешним факторам, которые желательно выявлять и вводить в модель, могут быть отнесены на нападающей стороне А:
- вероятность доведения приказа руководства стороны А на атаку против стороны В до каждого исполнительного звена (ударного средства), в том числе в условиях противодействия стороны В работе системы управления стороны А;
- вероятности выживания ударных средств стороны А к моменту получения приказа на атаку (в сценариях с периодом ограниченных военных действий до начала глобального конфликта);
- коэффициенты технической готовности ударных средств А;
- собственно коэффициенты боевой эффективности (КБЭ) ударных средств А (техническая вероятность поражения «чистой» цели, то есть без учета ее защиты внешними средствами).
На первых этапах моделирования для упрощения можно задавать уже заранее интегрированные по указанным параметрам данные по эффективности ударных средств, то есть вложить доведение приказа, выживание, техническую готовность и КБЭ в обобщенную вероятность поражения конкретным ударным средством конкретной цели за заданное (с учетом расстояния между ними) время.
Аналогичный подход может быть использован и для данных по радиоэлектронному воздействию стороны А на систему управления В, с интегрированными вероятностями нарушения соответствующих каналов управления ядерными силами В.
Внешние факторы на стороне В:
- вероятности поражения атакующих ударных средств стороны А (обычных, ВТО, ядерных) средствами ПВО и ПРО стороны В. Здесь должны быть учтены возможные потери средств ПВО и ПРО стороны В, а также элементов систем управления ими в ходе предшествовавших ограниченных военных действий и в начале глобального конфликта.
Планирование самых худших для стороны А сценариев развития конфликта требует учитывать при моделировании вариант, когда в критический момент высшее руководство стороны В решится на делегирование ядерных полномочий до самых низших уровней своих сил, то есть передаст разблокирующий шифр и другие необходимые пусковые приказы еще до падения первых блоков со стороны А на все командные пункты ракетных полков МБР, бомбардировщики, подводные лодки, и даже на штатные расчеты мобильных пусковых установок и созданные для чрезвычайной ситуации расчеты автономного пуска (РАП) возле шахтных ПУ.
Это, конечно, не означает немедленный пуск всех ракет стороной В, поскольку в такой ситуации все будет зависеть от действий людей на низших уровнях системы управления: их своевременной информированности о начале реальной ядерной войны и решимости выполнить свою боевую задачу. Однако какой процент их «срабатывания» задавать в модели – вопрос не совсем аналогичный рассмотренному выше, поскольку там речь шла о готовности расчетов стороны А начать ядерную войну, а здесь – о решимости расчетов на стороне В совершить акт возмездия. Очевидно, коэффициент срабатывания при ответном ударе должен задаваться выше. Но он не может быть равен 100%, так как предполагается, что расчеты стороны В решатся на пуски своих ракет лишь при явных признаках ядерных взрывов вокруг, когда сторона В уже несет первые потери. Здесь стороне А придется анализировать планируемые ею схемы удара (одновременный или растянутый во времени приход ее блоков к целям в каждом позиционном районе стороны В).
По той же логике сторона А будет вынуждена исследовать и сценарий с «чистым» ответно-встречным ударом против нее, когда руководство на стороне В все-таки даст приказ на пуск своих ракет только на основании данных СПРН. Здесь можно учесть реальные возможности СПРН стороны В и возможность ее обхода (например, в российской СПРН имеются «дыры», о которых сейчас много говорят, а в Китае СПРН практически нет).
Очевидно, что при совместном моделировании вариантов ОВУ и ОУ (LOW and LUA) интересы сторон могут быть разными. Сторону А будет в первую очередь заботить схема ОВУ со стороны В, и общая оценка степени риска для А будет определяться в основном этим вариантом, так как величина возмездия будет здесь больше. В то же самое время, сторона В будет ждать от моделирования ответа на вопрос, насколько может ее менее эффективное возмездие в варианте ОУ сдерживать потенциального агрессора А. Конечно, ответ на этот вопрос интересен и для плановщиков стороны А.
3.4. Учет экологического фактора.
Сегодня мало говорят об экологических последствиях гипотетического ядерного конфликта, хотя 30-40 лет назад эта тема была актуальна и угроза глобальной «ядерной зимы» играла не меньшую роль в укреплении взаимного сдерживания, чем другие возможные последствия задействования гигантских ядерных арсеналов. Сейчас эти арсеналы существенно уменьшаются, но делать на этом основании вывод, что экология в этом вопросе уже не важна, было бы преждевременно. Вот почему при построении и использовании рассматриваемой модели целесообразно принять во внимание экологический фактор.
Сделать это можно так. Результат каждой симуляции на модели (то есть одного разыгрывания конкретного сценария нападения А на В) оценивается не только с чисто военно-стратегической стороны, но и по глобальному экологическому эффекту. Если данный результат с экологической точки зрения неприемлем для стороны А (и ее союзников) как немедленно, так и в долгосрочной перспективе, то он маркируется («эк») и учитывается как неприемлемый ущерб для стороны А. Вполне возможно, что даже при довольно глубоких последующих сокращениях СНВ экологическое ограничение будет превалировать над военно-стратегическим во многих сценариях, и это не может не учитываться при использовании результатов моделирования.
Конечно, можно воспользоваться более простым, грубым методом, когда экологическая неприемлемость определяется общим числом ядерных взрывов на Земле (скажем, не более 400). Но предпочтительнее учет особенностей каждого конкретного сценария, географии ядерных взрывов, вторичных эффектов (поражение атомных электростанций, плотин) и т.д.
Методика учета экологического фактора и используемых при этом параметрах и критериях может изучаться независимо и параллельно с проблемой моделирования ядерной войны.
3.5. О многополярных моделях на основе предложенного подхода.
Разрабатывать многополярную модель ядерной войны необходимо, поскольку политики и военные стратеги не только рассматривают гипотетические альянсы ядерных стран (например, России и Китая против США и НАТО), но иногда используют эту карту в своей текущей деятельности. Кроме того, наличие «неофициальных» ядерных стран (Индии, Пакистана и других) вносит дополнительные особенности в расклад сил на мировой арене.
Предложенный подход вполне приемлем и построения многополярных моделей ядерного обмена. Однако, до создания многополярной модели (для трех и более сторон) целесообразно отработать ее в двухполярном варианте. Это даст опыт и расширит круг вопросов для создания многополярных аналогов.
Рассмотрим варианты построения многополярной модели.
3.5.1. Альянсы одних ядерных стран против других.
Противостояние любого альянса ядерных государств (два участника или более) и другого государства (альянса) целесообразно представить в виде дуэльной ситуации с двумя противниками. Только здесь с каждой стороны будут объединенные ядерные силы и их инфраструктуры, включенные в единый граф связности. Учесть в такой модели все ядерные средства, их дислокацию, боевые возможности и элементы систем управления не представит особого труда. Однако такая двухполярная (но с участием ряда стран) модель предполагает необходимую степень открытости исходных данных между всеми ее участниками, равно как и их участие в совместном моделировании возможных сценариев противоборства и в оценке результатов. Для этого должны быть созданы соответствующие политические условия.
Очень сложным видится согласование между участниками альянса планов нацеливания их средств. Однако это трудность скорее политического характера, а не собственно моделирования. В конечном итоге, любой вариант распределения целей задается в модель в комплекте исходных данных обычным образом.
Для такой псевдодвухполярной модели необходимо формализовать и ввести в единый граф связности процедуры согласования между участниками альянса, подвергшегося нападению, решения на ответные действия и передачи приказа на национальные ядерные средства.
Понятно, что если прогнозируемый исход конфликта неприемлем для одного из участников альянса, это должно считаться неприемлемым и для всех других его участников.
3.5.2. Сценарии с «выжиданием».
Особенно трудно построить многополярную модель, где один или несколько ее участников придерживаются стратегии выжидания, то есть планируют вступить в войну после обмена ударами между двумя другими странами или альянсами.
Рассмотрим абстрактный вариант: США (сторона А1) нападают на Россию (В1), между ними происходит скоротечная ядерная война, в которой победу, но очень дорогой ценой, одерживают США; и здесь Китай (А2) наносит по остаткам сил США (В2) решающий удар и пожинает политические плоды своей победы. Предполагается, что остальные члены НАТО и другие страны по разным соображениям не участвовали в войне. Что можно рекомендовать плановщикам при моделировании такой ситуации?
Во-первых, как уже было сказано, это не должно делаться в одностороннем порядке, без участия специалистов всех стран, задействованных в сценарии (в данном случае – США, России и Китая). Вернее, одностороннее моделирование допустимо, но его результаты не могут быть настолько достоверными и значимыми, чтобы на их основе делать какие-либо практические выводы.
Во-вторых, США должны проводить в этом сценарии оценку вероятности недопустимого для них обобщенного ущерба сначала от ответных действий России и затем от нападения Китая. Для этого в каждой симуляции на модели последовательно разыгрываются обе войны и определяется суммарный ущерб для США в данной симуляции. При многократных симуляциях получится уже знакомый нам статистический ряд результатов обобщенного ущерба, по которому обычным путем оцениваются различные значения индекса сдерживания P(W>Wreq). Ущерб W определяется, как и ранее, с учетом суммарных военно-стратегических, экономических, людских и других потерь, а также глобальных экологических последствий.
Наконец, необходимо понимать еще до начала совместного моделирования, что в случае получения плохих для сторон В1 и В2 прогнозов сдерживания (относительно малая величина обеспечиваемого ими возмездия), стороны А1 и А2 не в праве не только начинать ядерную войну, но и даже предъявлять ультиматум потенциальным жертвам. Причина – стороны В могут заявить в таком случае, что они учли в модели не все свои возможности, а значит их возмездие может быть и больше.
Данный сценарий может иметь подварианты. Например, когда Китай берет в союзники другие ядерные страны или когда остальные страны НАТО осуществляют третий акт спектакля – наносят поражение Китаю. Впрочем, это будет уже не так интересно для американских плановщиков.
3.5.3. Другие возможные особенности.
а) При моделировании будут учитываться различные варианты возможного глубокого понижения готовности ядерных сил сторон (De-Alerting). Для многополярных моделей учет сложнее, чем для двухполярных, поскольку разные участники альянсов, в силу своих специфических условий, могут иметь разное расчетное время приведения ядерных сил в полную готовность.
Указанные сценарии реализуются в модели введением соответствующих значений времени задержки по выполнению ответного удара для каждого ядерного средства стороны В. При этом следует учесть, что стороне А будет трудно полностью скрыть свою подготовку к внезапному нападению на В, тем более что обе стороны имели в мирное время обоюдное глубокое понижение своих сил и контролировали друг друга с помощью согласованных процедур. Поэтому сторона А должна опять предполагать худший для себя случай, когда сигналом для стороны В на ответный удар может стать не факт уже начавшихся ядерных взрывов на ее территории, а обнаруженное стремительное повышение боевой готовности сил А. По-существу, в этом случае в ходе моделирования может получиться уже не ответный, а ответно-встречный удар стороны В. Все будет зависеть от разницы во времени ускоренного приведения сил сторон в готовность к пуску ракет.
б) При многополярном моделировании анализируются возможные последствия проникновения фанатиков-террористов в систему управления ядерными силами какой-нибудь из сторон и проведения пусков ее ракет с целью инициирования глобальной катастрофы. Этот сценарий наиболее опасен в условиях международной напряженности и при полной готовности ядерных сил, поскольку в случаях де-алертинга у сторон есть время среагировать.
В данном сценарии неожиданные для всех ядерные удары будут «слепыми», поскольку террористы не могут заранее знать, какие ракеты и по каким целям будут запущены в результате их действий. Вполне возможно, что таким образом страна, подвергшаяся диверсии и поневоле ставшая «стороной А», ударит совсем не по тому, по кому она предполагала бы ударить в случае начала конфликта. Жертвами этого несанкционированного нападения могут стать даже ее союзники (коллеги по альянсу), если часть ракет была «на всякий случай» нацелена и на них. Конечно, такие нюансы можно будет учесть лишь при исследовании различных вариантов нацеливания между всеми участниками гипотетического конфликта, что, по понятным причинам, будет сделать достаточно трудно.
Заключение
Изложенные здесь рекомендации убеждают, что моделирование – это большой и сложный труд, требующий совместных усилий экспертов разных стран и большой степени открытости между участниками по исходным данным. Сам факт начала и развертывания такой совместной работы уже имел бы огромное значение.
Вовсе не обязательно начинать с детальной взаимной информированности. Гораздо важнее на единой двухполярной модели с условным комплектом исходных данных попытаться доказать, что исключить большое (неприемлемое) возмездие невозможно в принципе. Что нельзя исключать даже такие варианты, когда число ядерных блоков страны-жертвы (стороны В), достигших целей на территории агрессора (стороны А), может быть соизмеримо с ее (стороны В) исходным боеготовым арсеналом в мирное время. После такого важного заключения можно с большей эффективностью и пользой приступить к разработке детальных двух- и многополярных моделей и к их совместному использованию при выработке рекомендаций по ядерному разоружению.
Возможны возражения, что разговоры о ядерной войне сегодня непопулярны. Однако лучше не иметь ее ни разу реально и сыграть сотни тысяч раз на компьютере, чтобы не только доказать ее бессмысленность (что, в общем-то, и так для всех очевидно), но и попытаться совместно увидеть количественные границы разумных минимумов ядерных арсеналов.
Библиография
- Есин В.И. Тенденции развития ядерных сил в ХХI веке // Ежедневный журнал. 5.09.2007.
- Косолапов Н.А. Ядерное сдерживание в современном постбиполярном мире: логика идеи и средства реализации. – http://www.nationalsecurity.ru/library/00029/index.htm.
- Обама Б., Медведев Д. Совместное понимание. 6.07.2009.
- Рогов С.М. Судьба стратегических вооружений после Праги: Какими могут быть дальнейшие шаги по сокращению ядерного потенциала // Независимое венное обозрение. 27.08.2010.
- Ярынич В. Проблемы СНВ–ПРО нет // Отечественные записки. 2002. ? 8.
- Ярынич В. Убрать палец с "курка": Комментарий к докладу ИСКРАН по проблеме снижения взаимных ядерных рисков между Россией и США // Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ. 2004. – http://www.armscontrol.ru/pubs/vyy040827b.htm.
- Ярынич В., Старр С. Ядерное первенство – заблуждение // Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ. 25.05.2006. – www.armscontrol.ru.
- Blair B., Esin V., McKinzie M., Yarynich V., Zolotarev P. Smaller and Safer: A New Plan For Nuclear Postures // Foreign Affairs, Vol. 89, ? 5, 2010.
- Blair B., Esin V., McKinzie M., Yarynich V., Zolotarev P. Technical Appendix to “Smaller and Safer: A New Plan For Nuclear Postures” // Foreign Affairs, Vol. 89, ? 5, 2010. – http://www.globalzero.org/files/FA_appendix.pdf
- Bunnell R., Takacs R. BRIK: An Interactive, Goal Programming Model for Nuclear Exchange Problems (Thesis) // Air Force Institute of Technology, March 1984.
- Centre for Research on Globalization (Canada). – http://www.globalresearch.ca/index.php?context=va&aid=4991.
- Davis L., Schilling W. All You Ever Wanted To Know About MIRV and ICBM Calculations But Were Not Cleared To Ask // Journal of Conflict Resolution, 1973, Vol. 17, pp. 207–242.
- Gelovani V., Piontkovsky A., Skerokhodov A. Strategic Stability Analysis through Mathematical Modeling // International Political Science Review, 1990, Vol. 11, pp. 243–260.
- Grotte J. Measuring Strategic Stability with Two-Strike Nuclear Exchange Models // Journal of Conflict Resolution, Vol. 24, No. 2, June 1980, pp. 213–239.
- Hillerman N. The Theoretical Basis of the CODE 50 Nuclear Exchange Model // Center for Naval Analysis, March 1972.
- Hoeber F. Military Applications of Modeling: Selected Case Studies // Military Operations Research, A Series of Monographs and Texts, Vol. 1, Gordon and Breach, 1981.
- Kent G., Thaler D. First-Strike Stability: A Methodology for Evaluating Strategic Forces. RAND, R-3765-AF, August 1989.
- Lieber and Press. The Rise of U.S. Nuclear Primacy // Foreign Affairs. March/April 2006.
- Norris R., Kristensen H. Nuclear Notebook: Russian Nuclear Forces, 2009 // Bulletin of the Atomic Scientists, May/June 2009.
- Norris R., Kristensen H. U.S. Nuclear Forces, 2010 // Bulletin of the Atomic Scientists, May/June 2010.
- Paul M., Hillerman N. The Calculational Procedure of the CNA Version of the CODE 50 Nuclear Exchange Model // Center for Naval Analysis, April 1970.
- Podvig P. The Window of Vulnerability that Wasn’t: Soviet Military Buildup in the 1970s // International Security, Summer 2008, Vol. 33, No. 1: 118–138.
- Toon O., Turco R., Robock A., Bardeen C., Oman L., Stenchikov G. Atmospheric effects and societal consequences of regional scale nuclear conflicts and acts of individual nuclear terrorism // Atmospheric Chemistry and Physics 7, 8 (2007) 1973-2002.. – http://www.atmos-chem-phys.net/7/1973/2007/acp-7-1973-2007.html.
- USSTRATCOM. – http://en.wikipedia.org/wiki/United_States_Strategic_Command.
- Wilkening D. A Simple Model for Calculating Ballistic Missile Defense Effectiveness // Working Paper, Center for International Security and Cooperation, Stanford University, August 1998.
- Yarynich V. C3: Nuclear Command, Control Cooperation, CDI, Washington D.C., 2003.
[1] Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта "Особенности глобализационной стратегии США и их влияние на политику безопасности России в многополярном мире", проект 09-03-00771 a/р.